– Хорошо, я украду где-нибудь Коран, и ты меня научишь, как его читать. Ты умная, я знаю, что ты прежде сама научишься, как учишься всему. Но взамен скажи мне свою тайну?

– Какую тайну? – удивилась Ашхен.

– Почему отец отдает тебе свою еду? И не только он. Я видел, как мать подкладывает тебе в тарелку лучшие кусочки. А вслух говорит, что ты обуза и всех нас объедаешь. Но я вижу, как они на тебя смотрят, наши родители. Они тебя почему-то боятся. А вчера Седа украдкой, когда отвернулась мать, спрятала в кармане фартука лаваш. Она ведь тебе его отдала. В чем твой секрет? Скажи, – Баграт требовательно посмотрел на сестру.

Она вздохнула и с сожалением вытерла о траву липкие руки. Еды больше не было. Баграт еще ребенок. Но, с другой стороны, он самый умный из всех ее сестер и братьев. Не такой, конечно, умный, как она сама, но с другими и вовсе каши не сваришь.

– Вечером, когда все засыпа´ют, я тайком поднимаюсь на крышу. Лежу и смотрю на звезды, – мечтательно сказала Ашхен. – Они такие красивые. Я лежу очень тихо и мечтаю о жареном гусе или о барашке на вертеле. Чтобы он весь, целиком, достался мне…

– Я спросил…

– Не перебивай. Не только я не сплю по ночам. Наша соседка, вдова Айше, тоже не спит. Я видела, как ночью через забор перелезает отец. И идет к ней в дом.

– Он ей помогает, она ведь вдова.

– Тогда почему они раздеваются донага?

– Ты видела отца голым?!

– И его, и ее. Я ведь тоже могу перелезть через забор.

– Ты?! Через забор?!

– Баграт, я просто мало двигаюсь. Что толку двигаться без всякой пользы? Но для того, чтобы узнать кое-что интересное, к примеру о нашем отце и вдове Айше, я готова и через забор перелезть, – насмешливо сказала Ашхен. – Хоть мне было и тяжело, но зато я подсмотрела кое-что интересное. Они сначала трогали друг друга везде, а вдова стонала, будто ее пытают, но отца не отпускала. Она вцепилась в него и изо всех сил тянула на себя, в себя… – Баграт тяжело задышал. – Я знаю: они делали детей. Мама больше их не хочет, я слышала, как она говорила это отцу. А вдова Айше, видать, хочет. У нее-то ребеночка нет. Я сказала отцу, что видела его ночью в доме у соседки. И что они были голые. Он просил не говорить об этом матери. И отдает мне за молчание часть своей еды.

– Но почему тогда мать отдает тебе свою еду?!

– Потому что я ей все рассказала. Мне очень хотелось есть, – пожаловалась Ашхен. – Мать напекла лепешек, но не давала их мне. Я знала, что у нее и мед есть. Я продала ей папину тайну. За горячие лепешки с медом.

– Но тогда отцу больше не нужно твое молчание!

– Зато оно нужно матери. Она просила меня никому больше об этом не говорить. Она давно все знает, Баграт. И про вдову Айше, которой помогает отец, и про другую вдову, которой он помогал раньше. Эти взрослые такие странные. Отец не знает о том, что мать все знает, а она не хочет, чтобы отец знал об этом. Что она все знает.

– Я ничего не понял!

– Вот потому тебе и нужна будет моя помощь, чтобы стать пашой. Я-то все поняла. У каждого есть тайна, и он уверен, что ее не знают другие.

– А Седа? О чем она тебя просила?

– Как и все: молчать. Молчание – вот главное золото, Багратик. Тот, кто все знает и молчит об этом, тот и богат. Сестра украла ленту у Шагане, а я это подсмотрела. Я слежу за всеми, вдруг да увижу что-то интересное? Шагане ведь собирается осенью замуж, – равнодушно сказала Ашхен. – Ей надо быть красивой, и мать дает ей немного денег, чтобы она украшала свою шапочку и фартук. Чтобы ее на празднике заметили, ведь это может быть зажиточный крестьянин. А Седе денег не дают, но она тоже хочет поскорее выпорхнуть из дома. Вот она и украла ленту, из зависти. Но Шагане дурочка, ей никогда не выйти замуж за богатого, хоть и с лентами, – презрительно сказала Ашхен.

– Но почему ты ей не поможешь своими советами, как ты помогаешь мне?

– В ее доме мне все равно не будет места. Ты, братик, прав: мне не выйти здесь замуж. А незамужняя старшая сестра – это нахлебница и приживалка. Я хочу уехать в Стамбул. Судьба Шагане мне совсем не интересна. Здесь сестра родилась, здесь и состарится… Она, но не я, ты понял, братишка?

– Баграт! – раздался в саду грозный крик отца. – Где ты, Баграт?! Живо сюда!

– Помни, что я тебе сказала, – Ашхен торопливо встала.

– Заступись за меня! Ведь отец тебя боится! Он послушает тебя!

– Еще чего! Тебе ведь предстоит обрезание, – Ашхен показала брату язык. – Учись терпеть боль. Ее будет много, мой маленький братик. Но это хорошо. Без боли тебе никогда не стать настоящим мужчиной. А мне не нужен нытик и слабак.

– Баграт!!!

Он смотрел, как Ашхен торопливо уходит в дом. Теперь он знал ее тайну. Отныне это их общая тайна. Они оба хотят во дворец султана. У которого вся власть и все деньги. Чтобы разделить с ним и власть, и эти деньги.

Три года спустя…

Идут… Они идут!!! Палачи… Он ясно слышал их шаги, хотя палачи не ходят, а крадутся. Но за много-много лет, он уже и не помнил, сколько их прошло с того дня, как его заточили в эту золотую клетку, Ибрагим научился слышать, как под окном крадется за добычей на своих мягких лапках дворцовая кошка. С того самого дня он не спал, а лишь дремал, ценя каждую минуту своей жизни, которая могла оборваться в любой день, в один миг…

Палачи с шелковыми шнурами, потому что ни капли султанской крови, крови правящей династии, не должно пролиться ни на землю, ни на мягкие ковры, устилающие пол Кафеса, – вот его смертельный страх. Леденящий и убивающий мозг и душу. Он давно уже разучился спать, поэтому его воспаленный мозг теперь чутко реагировал на каждый шорох…

И в самом деле идут! Они даже не таятся! От звука их шагов у него заложило уши. Дико заболела голова. Он затрясся, сполз с кровати на пол и, стуча зубами, отполз в самый дальний и темный угол своей золотой клетки. Это идет его смерть!!!

Но потом опомнился и вскочил. Еще хотя бы минуту… Лишнюю минуточку жизни… И он торопливо, задыхаясь и покрываясь потом от натуги, потащил к дверям тяжелый кованый сундук. Отчаяние удесятеряло его силы. За сундуком последовал диван, а после почти уже бьющийся в припадке шехзаде лихорадочно стал сдирать с пола своей золотой клетки мягкие ковры. И наваливать их на диван, на сундук, приставленный к двери, чтобы заглушить эти страшные шаги в гулком дворцовом коридоре. Шаги его палачей.

– Да здравствует восемнадцатый султан Великой Османской империи Ибрагим хазретлири первый!

– Слава султану Ибрагиму!

– Слава!

Он захохотал: врете! Вы меня не обманете! Вы хитрые, но я хитрее!

– Откройте, о великий султан!

– Повелитель, примите нашу клятву верности!

Он с трудом заполз под свисающий с сундука ковер, спрятав под ним голову, сжался в комок и зажал ладонями уши. Еще хотя бы минуту…

– Ибрагим, сынок, открой!

Мама?! И она с ними заодно?! Предательница! Вокруг одни предатели!

– Убирайтесь! Я хочу жить! Жить!!!

– Сынок, ты будешь не только жить, но и править! Твой старший брат Мурад только что скончался. Теперь ты султан. Восемнадцатый султан Османской империи.

– Слава новому султану!

– Слава Ибрагиму хазретлири!

– Врете! Вы хотите, чтобы я вышел! Но я не выйду! Нет! Потому что вы меня убьете!!

За дверью затихли. Потом он услышал, как мать спросила у его палачей:

– Что будем делать? Не ломать же дверь. Он теперь правитель. Наш султан.

– Как прикажете, валиде. Дверь надежная, но сломать ее можно.

Мать молчала, видимо, раздумывала. Кёсем-султан недаром столько лет держала империю в своих маленьких, но цепких руках. Она была очень умной, его мать. Умной и хитрой. Ибрагим насторожился. Мать сейчас попытается его обмануть. Так и есть: она заговорила вкрадчиво, как в детстве, когда убаюкивала его, еще малыша:

– Ибрагим, сыночек мой, выйди к своим подданным. Мы все коленопреклоненно ждем, когда новый султан объявит нам свой сиятельный лик. Отныне мы все верны тебе и готовы тотчас исполнить любой твой приказ.

– Тогда принесите мне труп моего брата! Если вы не врете и он и в самом деле умер!

За дверью зашушукались. Он ясно слышал каждое слово, с его тонким слухом ничей другой во всем огромном дворце не мог сравниться. Они и в самом деле говорят о Мураде. Что он умер. Лжецы!!!

– Сынок, ты что, не веришь мне, своей матери?

– Нет!

– Что делать, Кёсем-султан?

– Несите моего сына. Мурада.

– Но…

– Вам приказывает сама валиде-султан! Живо!

Он услышал в коридоре топот ног. Часть из тех, кто толпился под его забаррикадированной изнутри дверью, удалилась. Он затаился под душным ковром, слушая дыхание матери. Она взволнованна. Но не зла. Мама…

Как же хочется прижаться к ее груди! Мама, мамочка… Он отогнал от себя эти трусливые мысли. Там, где его мать – там смерть! Сколько его единокровных братьев умерло, пока правил старший, Мурад? О, жестокое чудовище! Мехмед… Баязид… Сулейман… Или Мехмеда задушили не по приказу Мурада? Это было гораздо раньше, когда правил Осман. Их сводный брат.

Ибрагим уже этого не помнил. Много лет с ним никто не говорил. Евнухи, немые и глухие, прислуживавшие ему, были похожи на тени. Тени с того света, куда он, шехзаде Ибрагим, мог отправиться в любой день, в любую минуту…

– Повелитель, взгляните. Под вашей дверью лежит ваш старший брат, султан Мурад. Он мертв.

Ибрагим заколебался. А вдруг они не врут?

– Отойдите все! Выйдите на улицу! Только тогда я открою дверь! И не вздумайте меня обмануть! Я слышу всё!

Он ждал, пока они все уйдут, чутко прислушиваясь. И лишь когда убедился, что коридор перед дверями его золотой клетки пуст, стал оттаскивать от нее сундук.

Султан Мурад и в самом деле лежал под дверью. Ибрагим не сразу вышел из своей тюрьмы. Какое-то время он думал, что брат притворяется. Решил его обмануть. Но Мурад не двигался и не дышал. Ибрагим, вжимаясь в дверь, чутко прислушивался, но дыхания брата не слышал. Мурад по-прежнему был огромен и ужасен. Но непривычно тих. Кровавый султан Мурад IV.

Умер?!

Ибрагим наконец вышел из клетки, комнаты с зарешеченными окнами, в которой его насильно держали с двух лет, и тронул тело брата острым носком своей домашней туфли. Мурад не шевелился. И тогда разозленный Ибрагим пнул его ногой, потом еще раз и еще. А после этого прыгнул на труп своего брата и яростно стал молотить по нему ногами…

– Ибраги-им!!!

К нему бежала мать.

– Стой! – заревел он. – Я, султан Османской империи, приказываю тебе: остановись!

И мать замерла, не осмелившись приблизиться к нему. Именно это его и убедило окончательно. Всесильная Кёсем-султан повинуется его приказам! Значит, он главнее! Он самый главный теперь во всей этой огромной империи! Повелитель!

Ибрагим хазретлири первый!

* * *

– Багра-ат….!!! – стонущая мать упала на колени и протянула к нему руки. – Сынок!!! Не-е-ет!!!

Он дернулся, было, но словно споткнулся о презрительный взгляд Ашхен. И, гордо вскинув голову, отвернулся. Только что староста, священник и кади записали его имя в реестр. Баграт отобран по системе девширме. Теперь ему сделают обрезание и дадут другое имя, мусульманское. И увезут в Стамбул.

Кади был необычайно доволен: мальчик умеет считать и писать! И даже читал Коран! Душа неверного сама потянулась к свету истиной веры. Надо будет отправить письмецо с агой в султанский дворец, чтобы этого тринадцатилетнего мальчика выделили особо. Он очень уж смышленый. И сильный. Из таких и получаются полководцы, паши и даже великие визири. Сколько их, отобранных так же, как и Баграт, по девширме добрались до самой вершины власти! И женились на сестрах султана, на госпожах. У мальчика большое будущее, если ему помочь. И довольный кади взялся за перо. Наконец-то он отправит в султанский дворец истинный алмаз. Неграненый пока, но дворцовое воспитание отшлифует характер мальчишки, и бывший Баграт превратится в настоящий бриллиант.