Тане захотелось вцепиться ему в волосы и отхлестать по щекам, но она сдержалась, и ни слова не говоря, развернулась, намереваясь уйти. Билли вдруг схватил ее за руку и втащил обратно, захлопнув дверь ногой.

– Сейчас же отпусти меня, говнюк!

Тана попыталась выдернуть руку, но, к своему удивлению, обнаружила, что он сильнее, чем можно было ожидать. Билли грубо схватил ее за плечи и с силой прижал к стене, так что ей стало трудно дышать.

– А ну покажи, сучка, как работает твоя мамаша!

Он больно заломил ей руки назад. Она задыхалась, на глазах выступили слезы, но не столько от страха, сколько от бессильного гнева.

– Да что ты себе позволяешь?

Она попыталась оттолкнуть его, но он опять толкнул ее к стене, и она больно ударилась затылком. Увидев его обезумевшие глаза, она испугалась по-настоящему. А он хохотал ей прямо в лицо, как сумасшедший.

– Не будь кретином, Билли! – Голос Таны срывался от негодования и страха.

Одной рукой он стиснул оба ее запястья – она и представить не могла, какая сила таится в его руках, – а другой расстегнул молнию на ширинке и брючный ремень.

– Потрогай вот эту штуку, маленькая дрянь!

Ее лицо побелело от ужаса, она рванулась, пытаясь освободиться, но он опять ударил ее головой о стену. Она сопротивлялась изо всех сил, а он смеялся над ее беспомощностью. И тут Тану охватил панический ужас: она поняла, что происходит. Билли с силой ударял девушку головой о стену, еще и еще, пока у нее на губах не показалась тоненькая струйка крови. Раздался треск разрываемой ткани, и ее обнаженное, смуглое от загара стройное тело оказалось во власти грубых рук. Ее щипали, тискали, мяли, давили; руки были везде: на животе, на груди, на бедрах… Он слюнявил своим языком ее лицо, обдавая перегаром, а потом и вовсе засунул руку между ног. Тана вскрикнула и укусила его за шею, но он даже не обратил внимания на это. Схватив ее за волосы, он начал зверски наматывать их на кулак, пока ей не показалось, что они вырываются с корнем. Он кусал ей лицо, шею. Она молотила кулаками его по спине, пыталась пнуть коленями. Тана теперь спасала не только свою честь, но и жизнь, только силы были неравны. Обессиленную, задыхающуюся от рыданий, он повалил Тану на толстый серый ковер и сорвал с нее все, что еще оставалось, включая ажурные белые трусики. Она билась в истерике, умоляя о пощаде, а он стянул брюки и, отшвырнув их в сторону, навалился на нее всей тяжестью, пригвоздив к полу, потом резко раздвинул ей бедра. Казалось, он хотел разорвать ее на части: пальцы его впивались в плоть, раскрывая и обнажая, потом он терзал ее ртом, губами и языком. Тана страшно кричала и пыталась вырваться, а он с силой швырял ее обратно. Она была почти без сознания, когда он овладел ею. Взгромоздившись на свою полуживую жертву всем телом, он вламывался в нее снова и снова, пока наконец не достиг желанной кульминации. Она едва дышала, глаза закатились, а на сером ковре под ней расплывалось красное пятно.

Билли Дарнинг встал и, довольно усмехнувшись, принялся одеваться, глядя на свою жертву:

– Вот так, мисс Недотрога.

В эту минуту кто-то вошел в комнату.

– О господи! Что ты с ней сделал?

Тана сквозь шум в ушах, на грани забытья услышала:

– Не бери в голову! Ее мамаша – платная подстилка моего старика.

Раздался смех.

– Тогда другое дело. Похоже, вы неплохо провели время, по крайней мере один из вас. А у нее что, месячные?

– Без понятия, – равнодушно буркнул Билли, застегивая брюки.

Тана все еще лежала на полу с раскинутыми ногами, точно сломанная кукла, а они стояли над ней и смотрели. Наконец Билли наклонился и похлопал ее по щекам.

– Все, закончили! Вставай!

Тана не шевелилась, сознание почти покинуло ее. Тогда он пошел в ванную, намочил полотенце и набросил на нее, будто она была в состоянии что-то сделать. Через мгновение ее вырвало, и Билли завопил, схватив ее за волосы:

– Не смей блевать на ковер! Грязная свинья!

Он рывком поднял ее на ноги, приволок в туалет и швырнул к унитазу. Ее опять вырвало, а он перешагнул через нее и захлопнул за собой дверь. Прошел не один час, прежде чем Тана обрела способность соображать; из горла ее вырвались сдавленные рыдания… Вызванное ею такси давно ушло, на последний поезд она опоздала, но страшнее всего было другое: ее изнасиловали. Тану всю трясло, зубы стучали, во рту пересохло, к тому же страшно болела голова. Как же теперь добраться до дому? Платье разорвано, туфли перепачканы кровью. Она сидела, сжавшись в комок, на полу туалета, когда вошел Билли. Швырнув ей какое-то платье и туфли – видимо, сестры, – он пробормотал:

– Одевайся, отвезу домой.

Он был вдрызг пьян.

– А что потом? – в истерике выкрикнула Тана. – Что ты скажешь своему отцу?

Он нервно оглянулся и посмотрел в спальню.

– Про что? Про ковер?

– Про меня!

– Ну, это не моя вина, малышка! Ты сама меня спровоцировала.

Эти слова привели ее в ужас, и теперь она хотела только одного: поскорее выбраться отсюда, даже если б пришлось проделать весь путь до Нью-Йорка пешком. Схватив одежду в охапку, она резко оттолкнула его и кинулась в спальню. Нагая, с развевающимися всклокоченными волосами, с заплаканным лицом, она едва не сбила с ног приятеля Билли, который, увидев ее засмеялся:

– А вы с Билли, видать, неплохо развлеклись!

Тана окинула его диким взором, влетела в ванную комнату, быстро оделась и побежала вниз. Последний поезд ушел, найти такси нечего было и думать, музыканты уже уехали, и она бросилась к подъездной дорожке, не думая об оставленном разорванном платье, о сумочке. Главное – прочь отсюда. Можно остановить полицейскую машину, добраться на попутке или как-нибудь еще… Слезы застилали ей глаза, не хватало воздуха. Вдруг за спиной вспыхнули огни фар. Тана ускорила бег, инстинктивно догадываясь, что Билли едет следом. Зашуршали шины по гравийному покрытию дорожки, и она нырнула в тень деревьев. Он нажал на клаксон и закричал:

– Садись, отвезу домой!

Тана, заливаясь слезами, петляла между деревьями, а он ехал за ней. Вокруг – ни души. Наконец Тана выбилась из сил и в полной истерике выкрикнула:

– Оставь меня!

Она остановилась, присела на корточки и, рыдая, обхватила колени руками. Он вышел из машины и медленно приблизился к ней. Ночной воздух немного отрезвил его, и теперь Дарнинг уже не казался невменяемым, хотя выглядел хмурым. На месте пассажира в длинной, сверкавшей зеленым лаком спортивной машине сидел его друг и молча наблюдал за происходящим.

Билли стоял посреди шоссе, широко расставив ноги, освещенный зловещим светом фар.

– Садись в машину, малышка.

– Не смей так меня называть!

Из груди у нее рвался безудержный крик, но сил уже не осталось даже кричать, не то что бежать. Все члены ее ныли, голова раскалывалась от боли, на лице и бедрах засохла кровь. Она окинула его совершенно бессмысленным взглядом и, поднявшись, заковыляла по дороге. Он попытался схватить ее за руку, но она взвизгнула и бросилась бежать. Он постоял немного, глядя ей вслед, и повернул обратно.

– Ну и черт с тобой! Было бы предложено. Не хочешь – не надо.

Тана шла спотыкаясь, ничего не видя перед собой и охая от боли. Минут через двадцать он опять нагнал ее. Завизжали тормоза, он выскочил из машины и схватил ее за руку. Заметив, что теперь с ним никого нет, Тана решила, что он опять намерен изнасиловать ее. Охваченная ужасом, она начала отбиваться, но он подтащил ее к машине и, осыпая бранью, втолкнул внутрь. От него опять пахло виски.

– Какого дьявола! Сказал же, что просто хочу отвезти тебя домой. Садись в эту треклятую машину и не рыпайся!

Он грубо швырнул ее на сиденье, и Тана поняла, что спорить с ним бесполезно. Они здесь одни, Билли может сделать с ней все, что захочет, он это уже доказал. Тана покорилась судьбе, и машина помчалась в ночь. Она почти не сомневалась, что он увезет ее куда-нибудь и опять изнасилует, но он свернул на автостраду. Прохладный ветерок, врывавшийся в открытые окна, по-видимому, привел в чувство обоих. Он то и дело оборачивался и смотрел на нее, потом указал на коробку с бумажными салфетками.

– Возьми оботрись.

– Зачем? – произнесла Тана безжизненным голосом, глядя в одну точку.

Шел уже третий час ночи. По шоссе с шумом проносились редкие грузовики.

– Ты не можешь появиться дома в таком виде.

Она ничего не ответила, даже не обернулась. Ее не покидал страх, что он остановится и опять возьмет ее силой. Но теперь он не застигнет ее врасплох: она выбежит на шоссе и попытается остановить какую-нибудь машину. Тана все еще не могла осознать, что это произошло с ней. Теперь ее мучила мысль, уж не была ли она виновата сама: может, недостаточно сопротивлялась? Может, сделала что-то такое, что поощрило его? Думать так было невыносимо… Вдруг она заметила, что они как-то странно едут. Оказывается, Билли заснул, уронив голову на руль. Она дернула его за рукав, он вздрогнул и взглянул на нее, явно не понимая, что от него хотят.

– Проклятье! Ты нас угробишь. Просыпайся!

– Ладно. Не ори, – буркнул Билли.

Некоторое время машина шла ровно, потом опять начала вилять. На этот раз Тана не успела разбудить его: мимо них на большой скорости мчался грузовик с прицепом, и легкую спортивную машину занесло. Послышался ужасающий визг тормозов, грузовик потерял управление и перевернулся. Машина Билли, чудом не задев прицеп, врезалась в дерево. Тана ударилась о лобовое стекло и, впав в ступор, неподвижно уставилась в одну точку. К реальности ее вернул негромкий стон. Лицо Билли было залито кровью, но Тана не пошевелилась. Потом дверца распахнулась, и чьи-то сильные руки легла ей на плечи. Не помня себя от страха, она закричала. Все, что произошло этой ужасной ночью, разом нахлынуло на нее, и она потеряла контроль над собой. Рыдая как безумная, Тана порывалась бежать, но водители двух остановившихся грузовиков пытались успокоить ее и дождаться полицию. Она не воспринимала происходящее: похоже, это шок.

У Билли вся голова была в крови, глаз заплыл. Первыми прибыли полицейские, а следом за ней появилась и «Скорая помощь». Всех троих пострадавших доставили в расположенный неподалеку медицинский пункт Нью-Рошеллской больницы. Водителя грузовика отпустили почти сразу: он пострадал значительно меньше, чем его автомобиль. Билли наложили швы на голову. В протоколе указали, что он вел машину в состоянии алкогольного опьянения, и поскольку это произошло уже в третий раз, ему грозило лишение водительских прав сроком на год, что расстроило его больше, чем разбитая голова. Тана была вся в крови, но у медиков, как ни странно, по-видимому, не возникло желания ее расспрашивать: она каждый раз впадала в истерику, едва начинала говорить. Симпатичная девушка-медсестра обтерла ее влажной салфеткой, пока Тана лежала на смотровом столе и плакала. Ей дали успокоительное, и ко времени прибытия Джин она уже почти спала.

– Что случилось, Билли?.. Боже! – воскликнула Джин, глядя на повязку у него на голове. – Надеюсь, ничего страшного?

– Надеюсь.

Он почему-то выглядел смущенным и она в очередной раз отметила, как этот юноша хорош собой, хотя больше он походил на мать, чем на отца. Внезапно лицо его исказилось, словно от испуга:

– Ты позвонила отцу?

Джин Робертс отрицательно покачала головой.

– Мне не хотелось его пугать. По телефону сказали, что с тобой все в порядке, и я решила сначала посмотреть на вас обоих сама.

– Спасибо. – Он посмотрел на спящую Тану и нервно передернул плечами. – И простите…

– За что? – изумленно посмотрела на него Джин.

– Ну, выпил… Разбил машину… все такое.

– Ерунда! Главное – что вы оба живы и не особенно пострадали.

Вид дочери Джин, конечно, смущал, хотя следов крови и не было видно. Медсестра сказала, что Тана пребывала в шоке, когда ее привезли, поэтому ей вкололи снотворное, чтобы обеспечить покой.

Джин нахмурилась.

– Она что, была пьяна?