– Не могу. Бабушка оставила мне список поручений, и… И у меня еще полно дел.

Повисает пауза.

– Можно мне хотя бы обнять тебя на прощание? – спрашивает мама.

После секундной заминки я делаю шаг ей навстречу. Какая же она хрупкая.

Объятия получаются не очень искренние, скорее формальное прикосновение.

На улице я жадно глотаю воздух, будто задержала дыхание, войдя в мамин дом. Я быстрым шагом иду прочь, потом перехожу на бег. Наконец-то я чувствую, как утихают злость, и страдание, и жалость.

Дойдя до бабушкиного дома, я обнаруживаю в кармане куртки лунный камень. Да уж, если мама вбила себе что-то в голову, она не отступит. И в этом я вся в нее. Отчасти это причина наших проблем.

Обычно в тягостные минуты я предпочитаю уйти в работу. Лучше всего помогают цифры – они наводят порядок в голове куда лучше слов. Слова – они как уголь в руках художника, а вот цифры – заточенный карандаш.

Но раз привычной работы нет, я берусь за бабушкины поручения. Начинаю с сада…

Если честно, удовольствия мало. Какой-то бесконечный процесс.

Я набила два мешка плющом, а потом поняла, что он растет и по другую сторону сарая, и по деревьям, и проникает своими темно-зелеными усиками под сарай. Получается, плюща здесь больше, чем сарая! Непроходимые заросли. Если их убрать, стены, случаем, не развалятся?

Потирая уставшее плечо, я смотрю на холмы за старой каменной оградой в конце сада. Над ними собираются хмурые серые тучи. Отличное оправдание, чтобы отложить невыполнимую задачу…

Я возвращаюсь в дом. Без бабушки в коттедже как-то непривычно. Я тут теперь как хозяйка – пью чай из ее узорчатых фарфоровых чашек. Хорошо, что хоть на выходных мое одиночество скрасит Итан. У нас обоих выдался трудный год, так что романтические выходные мы заслужили. Сядем перед камином, будем болтать о пустяках, и ни слова о работе. «Сэлмаунт» теперь запрещенное слово. Все рабочие мысли должны быть оставлены у дверей коттеджа «Клируотер»; они не могут пройти через порог. Как вампиры. И Арнольд, если верить бабушке.

Раздается стук в дверь. Именно в дверь, а не в кухонное окно.

Я оглядываю себя: кофта с Баффи вся в земле и листиках плюща. Видок явно не для встречи гостей.

Я подумываю притвориться, что меня нет дома, но это же Хэмли – кто бы ни пришел, он сразу же узнает от Арнольда, что я только что возилась в саду.

Я вытряхиваю из волос самый крупный мусор и иду открывать.

На крыльце ждет пожилая леди, которая оказывается инопланетянкой из сериала «Доктор Кто». Уж слишком идеальная старушка: седые кудряшки, аккуратная косыночка на шее, очки на цепочке, двумя руками держит перед собой сумочку. Я видела ее на вокзале среди провожавших и давным-давно в гостях у бабушки с дедом. Кажется, Бетси.

– Здравствуй, дорогая, – говорит она. – Как ты тут без Эйлин?

– Ну-у, гм… Она только вчера уехала, так что все в порядке. Спасибо.

– Теперь ты отвечаешь за ее проекты?

– Да, и вроде как все под контролем. Если бабушка с ними справлялась, то я смогу.

Бетси смотрит на меня очень серьезно.

– С Эйлин трудно тягаться.

– Само собой, я просто…

Не успеваю опомниться, как Бетси проскальзывает мимо меня и решительно шагает в гостиную. Я смотрю ей вслед, недоумевая, но все же вспоминаю о хороших манерах.

– Не хотите ли чашечку чая? – спрашиваю я и закрываю дверь.

– Черный, две ложечки сахара!

Бетси уже устраивается в кресле.

По пути на кухню я удивленно качаю головой: если бы кто-то из соседей вот так ввалился в мою квартиру в Лондоне, я бы вызвала полицию!

Я разливаю чай, и наступает тишина. Бетси смотрит на меня выжидающе, но я не знаю, что и сказать. С бабушкой-то легко, я же ее всю жизнь знаю. А о чем говорить с другими стариками? Даже с дедушкой Уэйдом я толком не общалась, считала его старым козлом и в основном игнорировала.

Я пытаюсь представить, что это встреча с новым клиентом, и придумываю тему для светской беседы, но Бетси успевает первой:

– Как поживаешь, Лина?

– Все хорошо, спасибо.

– Мне действительно интересно, как у тебя дела. – Бетси пристально смотрит на меня водянисто-голубыми глазами.

– Да все хорошо, честно. – Я ерзаю на стуле.

– Уже ведь… Боже, уже больше года, как вы потеряли Карлу?

Терпеть не могу эту формулировку – «потеряли Карлу». Будто мы просто недоглядели, и она куда-то убежала. Хотя нет правильных слов, чтобы говорить о смерти, – они все слишком незначительные.

– Год и два месяца.

– Замечательная была девушка.

Опускаю глаза в чашку. Я сомневаюсь, что Карла действительно нравилась Бетси – моя сестра была слишком дерзкой и наглой, чтобы заслужить одобрение такой старушки. Я стискиваю зубы и с удивлением ощущаю подступающие слезы.

– Маме вашей тоже тяжело…

С чего вдруг мы говорим на личные темы?

Я делаю несколько глотков чая – он слишком горячий и обжигает язык.

– Каждый переживает горе по-своему.

Это моя любимая фраза для подобных разговоров. Обычно она сводит все обсуждение на нет.

– Она замкнулась в себе, да? И как она? Справляется?

Я в изумлении смотрю на Бетси – ей не кажется, что это уже все границы переходит?!

– Мы бы с радостью ей помогли… – продолжает она.

– Да что вы можете сделать?! – Я говорю слишком резко, и Бетси обиженно отшатывается. – То есть я не знаю…

– Я поняла. От меня здесь точно не будет никакого толку, – сухо отвечает она.

– Нет-нет, дело в другом…

Я замолкаю, стараясь подобрать правильные слова, и тут в тишине раздается пронзительный писк телефона. Бетси целую вечность ищет его в кожаной сумочке.

– Алло?

В трубке дребезжит неразборчивый голос.

– В холодильнике есть ветчина и сыр, можешь сделать бутерброд.

Опять дребезжание.

– Намажь майонез на хлеб и… Да, Клифф. Постарайся… Ладно, мой дорогой, скоро буду. Честно. Бегу-бегу.

Неужели муж только что вызвал ее домой, чтобы она сделала ему бутерброд? Бывает же… Попробуй Итан о таком попросить, я бы решила, что это шутка, уж слишком нелепое требование. Видимо, у мужей этого поколения готовка не в чести.

Бетси убирает телефон и решительно встает, но, не рассчитав силы, падает обратно на стул, как неваляшка.

– Посидите еще немного, – прошу я, чувствуя себя виноватой. – Ваш муж ведь может немного потерпеть?

– Мой муж не может ждать, – резко отвечает она. – Мне пора.

Тогда я встаю и подаю ей руку.

– Не нужно, я в порядке. – Она выбирается из-за стола и вновь окидывает меня серьезным взглядом. – Ты, Лина, понимаешь, какой на тебе груз ответственности?

Я с трудом сдерживаю улыбку, а Бетси хмурится еще сильнее.

– Уверена, что для такой, как ты, дела Хэмли кажутся полной ерундой, но на самом деле у Эйлин было полно забот. И тебе придется взять их на себя. Про планирование Майского праздника помнишь?

– Конечно. – Я делаю серьезное лицо. – Не подведу.

– Хорошо. Я занесу тебе список дел. До встречи, Лина. – Взмахнув рукой, она направляется к двери.

8. Эйлин

Настоящее чудо, что я еще на этом свете. Со дня приезда в Лондон я уже пять раз чуть было не рассталась с жизнью.

1) Меня едва не задавил так называемый «велобус» – странного вида транспорт, приводимый в движение компанией шумных молодых людей, которые крутят педали и одновременно пьют пиво. Еле спаслась бегством. Колени наверняка потом будут болеть.

2) Я встала слева на эскалаторе (так, оказывается, не принято).

3) Съела «жаркое», приготовленное Фитцем, – несъедобная гадость. Надо будет научить его готовить.

4) Делала пересадку в метро со станции «Монумент» на станцию «Банк». Переход занял целую вечность. После бегства от велобуса ноги подкашивались, так что пришлось отдохнуть рядом с уличным музыкантом, играющим на укулеле. Приятный молодой человек. Даже разрешил присесть на колонку.

5) Познакомилась с соседской кошкой – дикая, полосатая, с подранным ухом. Я поднималась по лестнице, а она с шипением бросилась на меня. А потом, бедняга, ударилась о перила.

Стыдно признать, но я не просто устала за это время, а вымоталась. Лондон такой суетливый, а люди тут такие несчастные. Один мужчина в метро выбранился на меня за нерасторопность, а когда я остановилась, чтобы достать карту, в меня влетела девушка и даже не извинилась. Затем я столкнулась с соседями Лины – молодой экстравагантной парочкой в носках и сандалиях – и вежливо поздоровалась, но женщина лишь глаза закатила в ответ.

Мне не место в большом городе. За весь день я встретила лишь трех человек, кому на вид было за семьдесят, – и один из них оказался уличным артистом в образе Эйнштейна.

Наверное, будь у меня компания, было бы легче. Вот Уэйд, например… Впрочем, Уэйд в жизни не согласился бы переехать в Лондон. По нему я не скучаю ни капли, однако мужа – того, кто подаст руку на выходе из автобуса и подержит зонтик, пока я расплачиваюсь за чай, – мне не хватает.

Так, надо сохранять позитив. Мое приключение только началось, а вначале обычно труднее всего. Завтра вечером ко мне заглянет Би, подруга Лины, и поможет разобраться с сайтами знакомств. Лина сказала, что она в этом настоящий эксперт. Быть может, вскоре меня ждет свидание…

Молоко в холодильнике Лины прокисло, я со вздохом выливаю его в раковину и готовлюсь к очередной вылазке из дома. Теперь, не отвлекаясь на разговор с невежами в носках и сандалиях, я внимательнее осматриваю первый этаж. Просторный вестибюль с тремя диванчиками. Один из них испачкан чем-то подозрительно темным, остальные – чем-то подозрительно светлым. Ковер явно знал лучшие времена. Зато окна просто великолепные – большие и с солнечной стороны. Здесь наверняка задумывался общий холл, но им никто не занимается. Жаль.

Вернувшись из магазина, я опять встречаю полосатую кошку. Она спрыгивает с запачканного темным дивана и трется о мою ногу. Ходит она при этом как-то странно. Надеюсь, это не из-за удара о перила. Утром я видела ее хозяйку – сгорбленную лысоватую старушку с сумкой-тележкой.

Кошка зигзагами идет к лестнице. Если бы кто-то сообщил мне, что с Антом или Деком что-то не так, я была бы благодарна. Возможно, в городе другие нравы, но хороший сосед – это хороший сосед, где бы вы ни жили.

Я поднимаюсь по лестнице и стучусь в дверь владелицы кошки, пакет с продуктами ставлю на пол.

– Кто? – отзываются из-за двери.

– Здравствуйте! Я бабушка Лины!

– Кто-кто?!

– Бабушка Лины!

– Чья бабушка?

– Лины, вашей соседки.

Возможно, она понемногу теряет рассудок. Как Пенелопа – ужасно печально, конечно, но с другой стороны, она позабыла все обиды на Роланда, и теперь у них практически второй медовый месяц.

– Это которой? – хрипло спрашивает женщина. – Лесбиянка, модница или та, третья?

Я задумываюсь. Лесбиянка – это Марта: я спросила об отце ребенка, и она мне все уши прожужжала о своей подружке. Модница? Я, конечно, люблю внучку, но она носит или деловой костюм, или растянутый свитер.

– Кажется, третья…

– Невысокая и с зализанным хвостом мышиного цвета? Вечно хмурая и суетится?

– У Лины прекрасные волосы! – возмущаюсь я и тут же прикусываю язык. – Но… Да, она.

– Гм… Тогда спасибо, мне это не нужно, – говорит женщина, и я слышу, как она шаркает прочь от двери.

– Что не нужно? – Я повышаю голос.

– То, что вы предлагаете.

Я хмурюсь.

– Ничего я вам не предлагаю!

Начинаю понимать, почему Арнольд возмущается, когда я не пускаю его в дом. Не самый удобный способ вести разговор.

– Я по поводу вашей кошки.

– Ах, вот оно что, – тянет она настороженно, но через мгновение все-таки приоткрывает дверь на пару сантиметров. На меня смотрят два больших карих глаза.