– Да, конечно, но картины – это главное, а там еще по мелочи: золотые украшения, монеты разного достоинства, старинное серебро, клавир XIX века, малахитовую шкатулку, предположительно, елизаветинской эпохи и ряд предметов, исторической ценности не представляющих, – промолвил Сафрон, вздохнул и замолк.

– Значит, говоришь, по мелочи? Убивают, дорогой Сафрон, еще за более мелкие мелочи, за шапку норковую могут убить – дадут по кумполу в подворотне и ку-ку, – проговорил Виктор Александрович и обратился к старшему: – Игорь, а подрамники с гвоздиками тоже унесли?

– Унесли, Виктор, профи здесь побывали, видно, что готовились и пасли его долго, – ответил старший.

– Как приблизительно долго? – спросил Виктор Александрович.

– Ну, год, полгода. Минимум, месяц, – ответил тот.

– Вот завтра и начнем с этого, Сафрон. Приезжай в контору пораньше, напишешь заяву и т. д., – сказал Виктор Александрович и поднялся.

Все встали и направились к выходу.

– Ну, а здесь, Сафрон Евдокимович, по-прежнему ничего не трогать, место преступления, сам понимаешь. До завтра, – строго проговорил Виктор Александрович, и эксперты ушли.

Утром Сафрон был на Лубянке.

– Ты знаешь, друг Сафрон, начальство выслушало мой доклад и сказало, что тебя за такое увлечение искусством надо самого сажать. Вот такое мнение. Хотя я с ним не согласен. Но начальство есть начальство – ему виднее. И чтобы дело запустить в разработку, тебе придется подписать вот эту бумажку, – и он протянул отксеренный экземпляр Сафрону.

Сафрон бегло прочитал предложенный документ, отодвинул его и задумался.

– Думай не думай, а подписывать придется, – сказал тихо Виктор Александрович.

– То есть они хотят, чтобы я стал внештатным сотрудником-экспертом вашей организации, так, что ли? – спросил Сафрон.

– Да, в нашей организации умеют заинтересовать специалистов твоего уровня.

– Это что же, я стучать должен буду? – спросил Сафрон.

– Зачем же стучать, таких желающих стучать и без тебя много. Помогать надо, сотрудничать, – проговорил опять тихо Виктор Александрович.

– А если нет? – спросил Сафрон.

– На нет и суда нет. Если нет – иди в милицию, пусть они и заводят дело. Помогут, как могут, – ответил Виктор.

– Так мне что же и удостоверение выдадут? – криво ухмыльнувшись, спросил Сафрон.

– Зачем же удостоверение. Тебя и так все знают, ты же у нас знаменитость, – улыбнувшись, ответил Виктор Александрович.

А Сафрон подумал про себя: «Может, это разводка какая, сами же хлопнули квартиру, сами же и „искать“ будут, а потом все найдут и в музей отдадут: коллекционер Опетов пожертвовал».

Виктор Александрович глядел на него, не отводя взгляда: – Сафрон, по-другому не получится, чудес же не бывает. Фирма веников не вяжет.

– Фирма делает гробы. На какой срок подписывается эта бумага? – продолжил присказку и спросил Сафрон.

– Да наши соглашения бессрочны, Сафрон. Пожизнены, пока наш мир стоит, – ответил Виктор Александрович.

Сафрон тогда не знал, что стоять этому миру осталось недолго, да и никто не знал. Он мучительно думал, что делать, и понимал, что без этого ведомства в данном случае не обойтись. И он подписал бумагу, потом его долго расспрашивали обо всем, а потом он ушел.

Через неделю его пригласили в КГБ – контору глубокого бурения, как тогда шутили. Виктор Александрович разложил перед ним на столе три фотографии, на одной из которых красовалась Светлана.

– Знаешь кого из них? – спросил Виктор.

– Вот это Светлана из Киева. А этого, похожего на актера Стриженова, я видел на выставке импрессионистов месяц назад. И кажется, в ресторане «Метрополь» после выставки, уж больно запоминающаяся внешность.

– А третьего не видел? – спросил Виктор.

– Нет, – ответил Сафрон.

– Значит, эта Светлана Ивановна Коровушкина, под фамилией которой ты ее поселил в «Метрополе», вовсе и не Светлана Ивановна из Киева. Это Доротея Иосифовна Нельман из Одессы. А этот малый, похожий на Стриженова, – Фебус Георгиевич Макошвили. Его еще «Макашом» кличут в определенных кругах, хоть белобрысенький такой, а грузин. И паспорт на имя Светланы Ивановны Коровушкиной тебе, похоже, подсунули не зря, ох, не зря. Следы запутать хотели. Умный там шибко кто-то, ой, умный. И этот умный, похоже, вот этот третий, которого ты не видел. Богдан Лазаревич Шекельсон. В обиходе – Бодя и Бога, – прервался на время Виктор Александрович Анучин.

– Да, я, кажется, слышал это имя, когда Светлана говорила по телефону, – вспомнил Сафрон.

– Это имя скоро услышит весь Советский Союз, если мы с тобой его не остановим, Сафронушка, – произнес Виктор Александрович.

Сафрона аж несколько покорежила такая фамильярность, но он промолчал.

– Этот Бодя, Сафрон, очень занятная личность. Окончил школу в Одессе с медалью, мединститут там же, тоже с медалью, ординатуру, аспирантуру. Кандидатскую защитил по онкологии, докторскую вроде собирался писать, да вот встретил где-то твою Свету-Дору-Доротею и все послал к чертям: всю науку, всю карьеру, всю медицину, всю прежнюю жизнь – все к чертям! Стал по кабакам с ней кружить. А на кабаки деньги нужны. Так он освоил картежное ремесло, и все катраны тамошние, одесские, поднял, прихлопнул и оставил без бабок. Ну, шпилевые, понятно, к уркам. Так, мол, и так, не по понятиям, приструните сосунка. Урки – к Боде, а он как-то и урок сфалавал. Может, теми же деньгами, а может, головой светлой – кто их знает? Да только в короткое время и урки все стали под ним ходить. Да что урки: и менты, и деловые разные, фарцовщики всех мастей, цеховики, таможня в порту, погранцы, исполкомы, райкомы и обкомы партии разные. Наше ведомство сигнализировало оттуда в центр, да никто не отреагировал. В общем, стал этот светила Бодей Одесским. И в городе у него все схвачено, и в Киеве, да и в Москве, похоже. Вот такая романтическая история, Сафрон, – закончил Виктор Александрович.

Сафрон помолчал, а потом произнес тихо:

– Ну и резюме?

– В порту их надо брать. Шедевры твои там, в порту одесском. Срочно надо брать, не затягивать, а то уйдут они вместе с другими ценностями народными за бугор, а там их ищи-свищи, – закончил Виктор Александрович.

– Ну, так берите, какие проблемы? – произнес Сафрон.

– Берите. Легко сказать – берите. Нужна доказательная база. Данные о похищении шедевров от осведомителей. Время нужно, Сафрон Евдокимович, время. Вот и думаем, сидим, решаем, как лучше, – мрачно сказал Виктор Александрович. – Ты что думаешь, все так просто? Здесь хорошо подумать надо, чтобы за границу-то не уплыло достояние народное, и всех наказать необходимо примерно – этих бандитов-махинаторов, едрить-кудрить.

– Так думайте быстрее, оперативнее, что ли, – проговорил Сафрон, волнуясь.

– Думаем, думаем, не беспокойся, и ты хорошенько подумай, Сафрончик – Арончик, а то ведь уплывет твоя коллекция-то. А сейчас иди. Позже свяжемся, – проговорил Виктор Александрович.

Сложил фотографии в папку и протянул Сафрону руку. Сафрон попрощался и ушел. Вечером ему снова позвонил экспертный друг – Виктор.

– Добрый вечер, Сафрон, не спишь еще? Встретиться бы надо.

– Когда? – спросил Сафрон.

– Да прямо сейчас. Я тут в ресторане «Самоцветы» по служебной надобности, недалеко от тебя, подходи, – и положил трубку.

Сафрон наспех оделся и направился в ресторан пешком. Виктор сидел за столом один, в дальнем углу за сценой.

– Привет еще раз, – проговорил Сафрон и протянул Виктору руку.

– Привет-привет и утром два привета, – ответил Виктор Александрович. – Присаживайся, Сафрон. Значит, дело такое: не буду темнить и погружаться в детали, но твой вопрос может решиться очень быстро, без проволочек, а главное, очень результативно. Я подчеркиваю – очень!

Сафрон с интересом посмотрел на него и произнес: «Ну?»

– Ну? Подковы гну, – ответил Виктор Александрович. – Есть заинтересованные люди наверху. На самом верху, Сафрон, которые могут взять твое дело под личный контроль и запустить в разработку немедленно. Это хорошая новость.

– А плохая? – спросил Сафрон.

– Да она не особо и плохая. Тебе придется написать дарственную на имя доверенного лица, того человека, который будут курировать это дело, – очень тихо произнес Виктор Александрович.

– Доверенность на что? – спросил Сафрон тоже тихо.

– На Айвазовского, Крамского, Левитана и Репина, – ответил Виктор еще тише.

– Ничего себе цена, это же полколлекции, – произнес удивленно Сафрон.

– Ну, не полколлекции, не полколлекции. Не надо. А так вообще ничего не получишь. Это же ясно как белый снег, – промолвил, изменив выражение лица, Виктор.

– День, – произнес Сафрон.

– Что? – переспросил Виктор.

– Ясно как белый день, вот что это, Виктор. Это все? – твердо спросил Сафрон.

– Нет, ты же сам сказал на следствии, что у тебя украли еще что-то там по мелочи: золотые украшения какие-то, серебро, монеты, шкатулку там и ряд предметов, не имеющих исторической ценности? – уже спросил Виктор.

– Не представляющих, – произнес Сафрон.

– Что? Не понял, – переспросил Виктор Александрович.

– Не представляющих исторической ценности, Витя, но материальную ценность они все же представляют, и большую, – сказал сухо Сафрон.

– Ну да – так вот, если ты, Сафрон, не будешь тут умничать, то получишь бóльшую, я повторяю, бóльшую часть твоей коллекции, заработанной честным трудом в поте лица, назад. Так что скажешь? – спросил так же сухо и твердо Виктор Александрович.

– Я согласен, – проговорил тихо Сафрон.

– Ну, вот и правильно. Жди новостей и скоро, Сафрон. Ты молодец, и принял правильное решение, – весело проговорил Виктор Александрович, встал, пожал руку Опетову и ушел не рассчитавшись.

– Да уж, молодец среди овец, – подумал Сафрон, подозвал официанта, рассчитался и пошел домой.

Вот так Сафрон Евдокимович Опетов лишился части своей коллекции, не самой слабой части, и не имеющей исторической ценности мелочи. Правда, остальную часть ему вернули и довольно скоро. Уже в середине августа было закрытое судебное заседание, на котором он был терпилой (потерпевшим то есть), а его Клеопатра-Светлана-Дора-Доротея и ко – организованной преступной группой (ОПГ, значит). Их приговорили к показательным срокам, а ему, как уже говорилось, вернули коллекцию. Правосудие восторжествовало. Уже перед самым приездом Василины Сафрон решил избавиться от возможного компромата и нашел в кармане Светланиного шелкового халата малахитовую шкатулку елизаветинской эпохи, а в ней записку: «Прости, Сафрон. Твоя Клеопатра».

Вот обо всем этом и думал Сафрон, лежа в кровати со своей новой, молодой, талантливой и очень симпатичной студенткой Василиной, в которую он по-настоящему был влюблен. И вдруг, неожиданно для себя, он произнес: «Василина, а давай снимем тебе квартиру где-нибудь в Ясенево, поближе к чертановскому лесу. Там воздух хороший – гулять можно и тихо».

– А зачем мне квартира, Сафрон? Все же хорошо: я встретила тебя, и больше ничего на свете мне не нужно. Ты со мной, мама Даша – женщина современная, прогрессивная во всех отношениях. Любит меня, доверяет и ни во что особо не вмешивается. Я так счастлива, я как будто всю свою жизнь жила ожиданием этой встречи с тобой. И вот дождалась. Боже, как же мне хорошо!

Она обняла его, поцеловала в щеку и положила голову на его грудь. Сафрону тоже было хорошо с ней. Он ощущал ее любовь к себе. Ту первую, чистую любовь, тягу ее к нему. Подлинную, полную доверия, искренности, неумения что-либо скрывать, недоговаривать, умалчивать, притворяться. По сути дела, это и была юная любовь в чистом виде. Но именно – в чистом. А есть еще жизнь, ее заботы, проблемы, тяготы и т. д.