Габби понуро кивнула, хоть и понимала, что вряд ли сегодня сможет заснуть. Все её мысли занял Тео. Она так сильно беспокоилась за него и очень надеялась, что с ним всё будет хорошо. «Он не оставит меня. Он поклялся. А завтра я найду его».

* * *

Сознание медленно возвращалось к Оливеру, рассеивая тьму и беспамятство. Вместе с ним приходил и громкий звон в ушах, перекрывавший все остальные звуки, запах пыли и острая боль в животе, словно по нему со всех сил били не останавливаясь. В боку нестерпимо кололо. Ладони касались шершавого пола, загоняя колючки под пальцы. Он не мог пошевелиться, тело казалось чужим, тяжёлым, налитым, боль окутывала его с ног до головы. И казалось, что если он попробует хоть пальцем дёрнуть, то станет только хуже.

Оливер не спешил открывать глаза, пытался привыкнуть к ощущениям и ужасно боялся, что как только окончательно придёт в себя, на него упадёт осознание жестокой реальности. Что его снова изобьют или, гораздо хуже, он увидит избитых до смерти Ника и Генри, не сможет им помочь и останется совсем один.

Мальчик болезненно вздохнул и медленно открыл глаза, понимая, что лежит на полу их комнаты в абсолютной темноте, а из звуков до него доносилось похрапывание других мальчишек, которые давно уже спали, не соизволив даже хоть немного помочь ему, да постукивание по дверце старого платяного шкафа.

Оливер осторожно сел, морщась от боли, сильно закашлялся и уже было потянулся к карману за ингалятором, когда вспомнил, что Донован его разбил.

«Вот же ублюдок! – рассерженно подумал мальчик. – Когда-нибудь он непременно за это поплатится!»

Оливер огляделся, с паникой замечая, что ни Ника, ни Генри нигде поблизости не было видно. Рассеянным движением он почесал затылок, пытаясь собраться и логически подумать, где они могут быть в этот момент.

Последнее, что Оливер помнил перед тем, как потерять сознание – это мерзкую рожу Тома и то, как он сам с силой вцепился в его жирные патлы, с одним-единственным желанием оттащить того от Генри. Сердце мальчика быстро застучало в груди, стоило только вспомнить решительное лицо друга и его тёмные глаза.

«С ним всё в порядке», – сказал себе Оливер, хотя и сам не очень в это поверил, а затем не придумав ничего получше тихонько позвал:

– Генри?

Ответом ему послужила тишина, Оливер замер, прислушиваясь, выискивая глазами малейшее движение. Ничего. Только вдруг по дверце шкафа застучали сильнее. «Его спрятали в шкафу?!»

Оливер тут же резко вскочил, не сдержав стон боли, положил ладонь на живот. Он болел настолько сильно, что мальчику казалось, будто ножом резали его внутренности. Прихрамывая и морщась от болезненных ощущений, мальчик доковылял до шкафа, дрожащими руками открыл его и испытал какое-то лёгкое разочарование, когда оттуда вместо Генри вывалился Ник.

Лицо его было опухшим и покрасневшим от слёз, возле носа виднелись следы засохшей крови, а правое ухо довольно сильно раздулось и выглядело намного больше левого.

– Оливер! – громко воскликнул Ник, не сдерживаясь, всхлипнул и крепко обнял мальчика. Так сильно, что тому на одно мгновение почудился треск собственных костей. Оливер, сдерживая очередной болезненный стон, погладил друга по макушке, мысленно укоряя себя. Ник был его лучшим другом очень долгое время, так почему же за Генри он сейчас переживал намного сильнее?

«Всё потому, – мысленно попытался убедить себя Оливер, – что его отделали намного сильнее, чем Ника или меня. Он, может быть, сейчас вообще при смерти, и поэтому я так сильно переживаю».

– Оливер! – снова воскликнул Ник, отстраняясь и потирая нос. – Я пытался…

– Где Генри? – перебил его мальчик, не дав договорить. В глупом порыве он заглянул Нику за спину, в открытый шкаф, словно надеялся там увидеть друга. – Ты знаешь, где его могли закрыть?

Ник посмотрел на него и неуверенно дёрнул плечом, задумчиво нахмурив брови.

– Я плохо помню, – медленно сказал он, – но, кажется, когда я сидел в шкафу, шестёрки говорили что-то про каморку для швабр.

– Тогда пошли.

И не дожидаясь Ника, ни капельки не волнуясь, что может кого-то разбудить или быть пойманным кем-то из воспитателей, Оливер рванул к выходу из зала.

До каморки они добрались быстро, не встретив ни одного препятствия. Было давно уже за полночь, и, вероятно, все, даже воспитатели видели уже десятый сон. А когда мальчики распахнули дверь, то оцепенели, во все глаза уставившись на безжизненную фигуру Генри.

– Вот же конченые отморозки! – потрясённо выдохнул Ник, с тревогой рассматривая их нового друга, и Оливер, не находя слов, мысленно с ним согласился. Он чувствовал, как его заполняет огромная ненависть, направленная на Тома и его шайку.

На Генри было больно смотреть. Он лежал на грязном полу и, казалось, даже не дышал. Все его лицо распухло и раздулось. Сломанный нос посинел, правый глаз сильно заплыл, отчего его почти не было видно. Губы были разбиты, а на подбородке засохли бурые разводы крови. Волосы мальчика были обстрижены настолько неровно, что клочьями торчали во все стороны.

Оливер сделал неуверенный шаг, потом ещё один и, решившись, опустился на колени перед Генри, пока Ник продолжал топтаться у него за спиной. Но Оливер в этот момент и думать о нём перестал. Потянувшись, он осторожно положил ладонь на лоб Генри и тут же отдёрнул свою руку. Кожа мальчика словно пылала огнём.

Оливер сглотнул, он ни черта в этом не понимал, но был уверен, у Генри начался жар. Мальчик задумчиво нахмурился, пытаясь придумать, как им поступить дальше. Волна страха и беспокойства за друга полностью охватила его. Он снова потянулся к нему, ловя себя на желании дотронуться до его кожи, ощутить под своей рукой его пульс, убедиться, что сердце его бьётся, и останавливаться не собирается.

Но тут Генри, словно почувствовал их с Ником присутствие. Он перехватил руку Оливера, с силой её сжав, распахнул один глаз и невидящим взглядом уставился на него. На секунду они встретились глазами, и Оливер замер. Дыхание его перехватило, сердце гулко застучало в груди, он ощутил необъяснимое волнение, а кожа в том месте, где её касался Генри, казалось, тоже начала гореть.

– Ге…Генри, – запнувшись, позвал он друга.

Оливер робко потянулся к нему второй ладонью, легонько дотрагиваясь до его щеки. Генри тяжело и очень часто задышал, пробормотал что-то совсем неразборчивое и, выпустив запястье Оливера, уронил свою руку на пол, снова впадая в беспамятство.

Оливер глубоко вздохнул, чувствуя ещё больший страх за друга. Он оглянулся на Ника. Тот нерешительно замер в дверях, обеспокоенным взглядом смотрел на Оливера, как и всегда ожидая, когда тот примет важное решение, как им поступать дальше. Он всегда так делал, ещё с самого их знакомства взяв на себя роль верного помощника, а Оливер и не пытался как-то это изменить.

– Иди сюда, – сказал он Нику. – Поможешь мне поднять Генри. Мы отведём его к Уэнди.

Комната медсестры находилась на первом этаже, рядом с медицинским кабинетом. Это была маленькая, тесная, но на удивление уютная комнатка, с мягкой кроватью, застеленной стареньким сиреневым покрывалом и небольшим стеллажом, полностью заполненным любимыми книгами Уэнди. Оливер часто проводил время в комнате медсестры, где, сидя на её кровати, они болтали о разных пустяках. С тёплой улыбкой она слушала его рассказы и мечты, говорила ему, что у него всё обязательно получится, или же читала ему свои любимые захватывающие истории. Она была доброй, милой, и очень красивой. Оливер не раз замечал, как многие мальчишки восхищённо провожали её глазами, а уроды Том, Донован и Шкаф, не таясь громко обсуждали, как и где поимели бы её.

Однажды, услышав один из таких разговоров, Оливер, не сдержавшись, набросился на них, и Том вывехнул ему руку, но Оливер ни капельки об этом не жалел. Он любил Уэнди. Да и как её было не любить? Когда она входила в комнату, казалось, что вместе с ней внутрь проникает радость и тёплый, солнечный цвет. Всё преображается и будто бы становится лучше, чем есть на самом деле.

Уэнди носила форму медсестры, подчёркивавшие её ладную фигурку, свои золотистые кудри закалывала заколкой бабочкой, а её голубые глаза сияли неподдельной теплотой. Оливер любил её, но его любовь была не такой, как у многих. Эта любовь напоминала чувства младшего брата к старшей сестре или сына к матери. В своих мечтах мальчик мог себе позволить думать о том, как он, Ник и Уэнди сбегают из приюта, и живут в маленьком домике на берегу моря, не заботясь ни о чём на свете. До чего замечательной была бы такая жизнь!

С трудом дотащив Генри до комнаты Уэнди, Оливер и Ник кулаками застучали по её двери, не останавливаясь, пока она им не открыла. Сонно моргая, кутаясь в тёплый голубой халат, Уэнди удивлённо оглядела мальчишек и сон её как рукой сняло, когда она увидела, в каком состоянии они были.

– Боже! Что случилось? – воскликнула она, помогая Оливеру и Нику, затащить Генри в её комнату, и аккуратно прикрывая дверь. – Это новенький? Кто же вас так?

Она подскочила к Оливеру и приподняла его голову за подбородок, внимательно осматривая на наличие царапин и ссадин.

– Его зовут Генри, – только и смог ответить ей мальчик. Он вдруг почувствовал себя таким измождённым. Казалось, все силы разом покинули его, оставив после себя только накатившую слабость и пустоту. Оливер тяжело закашлялся, чувствуя, что в лёгких не хватает воздуха, глубоко вздохнул и попытался сосчитать до десяти, призывая себя не впадать в панику.

– Познакомился с Томом и его шайкой, – сквозь пелену доносился до мальчика голос Ника.

Оливер бессмысленно кивнул, как бы подтверждая слова Ника. Он рассеянно наблюдал, как Уэнди опустилась на колени перед Генри, с беспокойством осматривая его, и слегка нахмурилась, когда поняла, что ему сломали нос.

– Положите его на кровать, я сейчас схожу за доктором Стэнфордом, – сказала она, поднимаясь, и тревожно взглянула на Оливера, словно по одному его внешнему виду поняла, в каком состоянии сейчас он находился. Уэнди нежно провела ладонью по его волосам, ободряюще улыбнулась и, выйдя из комнаты, быстро зашагала по коридору в поисках доктора.

Оливер молчал. Он не находил слов и просто смотрел на Генри, который был без сознания, на лбу его выступили капельки пота, а рот слегка приоткрылся. Он казался таким уязвимым, что Оливер, даже не задумываясь, потянулся к нему, взяв его горячую и липкую от пота ладонь в свою, крепко, но бережно сжимая, словно пытаясь через это пожатие донести, что он рядом и обязательно поможет.

Они так и стояли, пока не вернулась Уэнди, ведя за собой очень собранного, несмотря на позднее время, доктора Стэнфорда. Николас Стэнфорд появился в их приюте совсем недавно. Он был невысоким, стройным мужчиной среднего возраста, с аккуратно причёсанными тёмно-каштановыми волосами, уложенными набок, и морщинками возле синих глаз, которые казались больше из-за очков в простенькой оправе, лицо его всегда было гладко выбрито, а уголки губ часто опущены, отчего он часто казался очень печальным.

Он нравился Оливеру своей спокойной собранностью и любовью к делу, которым занимался. Доктор Стэнфорд стремился помочь каждому. Он и Уэнди, по мнению Оливера, были единственными хорошими взрослыми в этом дерьмовом месте.

Доктор подошёл к мальчишкам, осторожно отодвигая их в сторону, убрал плед, которым Ник укутал Генри и деловито осмотрел мальчика.

– Тащите его в кабинет, – повернувшись к Оливеру и Нику, сказал он тихим голосом. Открыл дверь и помог мальчикам донести друга до медицинской комнаты. Уэнди следовала за ними.

– Положите вот сюда, – указал им доктор на маленькую кушетку, и когда они выполнили его поручение, махнул ладонью на дверь. – А теперь не мешайте и идите спать.