Вещи мне соберет кнесенка, думаю и князь приданным не обидит, чтобы не прослыть жадобой перед правителем Северных земель, значит, собирать мне нечего. Мои простые хлопковые сарафаны, мне теперь, не по статусу, вроде как. Мне теперь бархат с шелками положен, да шубы из шкур редких животных, что только в Северных землях и обитают. А значит и собирать мне с собой нечего, разве, что памятные вещицы, что умещаются всего в одной шкатулке, да несколько полезных книг, по взаимодействию сил природы со светящейся структурой человека.

В библиотеке у мага, наверняка не одна тысяча подобных, интереснейших трактатов, но допустят ли меня до них, вопрос большой. И хоть мои, понятно дело, перечитаны мной уже не на раз, а все же, всякий новый раз, открываются мне по-новому, открывают свои тайны мне постепенно, в соответствие с увеличением моей природной силы и осознанности.

Встала, вытащила из-под лавки сундук со своими простыми платьями и сорочками, выложила их на лавку, а в сундук сложила книги да шкатулку с подарками кнесенки, да князя, на именины. Сережки жемчужные, пояс бисерный, да гердана с рунами Макоши. Кнесенка сама мне их плела, этим они мне особо ценны были. Сохраню на память, о добрых ко мне людях. Вряд ли, я их еще когда-нибудь увижу.

Еще, в шкатулке лежала брошь из бирюзы, мне ее однажды, ныне уже почившая княгиня подарила, со словами, что когда-то эта брошь, моей матери принадлежала. Якобы папа ей ее подарил, и мама ей очень дорожила.

Мне тогда восемь лет было. Взяв брошь в руки, я не почувствовала от нее родного тепла. Моя мать ее точно никогда в руках не держала, но брошь я взяла с благодарностью. Ничего княгине не сказав, рассудив, что добрая княгиня поддержать меня хотела. Отдав вещь якобы от матери.

А еще, в шкатулке, лежало колечко серебряное, мне Михал лично его изготовил. Звездой Лады украсил. Вот его точно, пуще глаз своих беречь буду. Единственное, что там будет давать мне силы жить.

– Тебе бы в баньку на дорожку то, – вздохнула Рада.

– Уезжаем, меньше, чем через час уже. Не до баньки, – горько вздохнула я. Было бы не плохо, хоть как-то время потянуть, а мне б к волхвице нашей сбегать, может подскажет чего. Если уж никак избежать нежеланного союза, то хоть как выжить в чужом краю без всякой поддержки.

– Словно вор с добычей убегает, иноверец проклятущий, – проворчала Рада, насупившись. – Он хоть красивый?

– Холодный как полоз болотный, – я невольно съёжилась.

– Потрогала уже? – выпучилась Рада.

– Я про глаза.

Не зная, чем себя занять, я села. Затем встала и принялась мерить комнатку шагами.

Никак не верилось, что происходящее со мной, правда, а не сон. Еще ложась с вечера спать, я и подумать не могла, что меня заберёт в чужой край, чужой и такой страшный мужчина, да еще в качестве своей нареченной. Супротив воли моей.

– А правду сказывают, что он в змея крылатого оборачиваться может? – тихонечко спросила Рада, и взвизгнула, испугавшись настойчивого стука в дверь.

– Входи! – крикнула я, ожидая увидеть кого-то из челядников.

И на пороге действительно замерла насмерть испуганная Яринка. С нарядным, красным, вышитым серебром, платьем в руках.

– Тебя жених, к столу требует. Праздновать обручение, – заикаясь пролепетала, вусмерть перепуганная девчонка.

Глава 3

– Чего ж ты бледная такая, словно он меня зажарить приказал? – нервно улыбнулась я.

– А кто его знает! Может и прикажет! – с круглыми глазами зашептала девчонка. – Сидит там вроде и живой, а глазами то мёртвый давно уж.

Мне осталось лишь горько вздохнуть.

– Значит, не показалось мне.

– Не показалось. Сидит, вино одно хлещет, к еде и не притрагивается. Вот увезет тебя еще не венчаную, а что по дороге с тобой сделает, только он один и знает. Никто за тебя с него и не спросит.

Сиянка всхлипнула и вытерла слезинку. Я лишь горько усмехнулась, умеет подруга поддержать, что тут скажешь.

– Молчи, дуреха! – прикрикнула Рада. – Переодеться помоги лучше.

Девушки быстро меня переодели, нашлись и сапожки, и очелье^[4] каменьями изукрашенное, сережки из крупного морского жемчуга. Все красивое, дорогое и редкое, но меня ничуть не радовало. Все чужое телу моему, сути моей. Чувствовала себя актеркой в потешном театре, которую хозяин заставляет играть нужную ему роль, потому что сама я, ему нисколько не интересна.

Все с себя сорвать хотелось, под лавку забиться и одеялом укрыться, чтоб не нашли! Не трогали. А еще лучше к Михалу бежать, а вместе с ним в леса дремучие. Да хоть в навьих болотах сгинуть с любимым, мне сейчас милее, чем уехать с чужим, нелюбым и, странным таким.

Да только без толку все. Не спасет меня Михал. Драться кинется, погибнет, в болота убежим, так маг прогневится и вполне может все княжество вырезать. Ни в чем неповинный люд погибнет. От младенцев до старцев. Не присуща магу жалость, а значит, и выбора у меня нет.

Увы, ни только за себя отвечаю.

Тяжко выдохнув, пошла уверенной походкой в залу приемов.

Челядь носилась по коридорам как ужаленная, но несмела и слово вымолвить, а на меня теперь все смотрели со страхом, шарахались даже, как будто у меня голова теперь змеиная.

Теперь и я для них чужая. Позабыли уже ту Марту, с которой еще с утра хлеб делили. Бояться немилости мага и всех богов молят, чтобы мы поскорее убрались отсюда.

С глаз долой – из сердца вон! – так и для князя с кнесенкой будет.

– Все, как положено, будет, не изволь сомневаться, – услышала, я голос мага входя в залу.

Увидев меня, маг встал и отодвинул мне стул рядом с собой. Осмотрел меня очень внимательно, но прежнее недовольство из глаз не исчезло. Знать, все же не нашел, что искал, просто дальше ехать уж и некуда, а меня выбрал только зато, что сил у меня больше чем у кнесенки.

Что ж так у него за требования к жене раз этакие?

Скоро узнаю. Как бы мне того не хотелось.

– Садись нареченная моя, не бойся, – произнес очень холодно, равнодушно.

– Как имя твое? Как обращаться к тебе? – спросила тем же тоном, глядя прямо в холодные глаза мага.

– Имя мое Яромир, обращайся ко мне – государь.

Я лишь голову выше вздернула:

– Я уже сказала; нет у нас ни господ, ни государей, ни повелителей! Мы творцу не рабы! Мы дети, его. Наши души – частички света его животворящего, и все мы равны меж собой на земле.

– Равны? – зло усмехнулся маг. – Ты, правда, в это веришь?

– Я не верю – я знаю, – ответила с теплой улыбкой, как дитю неразумному.

– Отчего ж тогда серьги жемчуга морского, да очельник яхонтовый, в первый раз на тебе сейчас, а на кнесенки твоей, он с колыбели? Отчего ты ей всю жизнь сапоги надевала да застегивала, а не она тебе?

– Каждая душа сюда за своим путем приходит, сама себе опыт выбирает! То, что ей прожить интереснее будет сейчас. Из чего опыт наибольший сможет вынести, – сказала и тут же язык прикусила, да поздно.

Заблестели у мага глаза, пуще прежнего.

– О, как! Так значит, это ты сама меня себе в мужья выбрала? А чего ж дрожишь от страха тогда и рядом присесть боишься?

– Не боюсь! – расправила плечи и прошла к своему месту с достоинством, села рядом с женихом. – Знать судьба мне такая – княжество свое от твоей немилости спасать.

Радомир, сидевший напротив, тяжко вздохнул от слов моих и уперся взглядом в кубок с вином.

– Хорошую дочь ты вырастил Радомир, достойную, – так же холодно похвалил маг князя. – Гордись.

– Горжусь! – кивнул князь, а от меня не укрылось, как он вздрогнул, когда Яромир меня дочерью его назвал. Вздрогнул так, словно маг мне тайну страшную открыл.

Или действительно открыл?

Невольно уставилась на князя в упор и перешла на внутреннее зрение, сияние у князя было тусклое, подавленное, что не удивительно, но меня сейчас интересовали лишь ниточки родства. Кровного родства.

Долго смотрела, всматривалась, как могла, но ничего не увидела, кроме обычной привязанности, к милому ребёнку, которая всегда была, и чувство долга. Перед отцом моим. Воеводой князя и другом его верным.

– Чувство, долга действительно есть и еще какое, – услышала я внутри себя голос мага. – Полюбилась матушка твоя князю, да только княгиня не дала позволения мужу вторую жену брать. Силы ее, испугавшись, а без позволения старшей жены, младших не берут. Сама знаешь, обычаи ваши.

– Но супротив воли жены, князь согрешил, и я была зачата, вне семейного союза! – обидная догадка кольнула сердце так, что я чуть не задохнулась от боли.

– Верно. Воеводе, твоя матушка тоже дюже люба была, вот он их и сженил скоренько. После отказа княгини. Боялся, что княжна волхвичку изведет до смерти, к мужу ревнуя.

– Они знали от кого я?

– Только мать знала, а каждый из мужчин надеялся, что от него. Волхвичка нарочно родственные узы скрыла, чтоб княгиню не злобить.

Новая жуткая догадка резанула мне сердце.

– Это княгиня извела мать родами?

– Да. Как воеводу убили, забоялась она, что князь снова к ней потянется. Еще и в тебе родную кровь почуяв.

Я открыла глаза, по щекам князя катились слезы. Он тоже слышал наш мысленный разговор, и ему сейчас впервые открылась вся правда, как есть.

– Как ты мог с ней так поступить?! Где видано князю, до свадьбы ложе с девицей делить? – спросила, роняя слезы прямо в кубок с вином. – Гдей-то видано, чтоб князь, законы вышних нарушал?

– Я любил ее. Очень! – тихо произнес князь.

– Сердцем любить надо, а не удом^[5]! А ты, чувствам поддался, дело сделал, а ради нее, даже со вздорной бабой не справился! Хвост поджал и на другого спихнул! Извести позволил!

Князя трясло, он в раз постарел лет на десять. Закрыл лицо руками и простонал:

– Виноват, я-а-а!! Винова-ат! Простии-и-и, дочка-а-а. Прости-и-и. Я девятнадцать лет уже не сплю, с той ночи.

Не трогали меня слезы князя. Если и мучился, то правильно, за дело. Всю мою жизнь изурочили с княгиней вместе! Благодетельством прикрываясь! В глаза улыбаясь.

– А княжна, ведь даже умирая, не покаялась в том, что сделала? Права я? Права? Хоть ты и сам все знал, но от нее признания не получил даже тогда, когда над ней Мара стояла!

– Она меня очень любила, Марта, – тихо произнес князь и с вызовом спросил, – Ты сама бы Михала делить не согласилась, ни с кем. Верно?

– Верно! Только он бы и не спакостил тогда! У Вас ведь с княжной, в брачной клятве единоженство было! Они обе тебя любили, а ты предал их обеих, – от моих слов князь дернулся, словно пощечину наотмашь получил.

Правда – она порой всякого кнута больнее.

– Мы можем уехать прямо сейчас? – обратилась я к жениху. – Не нужно мне его приданное.

– Как скажешь, – жених встал, решительно отодвинул свой стул и хотел подать руку мне, но я привычно уже встала сама и направилась к двери.

– Я только возьму кое-что у себя, – бросила жениху на ходу.

– Конечно.

Мы шли по коридорам. К женской половине и от нас все шарахались и склоняли голову перед магом ниже низкого, боясь даже случайно задержать взгляд на маге дольше секунды, словно он за это голову отрубит.

За нами следовала целая орда его охранников. От кого его охранять тут интересно?

Хотя понятно же, что они тут для подчеркивания статуса своего владыки.

Интересно, за мною тоже будут так ходить, там, у него?

– Подожди здесь, – сказала, не оборачиваясь к магу, быстро вошла и закрыла дверь прямо перед его носом.

Постоит, не переломится!

Быстро принялась скидывать с себя ненавистные одежды с барского плеча, да только расстегнуть все крючки сзади самой, просто нереальная задача. И девушки куда-то запропали, как назло.

Из шкатулки я взяла лишь кольцо Михала. Запихнула его в основание уложенной косы, благо густотой косм, боги не обидели и выглянув за дверь обратилось к жениху, равнодушно пялившемуся на дверь.

– Платье снять помоги.

И вот тут равнодушие мага сдуло словно Стрибоговыми ветрами. Глаза округлились, лицо вытянулось.