Вскоре на втором повороте он оказался в широкой галерее и увидел, что на полу среди кучи порванных штор лежит какой-то человек в сутане, а на него равнодушно взирают вооруженные стражники.

«Может, это статуи? – подумал Изгримнур. – Но, будь я проклят, статуи такими не бывают. Посмотри-ка, один из них наклонился к соседу, как будто что-то шепчет ему на ухо. – Изгримнур посмотрел на невидящие глаза, блестевшие внутри шлемов, и почувствовал, как по спине у него пробежал холодок. – Да спасет нас Эйдон. Черная магия, вот что тут произошло».

К своему ужасу, он узнал человека, лежавшего на полу, как только его перевернул. Даже в свете свечи Изгримнур видел, что лицо Динивана посинело, тонкие полоски крови вытекли из ушей и высыхали на щеках, точно красные слезы. А все тело напоминало мешок со сломанными ветками.

– Элизия, Матерь Божья, что здесь произошло? – громко простонал герцог.

Диниван открыл глаза, так напугав герцога, что тот чуть не выпустил голову священника из рук. Взгляд Динивана блуждал несколько мгновений и остановился на Изгримнуре. Возможно, причина была в свече, которую держал в руке герцог, но ему показалось, будто в глазах Динивана вспыхнул странный свет. Впрочем, он знал, что этот свет очень скоро погаснет.

– Ликтор… – выдохнул Диниван, и Изгримнур наклонился поближе к нему. – Позаботьтесь… о… Ликторе.

– Диниван, это я, – сказал он. – Герцог Изгримнур. Я пришел сюда, потому что ищу Мириамель.

– Ликтор, – упрямо повторил священник, его окровавленные губы отчаянно сражались со словами.

Изгримнур выпрямился, продолжая сидеть на полу.

– Хорошо.

Он принялся беспомощно оглядываться по сторонам, чтобы подложить что-то под раненую голову священника, но не нашел ничего подходящего. Тогда он опустил Динивана на пол, встал и прошел до конца коридора. Он уже знал, какая из комнат принадлежала Ликтору – возле нее валялись огромные куски двери, и даже мрамор на дверном проеме был обожжен и осыпался. И еще меньше сомнений вызывала судьба Ликтора Ранессина. Изгримнур окинул взглядом уничтоженную спальню и быстро вернулся в коридор, только сейчас заметив, что стены испачканы кровью, будто нанесенной на них громадной кистью. Изуродованные тела главы Матери Церкви и его юного слуги едва ли походили на человеческие: над ними настолько жестоко поглумились, что даже закаленное сердце старого солдата Изгримнура дрогнуло при виде такого количества крови.

Когда герцог вернулся к Динивану, он заметил, что в дальнем сводчатом коридоре появились языки пламени, но заставил себя не обращать на них внимания. Он потом решит, как будет отсюда выбираться. Он взял холодную руку Динивана.

– Ликтор мертв. Вы можете помочь мне найти принцессу Мириамель?

Священник несколько мгновений тяжело дышал, и герцог видел, что свет в его глазах постепенно гаснет.

– Она… здесь, – медленно проговорил священник. – Зовут… Малахия. Спросите комнатного слугу. – У него перехватило дыхание, но он почти сразу продолжал: – Увезите ее… в… Кванитупул… «Чаша Пелиппы». Там… Тиамак.

Глаза Изгримнура наполнились слезами. Этот человек должен был уже умереть. И только стальная воля заставляла его цепляться за жизнь.

– Я ее найду, – пообещал он. – И позабочусь о безопасности принцессы.

Неожиданно Диниван его узнал.

– Передайте Джошуа, – задыхаясь, сказал он, – я боюсь фальшивых посланников.

– Что это значит? – спросил Изгримнур, но Диниван молчал, а его свободная рука, точно умирающий паук, медленно ползла по груди, беспомощно касаясь ворота сутаны. Изгримнур осторожно достал Священное Дерево и положил ему на грудь. Однако священник из последних сил покачал головой, снова пытаясь достать что-то из-под своего одеяния. Изгримнур вытащил на свет цепочку с подвеской – золотым свитком и пером. Замок сломался, когда он ее потянул, и цепочка осталась лежать на влажных волосах Динивана, похожая на крошечную блестящую змейку.

– Отдайте… Тиамаку, – прохрипел Диниван.

Изгримнур его уже почти не слышал из-за гула голосов и треска пламени в коридоре. Герцог убрал цепочку в карман монашеского одеяния и поднял голову, удивленный неожиданным шевелением поблизости. Один из неподвижных стражей, озаренный пульсировавшим светом пожара, закачался и через мгновение с грохотом повалился вперед на пол, шлем покатился по плиткам, а сам он застонал.

Когда Изгримнур снова посмотрел на Динивана, свет жизни уже погас в глазах священника.

Глава 16. Бездомные

Темнота в аббатстве была полной, тишину нарушало лишь неровное дыхание Саймона. Затем Скоди снова заговорила, и на этот раз ее голос совсем не походил на сладкий шепот.

– Вставай.

Какая-то сила начала его тянуть, оказывая давление, мягкое, как паутина, но сильное, точно железо. Против его собственной воли у Саймона напряглись мышцы, и он начал сопротивляться. Еще мгновение назад он отчаянно хотел встать, а теперь – изо всех сил старался лежать неподвижно.

– Почему ты со мной сражаешься? – раздраженно спросила Скоди и провела холодной рукой по его груди, потом опустила ее к животу.

Саймон отчаянно дрожал, дернулся, потерял контроль над своими конечностями, и воля девушки сжала его, как кулак. Невероятная и одновременно неосязаемая сила заставила его встать на ноги, и он покачнулся в темноте, пытаясь восстановить равновесие.

– Мы отдадим им меч, – ворковала Скоди. – Черный меч… о, мы получим такие чудесные подарки…

– Где… мои друзья? – прохрипел Саймон.

– Тише, глупыш. Иди во двор.

Саймон побрел через комнату, беспомощно спотыкаясь и налетая на разные препятствия, точно марионетка, которой управляет не слишком умелый кукловод.

– Сюда, – позвала Скоди. Входная дверь аббатства распахнулась на скрипучих петлях, наполнив комнату зловещим красным светом. Скоди стояла в проеме, и ветер развевал ее светлые волосы. – Иди же, Саймон. Какая ночь! Дикая ночь!

Костер во дворе стал еще больше и выше, чем когда Саймон с друзьями сюда пришли. Огромный огненный маяк достигал в высоту покатой крыши и заливал алым светом потрескавшиеся стены аббатства. Дети Скоди, маленькие и постарше, все до одного бросали в костер самые разные предметы: сломанные стулья, куски мебели, собранный в лесу неподалеку хворост, который окутывал шипящий пар. На самом деле, усердные хранители огня, казалось, швыряли в него все, что им попадалось под руки, – камни, кости животных, старые горшки и осколки цветного стекла из разбитых окон аббатства. Когда языки пламени с ревом взмывали вверх под порывами ветра, в глазах детей отражался его свет и они начинали сиять, словно глаза лисиц.

Саймон, спотыкаясь, вышел во двор, Скоди шагала за ним, не отставая ни на шаг. И тут ночь разорвал жалобный вой, горестный и одинокий. Медленно, точно лежащая на солнце черепаха, Саймон повернул голову в сторону зеленоглазой тени, сидевшей на вершине холма, нависшего над поляной. Когда волчица подняла морду и снова завыла, Саймон почувствовал, что его наполняет надежда.

– Кантака! – позвал он, и ее имя как-то странно прозвучало, слетев с непослушных губ.

Волчица не стала приближаться, оставаясь на вершине холма, снова завыла, и в ее голосе Саймон услышал страх и отчаяние, как будто она сказала ему об этом на человеческом языке.

– Мерзкое животное, – с отвращением заявила Скоди. – Они поедают детей и кричат на луну. Эта тварь не сумеет подойти к дому Скоди, ей не по силам разрушить заклинание.

Она посмотрела тяжелым взглядом в глаза волчице, и лай Кантаки превратился в стон боли. А еще через мгновение она повернулась и скрылась из вида. Саймон выругался про себя и снова попытался высвободиться, но по-прежнему оставался слабым, как новорожденный котенок, которого сильная рука держит за шкирку. Ему принадлежала только голова, но каждое движение давалось с огромным трудом. Он медленно повернулся в поисках Бинабика и Слудига и замер, широко раскрыв глаза от ужаса.

Он увидел две кучи бесформенного тряпья, одну большую, а другую поменьше на замерзшей земле у стены со сгнившей штукатуркой перед входом в аббатство. Саймон почувствовал, как слезы на его щеках превратились в жалящие льдинки, когда что-то заставило его повернуть голову обратно и сделать еще один послушный шаг к костру.

– Подожди, – сказала Скоди. Ее огромная ночная рубашка хлопала на ветру, и Саймон заметил, что она босиком. – Я не хочу, чтобы ты оказался слишком близко. Ты можешь обгореть и испортиться. Встань вон там. – Она махнула пухлой рукой на место в нескольких шагах от нее. Как будто он стал продолжением ее руки, Саймон вдруг понял, что неуверенно шлепает по растаявшей земле в ту сторону, которую Скоди указала. – Врен! – крикнула Скоди, которая, казалось, находилась в маниакально прекрасном настроении. – Где веревка? Ты куда подевался, Врен?

Темноволосый мальчишка выскочил из двери аббатства.

– Держи, Скоди.

– Свяжи его хорошенькие запястья.

Врен бросился вперед, скользя по замерзшей земле, схватил безжизненные руки Саймона, заломил их за спину и старательно связал длинной веревкой.

– Почему ты это делаешь, Врен? – задохнувшись, спросил Саймон. – Мы же были добры к тебе.

Хирка проигнорировал его вопрос, только сильнее затянул узлы, а когда закончил, положил маленькие руки Саймону на бедра и толкнул его туда, где лежали, скорчившись, Бинабик и Слудиг.

Как и у Саймона, у обоих руки были связаны за спиной. Бинабик открыл глаза, посмотрел на Саймона, и его белки сверкнули в тени. Слудиг дышал, но был без сознания, на светлой бороде замерзла струйка слюны.

– Друг Саймон, – прохрипел Бинабик, с трудом выговаривая каждое слово, потом сделал вдох, как будто собрался еще что-то сказать, но вместо этого замолчал.

Скоди наклонилась посреди двора и принялась рисовать круг на растаявшем снегу, посыпая его красноватым порошком, зажатым в кулаке. Закончив, она стала выводить руны на мягкой земле, высунув кончик языка, точно старательный ребенок. Врен стоял в нескольких шагах от Скоди и переводил взгляд с нее на Саймона и обратно, и на его лице застыла животная настороженность.

Дети, закончившие подкармливать костер, сгрудились возле стены аббатства. Одна из самых маленьких девочек села на землю в своей тоненькой тунике и начала тихонько всхлипывать; мальчик постарше небрежно погладил ее по голове, как будто хотел успокоить. Все дети завороженно наблюдали за движениями Скоди. Ветер превратил огонь в огромный, будто живой, столб огня, раскрасившего их серьезные маленькие лица в ярко-красный цвет.

– Ну, и где Хонса? – крикнула Скоди, которая выпрямилась и попыталась закутаться поплотнее в ночную рубашку. – Хонса!

– Я ее приведу, Скоди, – вызвался Врен и скрылся в тенях возле угла аббатства, но уже в следующее мгновение появился снова с черноволосой девочкой хирка на год или два старше его самого.

Они несли вдвоем тяжелую корзину, которая то и дело ударялась о неровную землю, потом поставили ее возле распухших ног Скоди и быстро отошли к остальным детям. Врен тут же присел на корточки перед маленькой группой, достал из-за пояса нож и принялся нервно кромсать торчавший из мотка конец веревки. Саймон даже издалека чувствовал напряжение мальчика и рассеянно подумал, что не понимает причины.