Что? Где она находится? – Наглимунд пал? Саймон почувствовал, как отчаяние наполняет его сердце. В таком случае все действительно потеряно. – Где эта скала, Джелой?

Неожиданно, точно удар гигантской руки, без предупреждения на него налетела черная волна, лицо девочки исчезло, оставив после себя только серую пустоту. В голове Саймона прозвучали прощальные слова Джелой:

Это единственное безопасное место… Беги!.. Буря приближается…

Серая пелена рассеялась, точно волны отлива, покидающие берег.

Саймон обнаружил, что не сводит глаз с мерцавшего, прозрачного желтого света в канавке с ярко горевшим маслом. Он стоял на коленях в пещере Чидсик Аб Лингита. Рядом застыло напуганное лицо Эйстана.

– Какие демоны на тебя напали, парень? – спросил стражник, поддерживая тяжелую голову Саймона и помогая ему сесть на табурет.

Саймон чувствовал себя так, словно его тело состояло из тряпок и зеленых веточек.

– Джелой сказала… она сказала, буря… и Скала Прощания. Мы должны идти к Скале Прощ… – Саймон не договорил, поднял голову и увидел, что Бинабик стоит на коленях возле помоста. – Что Бинабик делает? – спросил он.

– Ждет решения, – мрачно ответил Эйстан. – Когда ты упал, он сказал, что больше не будет сражаться. Что-то долго говорил королеве, а теперь ждет…

– Но это неправильно! – Саймон попытался встать, но у него подогнулись колени, в голове гудело, будто кто-то стучал по железному котелку молотом. – Так… неправильно.

– Такова воля Бога, – с несчастным видом пробормотал Эйстан.

Уамманак закончил шепотом советоваться с женой, повернулся к Бинабику, стоявшему на коленях, что-то сказал на гортанном языке кануков, и собравшиеся в пещере тролли дружно застонали. Пастырь поднес руки к лицу, медленно закрыв ими глаза ритуальным жестом. Охотница торжественно повторила его движение. Саймон почувствовал, как внутри у него все похолодело, и это было тяжелее и безнадежнее зимней стужи. Он уже не сомневался, что его другу вынесли смертный приговор.

Глава 4. Чашка ароматного чая

Солнце пробивалось сквозь распухшие тучи, беззвучно заливая светом большой отряд всадников и вооруженных солдат, шагавших по Главному ряду в сторону Хейхолта. Яркие цвета знамен приглушали неровные тени, цокот копыт терялся в грязи разъезженной дороги, и казалось, будто храбрая армия бесшумно двигается по дну океана. Многие солдаты шли, опустив глаза, другие выглядывали из теней шлемов, словно боялись, что их кто-то узнает.

Впрочем, не у всех вид был удручающим. Граф Фенгболд, которому в ближайшее время предстояло стать герцогом, скакал во главе отряда под черно-зеленым, украшенным драконом знаменем Элиаса, а также своим собственным серебряным соколом. Длинные черные волосы Фенгболда, которые удерживала только алая лента, повязанная на лбу, спадали на спину. Он улыбался, размахивая в воздухе кулаком в латной перчатке, и его приветствовали несколько сотен зевак, выстроившихся вдоль дороги.

Сразу за ним ехал Гутвульф из Утаниата, который изо всех сил старался не хмуриться. Он также обладал титулом «граф» – и, предположительно, расположением короля, – но не сомневался, что осада Наглимунда все изменила.

Гутвульф всегда знал, что наступит день, когда его старый товарищ Элиас станет королем, а он непременно будет рядом. И вот теперь Элиас король, но все остальное складывалось совсем не так, как он представлял. Только тупой юнец Фенгболд либо слишком глуп, чтобы это заметить… либо чересчур амбициозен, и ему все равно.

Перед началом осады Гутвульф коротко подстриг седеющие волосы, и сейчас шлем свободно болтался на голове. И, хотя он по-прежнему оставался сильным и здоровым мужчиной в самом расцвете лет, иногда ему казалось, будто он усыхает внутри доспехов, становясь все меньше и меньше.

«Неужели я единственный, кому с каждым днем все больше становится не по себе? – спрашивал он себя. – Может быть, я стал слишком мягким и похожим на женщину после стольких мирных лет?»

Но это не может быть правдой. Да, во время осады две недели назад сердце отчаянно колотилось у него в груди, но причиной был восторг сражения, а не страх. Он смеялся, когда его атаковали враги, мастерским ударом длинного меча сломал спину одному из них и принимал ответные выпады, уверенно сидя в седле и управляя своим скакуном так же, как и двадцать лет назад, – даже лучше. Нет, он вовсе не стал мягкотелым, во всяком случае, не в этом смысле.

Гутвульф также знал, что не его единственного преследует растущее беспокойство. Хотя вдоль дороги собралась приветствовавшая их толпа, большинство были городскими бандитами и пьяницами. На самом деле слишком много окон, выходивших на Главный ряд Эрчестера, закрывали ставни, а из темных щелей других выглядывали горожане, которые не пожелали выйти из домов, чтобы отдать должное королю.

Гутвульф повернул голову в поисках Элиаса, и ему стало не по себе, когда он обнаружил, что на него пристально смотрят возбужденные зеленые глаза короля, и почти против собственной воли кивнул. Элиас сдержанно кивнул в ответ и с мрачным видом окинул взглядом жителей Эрчестера, вышедших его приветствовать. Элиас, которого мучила какая-то непонятная, но не слишком серьезная болезнь, покинул затянутый тентом фургон и пересел на черного скакуна всего в фарлонге или около того от городских ворот. И тем не менее он прекрасно держался в седле, скрывая от посторонних глаз недомогание. Король заметно похудел в последнее время, и теперь твердая линия его челюсти стала особенно заметна. Если не считать невероятной бледности – не особенно заметной в пятнистом свете близившегося вечера, как иногда случалось – и отстраненного сияния глаз, Элиас выглядел стройным и сильным, как и полагается королю, с победой возвращающемуся после успешной осады.

Гутвульф бросил мимолетный взгляд на серый меч с двойной гардой, висевший в ножнах у короля на боку. Проклятая штука! Как же он хотел, чтобы Элиас швырнул мерзкий клинок в глубокий колодец. Гутвульф совершенно точно знал, что с ним что-то не так. Кое-кто в толпе также почувствовал неприятные эманации меча, но только Гутвульф, который достаточно часто оказывался рядом со Скорбью, мог распознать истинный источник их беспокойства.

Впрочем, не только меч вызывал у жителей Эрчестера тревогу. Так же, как король, бодро ехавший верхом на лошади вечером, превращался в больную развалину в своем фургоне днем, успешную осаду Наглимунда нельзя было считать славной победой над его братом- узурпатором. Гутвульф знал, что даже находившиеся далеко от поля сражений горожане Эрчестера и Хейхолта пришли сюда, чтобы услышать про странную, жуткую судьбу замка и людей Джошуа. Но даже если и нет, лица, на которых читалось легкое отвращение, и склоненные головы солдат вместо победоносного ликования армии без слов говорили о том, что все совсем не так, как должно быть.

Это было больше, чем стыд, и больше обычного уныния – для него так же, как и для солдат. Они испытали страх и не могли его скрыть. Неужели король сошел с ума? Неужели навлек на их головы настоящее зло? Граф знал, что Бог не боится сражения или пролитой в небольших количествах крови, – такими чернилами написаны его намерения, так сказал один философ. Но, да проклянет их Усирис, это совсем другое дело, разве нет?

Он снова искоса посмотрел на короля и почувствовал, как внутри у него все сжимается. Элиас внимательно слушал своего советника, одетого в красное Прайрата. Безволосая голова священника болталась возле уха короля, точно покрытое кожей яйцо.

Гутвульф раздумывал о том, не следует ли убить Прайрата, но решил, что так будет только хуже, все равно что прикончить хозяина гончих, которые ждут команды возле горла жертвы. Возможно, Прайрат остался единственным, кто в состоянии контролировать короля, – если только, как часто думал граф Утаниата, сам священник, который всюду сует свой нос, не ведет Элиаса к погибели. Кто же может это знать, будь они все прокляты? Кто знает?

Возможно, в ответ на какие-то слова Прайрата Элиас обнажил зубы в улыбке и посмотрел на небольшую толпу зевак. Гутвульф видел, что у короля лицо совсем не счастливого человека.

– Я очень зол, и мое терпение подходит к концу от такой неблагодарности.

Король уселся на Трон из костей дракона, который прежде занимал его отец Джон.

– Ваш монарх возвращается с войны, одержав грандиозную победу, а его встречает только горстка отбросов. – Элиас поджал губы и принялся буравить взглядом отца Хелфсина, тщедушного священника, который также являлся канцлером огромного Хейхолта. Хелфсин опустился на колени у ног короля, выставив вперед лысую макушку, словно жалкий и не слишком надежный щит. – Почему меня не встречали мои подданные?

– Но это не так, милорд, – дрожащим голосом возразил канцлер. – Разве я не встречал вас у ворот Нирулаг со всем вашим двором, остававшимся в замке? Мы счастливы, что ваше величество вернулись домой в добром здравии и восхищены вашей победой на севере!

– Мне не показалось, что мои жалкие подданные из Эрчестера счастливы или испытывают восхищение. – Элиас потянулся к чаше, и Прайрат, который всегда был начеку, протянул ему ее, стараясь не пролить темную жидкость. Король сделал большой глоток и поморщился от горечи. – Гутвульф, ты считаешь, королевские подданные продемонстрировали мне надлежащую преданность?

Граф сделал глубокий вдох и только потом медленно заговорил:

– Возможно, они… до них дошли слухи…

– Слухи? Какие? Разве мы не разрушили крепость моего брата-предателя в Наглимунде?

– Разумеется, мой король. – Гутвульф почувствовал, что ступил на тонкий лед. Элиас не сводил с него зеленых, точно морские волны, глаз, в которых застыло бессмысленное любопытство. Как у совы. – Разумеется, – повторил граф, – но наши… союзники… они таковы, что вызывают множество разговоров.

Элиас нахмурился, словно его по-настоящему озадачили слова Гутвульфа, и повернулся к Прайрату.

– Мы обрели могущественных друзей, разве не так, Прайрат?

Священник ласково ему кивнул.

– Очень могущественных, ваше величество.

– И они выполнили нашу волю, верно? Они ведь сделали то, что мы хотели?

– Они точно исполнили вашу волю, король Элиас. – Прайрат бросил мимолетный взгляд на Гутвульфа.

– Хорошо. – Элиас с довольным видом повернулся и снова посмотрел на Хелфсина. – Король отправился на войну, разбил своих врагов и вернулся, заключив союз с королевством более древним, чем давно исчезнувшая империя Наббана. – Его голос опасно задрожал. – Так почему же мои подданные поджали хвосты, как собаки, которых отходили дубиной?

– Они неотесанные крестьяне, сир, – сказал Хелфсин, на носу которого повисла капля пота.

– Я уверен, что кто-то здесь решил устроить проблемы во время моего отсутствия, – заявил Элиас, старательно и пугающе выговаривая слова. – Я хочу знать, кто распространяет про нас сказки. Ты меня слышал, Хелфсин? Я должен выяснить, кто думает, будто он лучше Верховного короля понимает, что хорошо для Светлого Арда. Иди и возвращайся с ответом на мои вопросы. – Он сердито потянул себя за щеку. – Думаю, кое-кому из проклятых, прячущихся в своих домах аристократов пора познакомиться с виселицей. Им необходимо напомнить, кто правит этими землями.

Капля пота наконец упала с носа Хелфсина на плитку пола. Канцлер принялся энергично кивать, и еще несколько капель присоединилось к первой, их оказалось на удивление много в такой прохладный день.

– Конечно, милорд. Так хорошо, просто замечательно, что вы к нам вернулись.

Хелфсин слегка приподнялся, снова поклонился, потом повернулся и быстро вышел из тронного зала.

Грохот закрывшейся огромной двери эхом прокатился среди потолочных балок и плотно висевших знамен. Элиас снова откинулся на широкую клетку из пожелтевших костей и принялся тереть глаза тыльной стороной ладоней сильных рук.

– Гутвульф, подойди, – приглушенным голосом приказал Элиас.