Егор Калугин: Белая крепость

Глава 1. В которой случается невероятное

Черная карета, поскрипывая рессорами, свернула в узкую улицу. Возница натянул вожжи, останавливая коней. С запяток спрыгнули двое, огляделись настороженно. Один сбросил с упора зазвеневшую пружиной ступеньку. Другой лег перед каретой в грязь.

– Можно выходить, госпожа, – произнес первый.

Дверца кареты приоткрылась. Показался подол платья и легкая ножка в замшевом сапожке опустилась на ступеньку, другая повисла нерешительно над спиной лежащего.

– Можно выходить, – повторил мужчина.

На его локоть легла узкая рука в коричневой перчатке. Сапожок, не коснувшись спины лежащего, прочертил короткую дугу, и девушка в черном широком плаще легко спрыгнула на мостовую.

– Здесь принято наступать на слугу, – прошипел мужчина. – Вы нас выдаете с головой.

– Куда идти? – послышалось из-под капюшона.

– Прошу, госпожа, – произнёс он, вытянул руку. – Нам сюда.

Кучер соскочил на мостовую, скрутил кнут в ладонь и двинулся узким проулком вниз. За ним женщина в плаще, а следом ехавшие на запятках, придерживая хорошо заметные под плащами сабли. С первого взгляда было заметно, что они торопятся. Идущие позади часто оглядывались, будто опасались преследования.

В самом конце улицы возница стукнул трижды рукоятью кнута в неприглядную дощатую дверь с тисовым веночком. Изнутри послышался кашель. Возница, не ожидая приглашения, вошел. Пробыл там недолго, дверь распахнулась и показалась его рука. Девушка подала ему ладонь и скрылась за дверью. Остальные отступили в тень, оглядывая улицу.

В доме было жарко натоплено, трещали дрова, и огонь колыхался по стенам багровыми отблесками. У очага сидела горбатая старуха с крючковатым большим носом в бородавках, седая и безобразная, в цветастом халате. Она заскрипела недовольно:

– Я говорила – не опаздывать! Времени нет. Совсем!

Возница, в свете очага оказавшийся рыжим конопатым парнем, шагнул к двери:

– Удачи, княжна, пусть сладится всё. А мы сдюжим, не сомневайся…

И в глазах его светло-голубых искоркой сверкнула слеза.

– Быстрее переодевайтесь! Быстрее! – скрипела своё старуха.

– Спаси Бог тебя, Ерёма. Всё сладится, я верю, – произнесла гостья.

Рыжий кивнул и вышел, скрипнув дверью. Старуха растирала в ладонях и бросала в огонь пучки травы. Комната скоро наполнилась едким дымом:

– Тяга сильна, тяга идёт. Ох, ух! Чую, чую! Близка, близка темень! По земле бежит, по воде течёт, по воздуху несётся! Темень близится. Темень!

Гостья сбросила плащ и оказалась совсем молоденькой девушкой с копной темных вьющихся волос и синими глазами.

– Ох, темень близко, чую я, – старуха скакала на одной ноге, припевая своё. – Тяга сильна. Тяга идёт, идёт! Темень близится, вижу! Будет у тебя, дева, суженый, вижу его, вижу! Сила в нём тайная, сила темная!

Сухо хлопнул за дверью выстрел, кто-то закричал, и старуха засуетилась, заохала:

– Темень, темень! – швырнула в огонь несколько снопиков травы и комнату заволокло чадом, так что и огня уже было не различить. – Тяга сильна! Ах! Ух!

За дверью зазвенели сабли, захлопал кнут, дробно посыпались выстрелы.

– Ух! Ах! Отворись протока, – завыла старуха, – подхвати листок, закрути по воде, унеси далёко на брега светлые, потаённые! Уходи! Уносись!

Дверь с грохотом слетела с петель, выпуская, словно в трубу, густой дым из комнаты. И оказалось, что старуха осталась одна. Она поглядела хитро на вошедшего мужчину в черном плаще с надвинутым на лицо капюшоном и захохотала, заливаясь, показывая ему язык:

– Не успел! Не успел! Бе-бе-бе!

Гость сдвинул капюшон, обнажив длинный узкий нос и холодные бледные глаза:

– Ниварья.

На улице послышался звон и в комнату влетели разом четыре короткие стрелы. Мелькнули стальным оперением и отбросили старуху к стене.

Мужчина прикрыл глаза и повел носом, принюхиваясь чутко, словно зверь:

– Она только что была здесь. След ещё виден. Пускайте за ней пса.

Глава 2. В которой друг бросает друга в разгар кавалеристской атаки

На белых крепостных стенах тревожно алел закатный свет неба.

– Гусары! Гусары идут! – закричал Олег, подняв саблю.

Сабля была спортивная, с обломанным острием.

– Где? – вытянул шею Вовка.

– Видишь, там? – Олег клинком указал в край пустыря, где кончались черные кусты и виднелся край заснеженной дороги. – Разворачиваются лавой!

Вовка пригляделся, но ничего кроме зелёного «Жигули» с горящими фарами не увидел.

– Точно? – спросил он с сомнением.

– Не видишь? – разгоряченно крикнул Олег. – А крылья у всадников не видишь? А лес поднятых копий?

И вскочил на кромку снежного редута:

– Сомкнуть ряды! Колья ставь!

Вовка был единственным, кому команда могла предназначаться, и он только сжал крепче толстую палку, служившую ему оружием.

– Чего застыл? – обернулся к нему Олег. – Вперёд редута становись! Пушки – то-о-о-овсь!

Вовка бросил палку и сел в снег.

– Намётом пошли! – вглядывался вперёд Олег. – Уже «Dalej!»^[1] кричат! Слышишь?

– Не слышу, – внятно проговорил Вовка.

– Да как не слышишь? – снова обернулся к нему Олег. – Ты чего?

– Ничего, – буркнул Вовка.

– Пехота, прикрывай редут! – грозно махнул саблей Олег. – Сейчас ударят! Рысью идут, ну!

Вовка вздохнул:

– Никого там нет.

– Что? – поднял брови Олег.

– Надоело, понял? – Вовка поднялся. – И не пехота я тебе…

– Как не пехота? – ахнул Олег такому нарушению дисциплины перед летящей в атаку конницей.

– А так, – неприятно усмехнулся Вовка. – Как дурачки, всё в войнушку играем…

– Это не войнушка! – нахмурился Олег. – А историческая реконструкция!

– С палками, что ли? Вдвоём?

Вовка с неприятной усмешкой принялся деловито отряхивать рукавицами снег с куртки:

– Чего-то выдумываем всё, играемся… люди уже смеются…

– Это, что за люди смеются?

– Наташка… и вообще… все в школе нас дурачками считают…

– Вообще у нас с тобой клуб исторической реконструкции, забыл?

– Ага, из двух человек… клуб, ха-ха…

– Есть ещё Колька, – машинально бросил Олег. – Вот выздоровеет и придёт…

– Да он соврал, что болеет. Сам в кино в Томкой пошел.

– Врёшь!

– Да чего ему врать? Он нас с Наташкой звал. На «Человека-Паука» в три «Дэ».

Усмешка не сходила с его губ и здорово раздражала Олега.

– Мы ведь договаривались, – проговорил он подрагивающими от обиды губами. – Соберём оружие, пошьём форму, пищали сделаем, как у стрельцов… будет настоящий клуб! Будет! Главное – начать. А?

Вовка слизнул снег с рукавицы:

– Детство всё это, – вздохнул, – взрослеть пора… уже десятый класс, ей-богу, а всё как дети.

– Да этим и взрослые занимаются!

Вовка совсем язвительно поглядел:

– Вот и этим… взрослым твоим тоже… пора взрослеть. Делом бы занялись, а то игрушки всё… пушечки, сабельки.

И пошёл.

– Ты куда? – ошеломлённо выкрикнул Олег ему в спину.

– Домой, – бросил тот, не обернувшись.

– А гусары? – в голос Олега прорвалась обида. – Атака ведь идёт! Порубят нас!

Вовка махнул рукой. И пошёл дальше.

– Меня ведь убьют! – громче крикнул Олег. – Слышишь?

– Не убьют! – крикнул тот. – Выдумывай меньше!

И обидно рассмеялся.

Олег смотрел ему в спину, пока Вовка не скрылся за деревьями. Всё ждал, что тот одумается. И только когда остался один на пустыре, сел на край снежного редута, который вдвоём с другом нагребали полдня.

Оглянулся туда, где только что разворачивалась для атаки грозная хоругвь крылатых гусар. Там ничего уже не было. Только кусты, только снег. Край черной дороги с нечищеными обочинами. Желтый автобус третьего маршрута, такой обыкновенный, что хотелось закрыть глаза и уснуть. Улететь куда-нибудь.

Небо затянули сиреневые сумерки, зажглись в парке фонари. Тянуло влажным весенним ветром. Полетел лёгкий, словно пух, снежок. Автомобили на дороге разъехались куда-то. Было безлюдно и тихо.

Домой идти не хотелось совсем. Едва он представил, что поплетётся сейчас один через тёмные дворы со сломанной саблей в руке, что как обычно будет пить чай и сядет за компьютер изучать старинное вооружение, и будет всё как всегда, словно в обыкновенный будничный день, ему стало тошно.

«Буду сидеть, пока не замёрзну, – решил про себя. – Друзья, называется…»

И самым обидным было, что он чувствовал – прав был Вовка. В какой-то неприятной и пока неприемлемой части был прав. Получалось, он ушел взрослеть, а Олег остался. Зачем?

С пугающим удовольствием он отметил про себя, что промокшие в сапогах ноги прилично озябли.

– Замёрзну, – проговорил он и расстегнул бесстрашно куртку, – будет знать тогда…

Что будет знать Вовка, когда он замёрзнет, Олег придумать не успел.

Глава 3. В которой происходит совсем непонятное

В небе над пустырём раскатился дикий вскрик:

– И-и-и-и-и-и!

И прямо в самую серёдку наметённого редута с этим визгом что-то рухнуло так, что снег взвился столбом.

Едва снежная пыль рассеялась, оторопевший Олег увидел, что это была темноволосая девушка. Она огляделась и охнула:

– Ну ничего себе!

– Ничего себе, – повторил машинально Олег.

– Ай! – вскрикнула от испуга девушка.

– Ой! – с перепугу подпрыгнул Олег и съехал с борта редута к самым её ногам.

С минуту они таращились друг на друга. Олег успел разглядеть, что у неё синие большие глаза и девушка очень даже ничего. Только костюм довольно странный – платье средневековое и плащ за спиной до пола, словно она тоже участвовала в исторической реконструкции.

– Привет, – сказал Олег и улыбнулся.

Прямо над ними в небе послышался рёв, как у пикирующего бомбардировщика.

– Это пёс! – взвизгнула девушка и припустила с неожиданной спринтерской скоростью. – Беги!

– Чего? – ахнул Олег.

С оглушительным шлепком в снежный сугроб рухнуло нечто увесистое. Снова весь мир заволокло снежным облаком.

Олег замер, раскрыв рот.

– Беги-и-и! – кричала откуда-то уже издалека девушка.

Олег выставил клинок вперёд, как учили на фехтовании, и принялся пятиться. В клубах снежной пыли ворочалось какое-то тёмное пятно, урчало и хрюкало. И вдруг, разрывая снежную завесу, с быстротой молнии бросилось на Олега. Едва Олег разглядел его морду, покрытую густой шерстью, четыре маленьких, светящихся яростью глаза, пасть с рядами острых зубов и кривые козлиные рога, как уже бежал от него быстрее ветра вдоль улицы и кричал от ужаса.

И вдруг провалился в пыльный узкий лаз. Скользнул, будто с горки, и вылетел, головой вперед, как торпеда, в кучу тряпья.

– Апчхи! Ап… ап. – Пылью забило горло.

За спиной послышался грохот и удивлённый рёв – рогатый, похоже, провалился в ту же дыру, а значит, приближался сейчас со скоростью пушечного ядра. Эта мысль придала Олегу ускорение. Вынырнув из тряпья, Олег бросился в открытую дверь и помчался узким проулком. И скоро выскочил к небольшой площади, где стояла черная, запряженная двойкой унылых лошадей карета. У кареты стоял такой же, как и лошади, унылый мужик с франтоватыми короткими усиками, с массивным ружьем на плече и узкой кривой саблей на боку.

– Стоп, кумпель!^[2] – поднял он ему навстречу руку.

Позади в проулке взревел рогатый – его приземление вышло, видимо, не таким мягким, как у Олега. И вне всяких сомнений, злости ему прибавило. Потому объясняться с усачом Олег и не подумал. Набрав скорость, рухнул на бок, проехался по слабому ледку под каретой и дунул дальше.

Мужик крикнул ему вослед:

– Прежештань, бо штрелям!^[3]

И тут же взвыл:

– Матка Бозка! То Демон! Демон!