– Вот что, ребятушки. Сегодня на рассвете в акрополь приехал гонец из городка Хорвус. Тамошний бургомистр подозревает, что рядом с одной из деревень завелась какая-то потусторонняя тварь. Доказательств у него нет. Но Хорвус, сверх обычного отчисления, ежегодно жертвует ордену двести монет золотом. Этого достаточно, чтобы месяц кормить четверть всех церберов Кремоса – и этого уж точно достаточно, чтобы вы впятером подняли задницы и поехали выяснять, завелось ли там что-то или нет, и, если завелось – что именно. Бургомистру не хамить, держаться вежливо: если из-за вас, раздолбаев, он решит жертвовать не на Кремос, а на другое отделение ордена, сюда можете не возвращаться, лучше сразу там и утопитесь в болоте. Ничего внятного почтенный бургомистр Атамус не написал, так что с подробностями разберетесь на месте. Дорожные мешки и заводных коней вам уже подготовили. За старшего назначаю Илиана. Всё, выметайтесь. Если через полчаса вы будете еще в Кремосе – пеняйте на себя!

Светлая пышная борода магистра недвусмысленно указала на дверь – и мы вымелись.

* * *

Рыжий дернул повод в очередной раз, пытаясь дотянуться до вьючной лошади, послушно идущей в поводу, и вернул мои мысли из кабинета магистра Жара на дорогу.

Коряжка был деловит и радостен: он любит ездить большой компанией, радостно знакомился с собратьями, совал ко всем добродушную рыжую морду… и никогда не упускал случая угоститься чужими харчами, хитрая скотина.

– Танис, следи за своей клячей, – цыкнул сквозь зубы Камень, едущий прямо передо мной.

– Сам ты кляча, – вполголоса отбрехнулась я, но повод потянула, не давая Коряге на этот раз обкусить веточку с придорожного куста.

Высокомерный гнедой Илиана, чуя настроение хозяина, хлестнул хвостом.

В церберском отряде мы с Коряжкой были примерно на равных ролях: он – самый мелкий, ниже остальных коней почти на ладонь, я – самая молодая.

Да и плевать: зато у Коряги самый длинный в отряде хвост, у меня – самый чувствительный дар!

– Цербер Танис Болотная, повтори-ка, что ты сказала, – ласково приказал Камень, который с утра лаял на людей, словно с цепи сорвался.

Позади послышались смешки: мы с напарником радовали отряд своей грызней с самого выезда.

А я, вздохнув про себя (ну как магистру пришло в голову ставить Солнышко во главе отряда?), послушно “повторила”:

– Я сказала, “сейчас заплачу”!

Смешки стали громче, а я развила мысль:

– Обидно же! Коряжка орденский конь, а не кляча, и вообще, вон у него какой хвост…

– По хвосту выбирала?

– Ага, – простодушно согласилась я, и насмешка не получила продолжения.

* * *

Утром Камень проснулся в приподнятом настроении. Правда, не весь: верхняя половина напарника была недовольной. Заметив, что я его рассматриваю, Камень натянул поверх утреннего жизнелюбия штаны, да и свалил из комнаты – тем самым дав мне без помех одеться.

Я, в отличие от Камня, благодаря ночным магическим (и не магическим) экспериментам не выспалась вся.

К утру ночные ощущения утратили силу, и я сомневалась, а было ли примерещившееся мне внимание?

Стоит ли верить ничем не подтвержденным ощущениям, если заклинания, проверенные что церберами, что ведьмами, ничего не отыскали?

Впрочем, верить всегда нужно себе. А потому я схожу к аргусу Эстону, расскажу ему всё (кхм, почти всё) и пусть что хочет, то и делает. Хочет – защиту над акрополем поднимает, хочет – гонит к лекарям прихворнувшее Око…

Но не сложилось.

А я ярко представляла, как это было бы: акрополь Кремос, комната лекаря – тесная, загроможденная сундуками, шкафами, полками. Сам лекарь, пропахший лечебными травами и едкими настоями, требующий описать, что произошло. И я, честно (лекарям не врут!) рассказывающая, как всё было:

“– Сперва мне показалось, что за мной кто-то наблюдает, а потом я почему-то решила, что будет хорошей идеей, если я разденусь и буду себя трогать. Скажи, лекарь, что со мной?

– И-и-и, душенька, да это тебя естество зовет, мужика тебе надо! Всё, иди отсюда, лекарство за дверью сама найдешь!”

Камень, сощурившись, оглянулся на мой смешок, и я из уважения к его старшинству сделала вид, что смеялся кто-то другой, но не я, нет!

Илиан отвернулся, а я задумалась: а может, и правда, не было никакого взгляда?

Себе, конечно, нужно верить – но если я просто не поняла, что хотела себе сказать? И на самом деле это и впрямь, кхм, “естество зовет”?

Мужика-то у меня действительно давненько не было…

Может, и впрямь, завести кого? Мужиков вокруг – полный акрополь, на любой вкус. Пониже, повыше, тоньше, толще, темные, светлые, да хоть бы и рыжий – “лекарство” по душе подобрать не долго.

Составим с Солнышком расписание, будем по очереди хахалей в комнату таскать!

У церберов на плотскую любовь запрета нет: это семью двенадцать лет заводить не моги, а любиться – любись, лишь бы службе помехой не стало.

Мне про это еще наставница рассказывала.

Тетка Карима, когда поняла, что на болоте мне жизни больше не будет, здорово вспылила – столько сил ею было в будущую преемницу вложено, а из-за моей дурости всё прахом пошло!

Но потом, когда гнев у нее уже схлынул, а задница у меня еще не зажила, стала понемногу отходить и наставлять бедовую-непутевую, рассказывая, что там у них да как:

– Как только звезды в Зале Испытаний новичка признают – всё, пути тому назад нет. Цербер своей волей из ордена уйти не может, только с позволения старших. А они раньше, чем через двенадцать зим, не отпускают. Да и потом – еще по службе поглядят.

Я повозилась на лавке, пытаясь осторожно согнать наглую муху: жар, вроде бы, спал, спасибо Ведающему Тропы, и в озноб меня больше не бросало, только укрыться все еще было выше моих сил. А эта тварь назойливая кружила, кружила, стремясь сесть на подживающую спину или то, что пониже – да и жигануть так, что искры из глаз сыпались.

Тетка Карима поглядывала на моё шебуршение искоса, поджав губы.

– А раньше, что – совсем никак? – я, наконец, устроилась поудобнее и затихла.

– Ну, почему… можно за золото. Но цену назначает орден, и он не торгуется. И обязательно должен найтись человек, который тебя выкупить захочет – самому за себя откуп заплатить нельзя. Это если вообще орден согласится отпустить. А не согласится – так просто откажет, и никто ему в этом не указ.

– А если, скажем, цербер – баба, и понесет?

Муха вернулась, и теперь жужжала где-то над ухом, зля неимоверно.

– Ты себя-то самой умной не считай! – вскипела тетка Карима.

Спина заныла: нынче ей как раз за то и прилетело, что посчитала я себя самой умной.

Я затихла, замерла, выжидая – но миновало, и буря прошла стороной, тетка успокоилась так же быстро, как и рассердилась.

– Орденские бабы, конечно, нос дерут до небес. Да только родить не могут.

Думать об этом мне, шестнадцатилетней, было неприятно: пусть мужа мне ждать не приходилось, но детьми ведьме обзавестись никто не запретил бы.

Детей я хотела.

Не прямо сейчас – но когда-нибудь потом, попозже.

– Но беременная баба – ордену один убыток, – продолжала между тем наставница. – Да и мужикам след бы думать о том, как какую пакость изловить, а не как детишек прокормить. Так что как только станете вы новичками – так и проведут над вами обряд. Парней выхолостят, девкам чрево замкнут.

– Так что, – хмыкнула я, – Парни там все что боровы холощеные?

– Дура, ой, дура! – рассердилась тетка Карима, и моя задница испуганно сжалась на знакомые слова. – Окстись, девка, мужик без яиц – не мужик! Нет. Просто пустым семя становится, и прорасти не способно. Шесть лет, пока орден щенков натаскивает, и еще шесть лет, пока они злыми псами рыщут, вынюхивая, где нечисть затаилась, детей церберам не видать. Зато как срок минует, и волшба спадет, тем, кто доживет, устав семьей обзавестись дозволяет, и даже из ордена для того выходить не обязательно.

Мерзкая муха теперь жужжала совсем перед носом, и я, замерев, приготовилась – а потом резким движением выкинула руку!

Спину обожгло болью, подсохшая корочка треснула и показала мне звезды из глаз посреди бела дня.

Я лежала, блаженно обмякнув, чувствуя, как по спине растекается упоительная прохлада.

– Ох, Ведающий Тропы! – причитала тетка Карима, накладывая мне на спину жирную мазь толстым слоем. – Почему, ну почему, такая сила – такой дуре!

Я потихоньку уплывала в сон.

Над головой ехидно и назойливо жужжала муха.

* * *

Я мотнула головой, отгоняя воспоминания (и привязавшегося ко мне слепня), косы подскочили и снова шлепнулись на грудь.

Дорога, по которой вёл отряд Солнышко, давно отделилась от большака и нырнула в лес. Вокруг шумели кронами деревья – и никакой тебе избушки тетки наставницы…

Только тянуло знакомым моховым запахом – кажется, где-то к самому лесу подступились болота – да метался перед конской мордой слепень, словно вырвавшись из воспоминаний.

Примерившись, я сшибла мерзкую тварь простеньким “огненным плевком”.

– Танис, тебе делать нечего? – тут же возник Солнышко. – Потерпи до привала, там я найду применение твоим силам!

Вот же ж!

Вот интересно. Если цербера можно откупить у ордена за золото – почему граф-отец не растряс мошну для сына и наследника? Может, он и там всех достал?

Хмыкнув, я шевельнула ногами в стременах, и Коряжка пошел резвее, а вслед за ним послушно прибавила ход на совесть выученная вьючная.

– Камень, а Камень! – позвала я напарника.

Позади меня оживились, предвкушая очередное развлечение в скучной дороге. Впереди, наоборот, предпочли не услышать.

– Илиан!

– Чего тебе? – сдался он, поняв, что я так просто не отлипну.

– Есть вопрос! – бодро отозвалась я.

– Рад за тебя, – буркнул Камень.

Я решила, что это вполне можно считать разрешением:

– Скажи, а тебя в Логове как учили – как Клыка или как Око?

Он оглянулся, хмыкнул, приподняв бровь, “украшенную” шрамом.

Ну, он же не ждал, что я этого не узнаю, верно?

Гемос не дал Солнышку скрыть от меня эту великую тайну, хохотнул:

– Из него хотели Око вырастить, надеялись графского дитятю за спиной напарника от опасностей держать. Но такое шило разве удержишь!

– Всему меня учили, – буркнул Камень, метнув выразительный взгляд в напарника Навары. – И как Око, и как Клыка.

– Скажи, может ли такое быть, чтобы Око чувствовало чужое наблюдение, а найти смотрящего не могло?

Теперь во взгляде напарника сквозило удивление.

– Наблюдение магическое?

Отряд, прислушиваясь к разговору, подтягивался ближе.

Я еще раз вспомнила вчерашние ощущения (стараясь вспоминать не все, а только магические, и надеясь, что кровь не прилила к щекам).

Наблюдал за мной, определенно, маг. Человек.

Не чудовище.

Коряжка позвенел трензелями, намекая мне, что я слишком натянула повод, и я торопливо исправилась, потрепала его по холке, извиняясь.

– Магическое.

Камень задумался, нахмурился сосредоточенно – и даже перестал на какое-то время выглядеть, как высокомерный засранец.

– Может.

– Не может! – вставила тетка-Око, русоволосая, полноватая и какая-то вся уютно-округлая.

– Может, Грельда. Если есть существенная разница в силе дара.

– Если цербер наблюдение смог почувствовать, он сможет его и установить! – упорствовала тетка.

Вот и нас в Логове учили: способен почуять – способен найти.

– Если есть существенная разница в силе дара, мастерстве и расстоянии, с которого ведется наблюдение, – невозмутимо продолжил Камень, как будто его не перебивали.

Тетка фыркнула возмущенно и отвернулась ко мне:

– Я, кстати, Грельда Гроза, это Ринко Батог, – кивок себе за спину, – а это, – она ткнула пальцем в спину на Илиана, – хам, который не представил спутников друг другу!

Я сдержала смешок: приятно, что не одна я так считаю!