И ведь высказать ничего не могу, в его власти отчислить меня без объяснений.

Что мне остается? Ждать, когда добьют?

Обида захлестнула с головой.

Получается я не виновата, но страдаю. Это несправедливо.

Не заметила, как слезы заскользили по щекам.

Отвернулась под взглядом проницательных голубых глаз. Последнее, что я хочу – показывать свою слабость. А он, как порядочный ректор, мог бы уйти и дать мне прийти в себя.

Матрас за спиной прогнулся. Вздрогнула от неожиданности и замерла, когда прохладные пальцы коснулись лба и отвели упавшую на нос прядь волос.

– Посмотрите на меня, Варвара, – попросил мягко, не настаивая и не принуждая.

– Тогда я буду слабой в ваших глазах, – говорила шепотом, чтобы скрыть подрагивающий голос.

Почему он не может просто уйти? Где ходит Авдотья Петровна с обещанным чаем? Почему никто до сих пор сюда не зашел с воплем "девушке нужен покой!"?

Больше всего на свете я боюсь, что мою слабость увидят. Поймут, что за уверенной в себе Варварой Липовой скрывается маленькая Варя, до сих пор не нашедшая в себе сил простить родителей, бабушку и недонаставника. И теперь малышка Варя хочет вдоволь нареветься, чтобы снова надолго замолкнуть.

– Сила женщины в ее слабости, – от его чувственного голоса по спине пробежали мурашки. – Посмотри на меня, пожалуйста.

Как можно ему отказать? Ни одна девушка не устоит перед голосом Мороза. Особенно когда так просят.

Подтянулась, села и оказалась слишком близко к ректору. В его льдинках глаз невозможно распознать эмоции. Клубок из них слишком запутан.

Непослушные волосы снова упали на лоб, лишая меня полноценного обзора. Прохладная подушечка пальца скользнула по щеке наверх. Мороз нехитрым движением завел прядь за ухо, не торопясь убирать руку.

– Не бойся своих эмоций.

Простой совет словно повернул ключ и распахнул ворота, освобождая путь обидам, страху, боли, жалости к себе. Слезы неконтролируемым потоком хлынули с новой силой.

Уткнувшись в плечо Мороза, говорила и говорила. Много, несвязно и обо всем.

То, что когда-то тревожило, просилось наружу. Требовало выпустить, отпустить, распрощаться, забыть. И я всецело поддалась на уговоры – рассказывала, сдабривая слезами и всхлипами, ненавидя себя за несдержанность и излишнюю откровенность.

Впрочем, не уверена, что он смог разобрать мой лепет.

О первой вспышке силы, отвращении во взгляде отца, о мальчике из соседнего дома, швыряющегося в меня камнями просто потому, что хочется. О школьной подруге, которая предала мою тайну и всем рассказала, что я волшебница, а все сочли меня сумасшедшей. Что старшеклассник, который мне нравился, рассмеялся мне в лицо, когда узнал о моей симпатии.

Все смешалось в один поток и осталось мокрым пятном на синей рубашке ректора. Стало стыдно. С каждой минутой все больше.

Не могла решиться оторваться от теплого плеча. Страшнее всего увидеть в его глазах укор. Мол, "что вы устроили, Липова? Я проявил учтивость, а вы вывалили на меня тонну детских обид".

Так увлеклась и не заметила успокаивающие поглаживания прохладной ладони по спине.

Всевышний, как же стыдно…

– Простите, пожалуйста, – прошептала, не в силах поднять взгляд. – Я поддалась эмоциям…

Длинные пальцы подцепили подбородок, настойчиво приподнимая вверх. Мягкие теплые губы накрыли мои. Оторопела, совершенно сбитая с толку. Тысячи невидимых иголочек прошили тело. Не успела разобраться в новых ощущениях, как Мороз отстранился.

– Я тоже, – выдал он предельно странное.

Мысли наотрез отказались облегчить осознание.

– Что? – кажется, у меня совсем бестолковый вид.

– Поддался эмоциям, – пояснил ректор с хитрой полуулыбкой. – Будем извиняться по очереди или одновременно?

– Э-э… я…

Так, стоп. Надо собраться. Вести диалог с затуманенной головой плохая идея.

– Чувство юмора сломалось, – выдохнула, загипнотизированная проницательным взглядом.

– Жаль, – Мороз притворно вздохнул. – Придется починить, иначе отчислю.

И так улыбнулся, что сразу поняла – не отчислит. Хотя лучше бы отчислил…

Первая волна осознания – страх.

Он поцеловал меня!

Твою шишку… поцеловал!

Вторая волна – паника.

Что делать? Как теперь избежать неловкостей?

Третья волна – отчаяние.

– Так, вас снова что-то напугало? – с отстраненным ректорским спокойствием мое лицо дотошно рассматривали.

То есть я должна объяснить? Нет, пожалуйста, только не это. В другой раз, в другое время, в другой жизни, в конце концов!

– Вы… ректор, – выдавила с трудом.

– Бываю иногда, – усмехнулся Мороз, ничуть не облегчая задачу.

– Я студентка.

– Радует, что вы все еще об этом помните.

Да что ж… Он издевается. Полуулыбка и смеющийся взгляд тому подтверждение.

– Специально, да? – сложила руки на груди.

И ведь не стыдно вытягивать из меня объяснения, которые ему не требуются. Он ведь сам все понял.

– Варвара, вы слишком драматизируете, – спокойно отреагировал Мороз, ни капли не раздражаясь. – Да, я ректор, но в первую очередь я мужчина, и разговариваю с вами как мужчина, а не как ректор.

Легче не стало. Совсем. Наоборот, напряжение возросло.

Он намекает, чтобы я посмотрела на него как на мужчину? Хотя какие уж тут намеки, прямым текстом говорит!

Узоры засветились бледным голубоватым сиянием. Я не могу здраво мыслить, когда вижу такое чудо…

– У вас уникальный отвлекающий маневр, – отдернула руку, успевшую подобраться слишком близко к его лицу.

Сияние стало чуть ярче. И теперь мне совершенно непонятно, каким образом действует система регулировки? Что отвечает за интенсивность свечения?

– Любопытство в ваших глазах мне нравится больше страха.

– А? – кажется, прослушала. – Да-да… Просто… это ведь невозможно. Вы же не мажетесь флуоресцентным кремом? И узоры. Это ведь не татуировка? Все, вариантов больше нет.

Сцепила пальцы, чтобы снова не тянуться к ректору.

К слову, он тоже о чем-то задумался. Взгляд блуждал по лицу, думаю, даже увидел в моих глазах отражение своих сияющих узоров.

Невероятно… Никогда не смогу спокойно на них смотреть. Это ведь… волшебство! И его можно пощупать, провести пальцем, рассмотреть детально и пристально каждый завиток. Приложить руку и представить, что светится моя кожа. Вдруг от света идет энергия? Мне кажется этот вопрос еще не изучен.

В себя пришла только когда Мороз дернулся и замер. Оказалось, я подползла слишком близко, пальцы блуждали по щеке, очерчивая витиеватый рисунок.

Я будто под гипнозом. Сама не ведаю, что творю.

Осмелев, провела рукой по белым волосам. Мягкие, словно шелковые, и тоже искрятся. Мелкие белые искорки… Такой шевелюре любая девушка позавидует.

– Вы стираете их "Лаской"? – вспомнилась фраза из старой рекламы.

Мороз мотнул головой.

– С лаской проблемы. Острая нехватка, – в голосе появились хриплые нотки.

Какие они длинные! Закончились где-то на середине спины. Рубашка тоже, кстати, приятная на ощупь.

Легкая дрожь прошла по телу от ощущения прохладных рук на талии. В опасной близости, едва ли не прижимаясь к телу Мороза, волнительно…

Сердце отбивало известный ему одному ритм.

Глаза напротив яркие, словно лед под лучами солнца, голубые, как чистейшее небо… и что-то еще… "Лед и пламень", – так я бы охарактеризовала.

Пальцы снова коснулись узоров на щеке.

– Чудо, – выдохнула, завороженная сиянием.

– Ты, – ладонь плавно переместилась выше по спине, притягивая к себе все ближе.

– Узор, – пояснила, впервые видя его глаза с такого ничтожного маленького расстояния.

– Ты мое чудо, – усмехнулся Мороз, подался вперед и замер, словно спрашивая разрешения.

С одной стороны повторить поцелуй интересно, любопытно, с другой – он ректор. Вдруг что-то пойдет не так? Я рискую остаться без Академии.

Моего решения терпеливо ждали.

Ну, была ни была!

Почти невесомое касание теплых губ и я бы отскочила, если б меня не держали.

Да-а… нелепый чмок. Мороз, похоже, как и я пребывал в недоумении. Недолго.

– Впечатляет.

Издевается же. Вон, глаза смеются.

Специально в краску вгоняет. Будто в подтверждение мыслям, он нарочито медленно наклонил голову. От прикосновения к шее дрожь волной прошла по телу. Он провел губами по коже, на изгибе оставил поцелуй… Новые, неизведанные ощущения скрутились тугим узлом в животе.

Мороз смотрел на меня настороженно, ожидая реакции.

– Тоже… неплохо, – выдала максимально небрежно, насколько смогла.

Низкий, ласкающий слух смех разрушил повисшую тишину.

– Ты бесподобна, – на лбу отпечатался нежный поцелуй.

– А вы как думали, – смех вышел нервным. Прикрыла рот, чтоб не выдавать своего истинного состояния.

Всевышний, это катастрофа!

– Ты, Варя. Ты. Прекращай мне выкать.

Меня нехотя выпустили из кольца рук. И очень вовремя. За дверью кто-то слишком громко говорил.

– Что значит "Варя занята"? Чем она может быть занята, умирая на койке? – этот возмущенный сарказм я узнаю из тысячи.

– Занята, говорю, – воинственно настроенная Авдотья Петровна явно не хотела пускать Лиса.

Так она что же, все время стояла под дверью?!

– Я ее друг.

– Не брат же!

– Почти брат! – Васильев начал терять терпение. – Я сам войду.

Мороз Морозович хмыкнул и распахнул дверь.

Авдотья Петровна хмурая, как небо перед дождем, прожигала взглядом Лиса, тот взъерошил волосы и в недоумении смотрел на Мороза. Потом на меня.

– О-о, – выдал он и…

Да он еще слабо выразился!

Ель-метель! Сижу на кровати в одной рубашке, к тому же спущенной с одного плеча. И дверь открыл ректор. Сложить два плюс два и вуаля!

Ну, все. Буду отчисляться. Лис, конечно, никому не расскажет, а вот в Авдотье Петровне я не уверена.

– Васильев, почему не спите? – Мороз хотел быть суровым, но его выдала легкая полуулыбка.

Дайте мне сгореть со стыда!

– Вообще-то, – Лис без смущения протиснулся в комнату, – я за Варю переживаю. Ну, ты как? Брачная ночь отменяется, да? – он плюхнулся на кровать, демонстративно повернувшись спиной к Морозу.

Авдотья Петровна ахнула.

Мороз заломил бровь в немом вопросе, и я отчего-то сразу поняла – он еще к этому вернется.

– Чай? – он повернулся к тете Авдотье. Та кивнула и ушла.

То есть оставлять меня наедине с Лисом ректор не собирается?

Всевышний, за что мне это? Зачем я вообще сама к нему полезла? Тяга ко всему неизведанному меня точно погубит.

– Я… уже лучше, – стараясь больше не смотреть на Мороза, переключила внимание на друга. – Надеюсь, мне разрешат вернуться в комнату.

– Так у нас еще не все потеряно? – хохотнул Лис.

Все же взглянула на ректора. Казалось, удивляться уже некуда. Но он смог. Крайне гармоничные с его внешностью эмоции.

– Мороз Морозович, а вы еще здесь? – Васильеву даже Станиславский бы поверил.

Лично мне захотелось зарыться в одеяло и не вылезать, пока все не уйдут. А все не уйдут. Один точно останется. И я хочу, чтобы это был не ректор.

Дальше я поняла, что просто закопаться в одеяло не поможет. Лучше сразу под землю. Потому что Мороз встал у кровати за спиной, и подтянул им же спущенный край рубашки.

Ель-метель лесная шишка… Я так никогда в жизни не краснела. Особенно под пристальным взглядом Лиса. Он посмотрел на Мороза, а я, к счастью, его не видела. Только ощутила прохладные пальцы на плечах, которые переместились вперед и начали застегивать пуговицы.

Видимо, между Васильевым и Морозом проходила битва взглядов, потому как Лис все время смотрел мне за спину.

Еще немного и выгоню их двоих. И плевать, что ректор сам решает, где ему находиться.