– Хочешь бросить нас?! – выдохнула я в полном бессилии от понимания, что не послушает она меня в этот раз. – Ну, так и убирайся. Мы с Эмбер и без тебя проживём: на целую тунеядку меньше будет, – зло прорычала я. – А вещи тебе ни к чему. Там, на юге княжества, девиц насилуют, там каннибализм. Это у нас лес да зверьё с Северной стороны приходит, травы хоть какие-то, а там голая степь и всё сожрано. Тебе вещи не пригодятся – тебя и без них оприходуют. А мы тут ещё поживём, правда, Эмбер? – только сейчас я глянула на кровать. Там, сжавшись в комочек, лежала наша младшая сестрёнка. Она молчала, отвернувшись к стене.

– Ага, я тунеядка, значит. А от неё что, толку больше? – прошипела Лестра.

– Больше, – не задумываясь, ответила я, – она и в доме прибирается, и стены изнутри заделывает, и рамы уже промазала. Она хоть пытается помочь, в отличие от тебя. Эмбер не ноет, не устраивает скандалов, не качает права и не предаёт.

Лестра, перекинув толстую смоляную косу через плечо, глянула на младшую. Столько ненависти было в её взгляде!

– Ну, раз она такая расчудесная, то и померла бы уже и не обременяла собой сестёр! – выпалила она.

– Заткнись!!! – выкрикнула я. – Замолчи, Лестра! Не смей, слышишь! Не смей даже говорить такое. Хочешь уйти? – разложив на полу простыню, я, особо не глядя, накидала на неё вещи, какие первыми под руку попали. Завязав узелок, я пихнула его в руки сестры. – Убирайся из нашего дома. Уходи! – прошипела я зло. – Выметайся!

– Нет, Томмали, – тихо прохрипела с кровати Эмбер. Она привстала, и на её худое личико с черными болезненными кругами под глазами упала длинная чёлка. – Она правильно говорит, это я виновата. Это из-за меня!

– Хватит! – рявкнула я. – Никто ни в чём не виноват. Это жизнь. Я не хочу идти в южные селения. Не хочу перебираться в соседние княжества. Я хочу жить там, где и живу.

– Да почему? – взвыла Лестра. – Что ты вцепилась в эти руины? Отец дураком был, а ты ещё хуже!

– Нет, он дураком не был! – закричала я, – ты не слышала, что он говорил, что он рассказывал. Да они людей жрали! Они деревни сжигали.

– Не ври! – подлетев, Лестра зарядила мне звонкую пощёчину, – Папа такого не делал! Ты врёшь всё. Там война закончилась, там достаток!

Потерев лицо, я расплылась в снисходительной улыбке.

– Достаток, – сладко пропела я, – а где же тогда торговцы, которые привезли бы нам товар? Где княжеские распорядители, которые засеяли бы поля? А где сам князь? Туман разрастается, мертвяки спокойно по деревням гуляют! Раз там всё так благополучно, что же он про север не вспоминает? Ты ведь слышала новость? Чуть дальше от нас в тумане брешь. Там странные отряды воинов свободно разъезжают. Ну, и где же князь? У нас чужаки под носом, что же он не спешит от пришлых защищаться?

Лестра зло поджала губы, но слов явно не находила.

– А я тебе скажу, – я ткнула в неё указательным пальцем. – Князь наш пусть войну и выиграл, да казну разбазарил. Шатки дела его. Там достаток только в замке, а вокруг такой же голод. Только ещё куча бродяг, бандитов и гурон водится. Сюда они не идут, что им тут делать? Они южнее промышляют, разворовывают то, что война не уничтожила.

– Глупости, – упрямо выдохнула Лестра. – Ты всё врёшь. А я всё равно уйду!

– Куда? – рыкнула я.

– А не важно, куда! От вас подальше. Надоело мне охранять дом, да травки парить. Я для себя пожить хочу. Для себя, понимаешь!

И я, наконец, всё поняла. Никакой юг ей не нужен. Она банально не хочет возиться с больной сестрой, не стремится брать на себя ответственность. Просто желает избавиться от проблем.

– Ты и меня с собой зовёшь, чтобы я тебя там обстирывала да кормила? А ты бы для себя жила, да, – прошептала я.

– Что, дошло? – выкрикнула она мне прямо в лицо. – Ты всегда такой была – Святая Томмали. Всех накормит, всем постирает, дом приберёт, и про соседей не забудет. Мамина помощница, папина гордость. Дура ты! Все на тебе катаются, а ты и везёшь. А я не такая. И гробить себя ради вас я не буду. Оставайся со своей чахотошной, и загибайтесь здесь обе. А я пристроюсь, где потеплее, и заживу в своё удовольствие.

– Ну и убирайся, – севшим голосом пробормотала я, – и не возвращайся.

– Возвращаться?! – Лестра дошла до двери и рассмеялась. – Могилы себе заранее вырыть не забудьте, а то так и спалят тут ваши холодные трупы вместе с домом. Никто ради вас лопатами зазря махать не станет.

С этими словами она вышла и хлопнула дверью. Сверху посыпались кусочки глины, которыми я замазывала щели.

Сев на кровать, уставилась на оставшиеся лежать на полу вещи. Вот и пришёл конец нашей семье. Моего плеча несмело коснулась тонкая холодная ручка.

– Она вернётся. Остынет и поймет, что наговорила. Эта же наша Лестра. Она это всё из-за меня. Прости, Томма, – надрывным от слёз голосом прошептала Эм, – прости, сестрёнка. Я буду помогать тебе, я всё-всё сделаю. Только прости меня.

Повернувшись, я прижала её голову к груди. Мне нечего было ей сказать и нечего прощать. Её вины нет. Никто ни в чём не виноват. Просто такая у нас у всех судьба. А Лестра… пусть идёт своей дорогой. Она сделала свой выбор, а я – свой.

Глава 2

Сидя на толстом бревне у сарая, всё не могла понять: как я позволила уйти сестре, как же не справилась с эмоциями. Своими руками сунула ей узелок с вещами. А теперь уже три дня места себе не нахожу.

Вот где она? Что с ней?

Как и любой одарённый магией житель нашего мира, я чувствовала родных людей сердцем. Я знала, что Лестра жива, но и только-то: невидимая ниточка, соединяющая нас, ослабевала. Хотя связь между нами никогда не была сильной, даже младшую Эмбер я чувствовала острее в десятки раз, и даже могла определить, когда ей становилось хуже. Конечно, тому были свои причины, я ведь фактически растила её. Но и Лестра мне совсем не чужая.

Но всё же связь с ней истончалась.

Я чувствовала свою вину перед младшими сёстрами. Обеими. После смерти папы я должна была полностью заменить им родителей: воспитывать их, кормить, одевать, заботиться о безопасности, а я не справилась.

Совсем не справилась.

За два года дом развалился, забор полностью прогнил и нуждался в замене. Калитка и вовсе отвалилась, и все мои попытки приладить её на место успехом не увенчались.

Идти кого-то о помощи просить?

Да некого! В деревне мужиков с два десятка наберется, и половина из них ещё мальчишки, по сути. Разве что Эгора попросить, соседа нашего. Он хоть и подросток, но малый толковый. В его руках всё горит. Если бы не он, вся семья сгинула бы. Их батька вместе с моим в лес ходил, только, в отличие от моего, его так и не нашли. Бродит где по лесу неприкаянный теперь. Так и осталась наша соседка вдовой с тремя ребятишками. И как бы стыдно мне не было это признавать, но Эгор прекрасно справляется с ролью главы семьи. У них и дом крепче, и огород хоть какой-то имеется. А я что ни посажу – всё вянет. Словно земля у нас проклятая.

Вздохнув, взяла корзинку и поднялась на ноги.

– Может, не пойдёшь? – послышалось за моей спиной. Оглянувшись, увидела вышедшую во двор Эмбер. – Мясо ведь ещё есть, а ветки на растопку мы и около леса собрать можем. Я помогу тебе, я уже и оделась.

Взглянув на свою младшенькую сестричку, невольно улыбнулась ей, а у самой комок к горлу подступил. В отцовском свитере и в гамашах она походила на болезненного подростка, а не на молодую женщину. Светлые волосы собраны в худенькие косички. И огромные голубые глаза, в которых и горела жизнь. Эмбер была бы первой красавицей, если бы…

И вот это «если бы» перечеркивало всё.

Она нездорова. И хуже всего, видимых причин болезни даже мама найти не смогла. Она пыталась её лечить, но лишилась сил. Выгорела. А Эмбер так и осталась немощной и слабой.

– Томма, возьми меня хоть раз с собой. Мне надоело быть паразиткой. Я не подведу, правда, – Эм в детской манере сложила сжатые в кулачки руки на груди и просяще посмотрела мне в глаза.

Но я не могла пойти у неё на поводу.

– У меня осталась только ты, кролик, – я постаралась улыбнуться как можно радостней, но сама почувствовала, насколько жалко это вышло. – Там страшно, сестричка, и очень опасно. Здоровые не возвращаются, мужчины погибают, ну, куда ты пойдешь? К тому же и по дому дел много.

Она расстроилась. Огромные васильковые глаза погасли.

– Эмбер, – бросив корзину, я подошла к сестре и прижала её к своей груди так, как мама делала когда-то. – У нас никого больше нет, а не станет тебя – и мне жить незачем. Я эгоистка, милая. Я не могу лишиться семьи. Я никогда не возьму тебя с собой. Не станет тебя, и мне из тумана возвращаться будет не к кому. А так я знаю, что дома у окна ждёт младшая сестричка. Она зажигает свечу, чтобы я видела, что она не спит. Что она волнуется и верит в меня. Только так я и возвращаюсь, Эм. Только ты меня и удерживаешь.

Плечи сестрёнки подозрительно передёрнулись.

– Не плачь, слышишь! С каким сердцем я уйду, зная, что ты плачешь?

Она подняла на меня взгляд. Иногда Эмбер поражала меня своей стойкостью и желанием жить. Просто дышать и радоваться мелочам. Солнцу, ветру, дождю, последней морковке. Бывало, мы с Лестрой злимся, решаем, что на ужин готовить, когда по полкам шаром покати. А Эм спустится в кладовую, найдёт пару картошин и какую-нибудь зелень пересушенную, и начинает рассказывать нам рецепт нового супа. Вроде вода да клубни растолчённые в ней, а уже не так печально всё кажется.

– Я не буду плакать, правда, – сестра улыбнулась. – Я сильной стану. Я останусь дома и сварю бульон, а ты зелени принеси и черемши побольше. Те кустики, что мы сажали, пропали. Мне кажется, это я на них влияю.

– Что за глупости? – выдохнула я.

– Не глупости, Томма, – оторвавшись от меня, сестра направилась вглубь огорода, утягивая меня за собой.

Зайдя за сарай, я невольно бросила взгляд на три ухоженные могилки. Родители и младший брат.

– Вот смотри, за этими растениями я ухаживала, – Эм ткнула пальцем в чахлые кустики травы, – а вот к этим специально не подходила, – протащив меня чуть дальше, она указала на два куста щавеля. Видишь, какие они? Это я все гублю вокруг. У меня магия гнилая. Правильно Лестра про меня говорила: я плохая, чёрная.

Открыв было рот, чтобы возразить, я всё же промолчала. Признаться, крыть нечем. Кусты выглядели здоровыми и пышными.

– Я не знаю, что к чему, Эм, но давай-ка проведем эксперимент. Не ходи в огород, я сама поделю вечером эти кусты и рассажу. Если приживутся, значит, мы не всё знаем о тебе. И видимо, дар твой не закрыт, а просто нами не понят. Но это не говорит о том, что он плохой, сестрёнка.

– Но ты же видишь, – возразила Эм.

– Вижу, – согласно кивнула я, – я вижу, что ты не маг земли и не целитель. Но в нашем роду разные маги были.

– Папа маг земли, мама – целитель, – прошептала сестрёнка, – а я не пойми кто.

Я расслабилась и рассмеялась.

– Ну, так и я маг иллюзий, – напомнила я сестре, – мой дар тоже полезным не назовёшь. Разве что умыкнуть у кого с огорода немного овощей да травы, прикинувшись бездомной собакой. Но это себе дороже: всех собак у нас ещё в том году съели, знаешь, какая охота за мной начнётся?

Эмбер тихо засмеялась, зная, что я вовсе не шучу. В последний раз, когда я в образе пса забралась в чужой огород, я еле ноги унесла. Меня саму чуть ужином не сделали. А по деревне потом ещё неделю ползали слухи о том, что видали, как пёс по огородам на задних лапах бегал и через заборы карабкался.

– Смешно тебе, а я тогда уж и с жизнью простилась. И главное ведь иллюзию не скинешь, сразу увидят, кто в огороде воровством промышлял, а потом репутацию не отмыть, как у кого пара морковок пропадёт – мигом к нам бежать с обвинениями будут.

Эмбер рассмеялась ещё звонче. А мне стало легче. Раз есть в нашей жизни ещё место веселью, то не всё потеряно.

Взглянув на небо, я заметила вдалеке надвигающиеся тучи.

– Пойду я, сестрёнка, а то опять вымокну вся. А ты пока потихоньку вылей из вёдер и тазов воду, что за ночь с потолка собралась.