Она взяла его за руку и вывела из грота, а затем взвалила себе на спину. Дэйн был легкий. Солнце, уже поднявшееся над краем неба и разгоравшееся все ярче, снова придало Шарке бодрости, хотя усталое, голодное, ноющее от ран и надругательств тело дрожало от каждого ветерка. «Мы это сделаем, – сказала она себе, – мы уже пережили такое, что…»

– Ни с места, или я буду стрелять, – просипел вдруг незнакомый мужской голос.

Шарка замерла. Она не видела говорившего: в утренней мгле лишь ближайшие деревья и скала не теряли своих очертаний, но пространство между ними и лесная чаща были залиты белесой дымкой. Против невидимого врага демоны бесполезны – им нужно было знать, на кого нападать.

– Кто вы такие? – спросил незнакомец. – Что делаете в этом лесу? Лазутчики?

– Разве мы похожи на лазутчиков? – тонко спросила Шарка, обшаривая взглядом поляну и пытаясь незаметно повернуться: ей казалось, что голос исходит от скалы. Дэйн на ее спине задрожал сильнее. Он весь горел и взмок от пота.

– Я тут задаю вопросы, – продолжал голос. – Еще раз спрашиваю, что вы здесь делаете?

– Мы потерялись, наша лошадь ускакала, а мой брат болен, – лепетала Шарка. Ей уже почти удалось обернуться к скале. – Мы сбежали из города, там случилась какая-то беда… Я работала в трактире, со мной там плохо обращались, вот мы и решили уйти…

– Из города, значит? – В голосе прозвучал лед. Послышался шорох тетивы – арбалет? Натянутый лук? – Тогда понятно, на чьей вы стороне!

Она уже видела скалу краем глаза, но не решалась поднять голову – лук в руках незнакомца заскрипел громче, стрела могла сорваться с тетивы в любое мгновение. Тени собрались, почернели, набухли, но толку от этого не было, пока Шарка не видела нападавшего…

Внезапно ее взгляд поймал вырезанного в скале жука, нависшего над мертвым грифоном, – и проснулся Голос. Коротко, но твердо он рявкнул:

«Это оно. Говори».

– Нет, мой пан! – закричала Шарка. – Наш отец погиб за Яна Хроуста несколько лет назад. С тех пор мы были вынуждены жить в Тхоршице, у нас никого не осталось. Но умоляю вас, поверьте: я ненавижу город не меньше вашего!

Незнакомец помолчал. Его лук снова скрипнул – на сей раз расслабленно. Шарка вытянула шею, но, чтобы посмотреть на скалу прямо, ей понадобилось бы рискнуть и сделать шаг. Все же она чувствовала: ложь попала точно в цель.

– Так просто в этот лес не забредают, – сказал человек. – Вы ушли слишком далеко от дороги. Тут очень опасно.

– Говорю же, – нетерпеливо ответила Шарка, стараясь не запутаться в своей выдумке, – мы убежали оттуда, как только смогли. Больше не хотели оставаться с этими людьми. Решили найти тех, кого знал наш отец…

– Как звали отца?

– Он… Его имя…

От напряжения она совсем забыла о Дэйне – и вспомнила, только почувствовав, как руки соскальзывают с ее плеч. Тело мальчика мягко шлепнулось в траву и мох. Шарка, забыв о незнакомце, рухнула на колени рядом с братом. Его рот судорожно втягивал воздух и выталкивал страшный мокрый хрип. Веки трепетали в бреду.

– Нет! – заорала Шарка, тряся Дэйна онемевшими руками.

Незнакомец спрыгнул со скалы и кинулся к ним. Оказалось, это был бородатый мужчина средних лет, охотник, судя по оружию и одежде. Взгляд с подозрением метнулся к Шарке из-под густых бровей, затем чужак отложил лук, достал флягу и поднес ко рту Дэйна. Захлебываясь и давясь, Дэйн сумел сделать пару глотков и обмяк в траве.

– Плохо, – проворчал охотник, ощупав лоб мальчика. – Конечно… В таких лохмотьях… В такое время…

Шарка вцепилась в руку охотника и заставила его посмотреть на себя. Ее не волновало, как дико она выглядит со своим заплывшим глазом, израненная, изможденная. Она даже забыла, что теперь может натравить на него своих теней. Точнее, об этом она все же помнила – но какой был в этом смысл?

Работа в трактире кое-чему Шарку все-таки научила. Уже по лицу человека она могла понять, с кем можно поторговаться, а на чью милость не стоит рассчитывать. Лицо охотника, обветренное, покрытое щербинами и шрамами, не было лицом изверга или ублюдка. В его диковатых глазах горело что-то другое…

– Пожалуйста, – взмолилась она и припала к его руке, – помогите ему.

Мужчина выдернул ладонь из ее хватки, немного подумал, поводив челюстью взад-вперед, и шумно вздохнул:

– Унести его сможешь?

Охотник по имени Хоболь считал себя хранителем этого леса – границы, которая разделяла «потонувшую в городской грязи» Бракадию и пустынные земли загадочного горного Галласа. Всю свою молодость он провел, сражаясь за Яна Хроуста, а когда тот пал, ушел в лес своих предков, чтобы «ни одна мразь не смела явиться сюда со своими вонючими топорами и пилами». Хоболь нашел заброшенный дом лесничего, привел в порядок и даже расширил, превратив в приют для путников, но открывал свои двери лишь тем, кто разделял его мнение о проклятой свинье Редрихе Первом.

Приют Хоболя и впрямь было бы трудно найти случайно: он находился в расселине меж двух огромных скал, к которым вела единственная хитрая тропинка. Путь казался бесконечным: то в гору, то с горы, то через горную речку. Один раз пришлось пройти под водопадом – оказалось, что за завесой воды скрывается проход сквозь скалу… Шарка, впрочем, даже не пыталась запомнить дорогу. Ее волновал лишь пожираемый жаром Дэйн, которого она несла на спине. «Только не умирай, только не умирай, только не умирай», – шептала она себе под нос, пока Хоболь молчал. А когда охотник заговаривал, она жадно ловила каждое его слово, лишь бы не дать страху поглотить себя целиком.

Приют как раз пустовал. Это была грубоватая, но крепкая пристройка к аккуратному домику лесничего с небольшим двориком. Оба строения были так щедро украшены рогами оленей, серн и козлов, что издалека напоминали огромных ежей. Зато резных жуков Шарка нигде не заметила: наверное, на случай незваных гостей-горожан Хоболь не очень-то выставлял напоказ, кому хранит верность.

Они занесли Дэйна внутрь. Хоболь, не тратя лишних слов, раздел мальчика, хорошенько растер его водкой и закутал в шерстяное одеяло, затем принес какой-то похлебки. Есть Дэйну не хотелось: из вежливости заставив себя проглотить пару ложек, он зарылся в одеяла и снова забылся глубоким сном.

– С ним все будет нормально, – хмуро сказал Хоболь. – Пора тебе тоже привести себя в порядок.

Он нагрел ей немного воды в котле и даже раздобыл где-то в своих закромах походную одежду с мужского плеча. Впервые за два дня оказавшись наедине с собой и нагишом, Шарка осмотрела свои раны – и не поверила глазам. Там, куда еще накануне было больно нажать, теперь желтые синяки выглядели так, словно им не меньше недели. Раны и царапины затянулись, покрывшись тонкой бледной кожицей. Даже синяк под глазом почти сошел. Как же мало она еще знала о своем непрошеном Даре! Вот о чем думала Шарка, перекладывая кольцо Свортека в нагрудный карман куртки. И нет никого, кто мог бы подсказать…

Тени зашевелились в углах ничем не освещенной комнаты, подобострастно улыбаясь широкими пастями. Следом в ушах загремел крик Пригожи: «Убери это! Убери демонов!» – а затем перед глазами встало его лицо, превратившееся в кровавую кашу… Шарка вцепилась в волосы, которые только что заплела в косу, словно пытаясь вырвать их вместе с воспоминаниями.

«Убери! Убери! Убери!»

Неужели это навсегда?

За перегородкой Хоболь уже приготовил для нее миску похлебки. Шарка набросилась на немудреную еду и расправилась с ней за мгновение.

– Глупые дети, – проворчал Хоболь. – Чем вы думали? Одни, без еды, без карты, в лохмотьях…

– Это вышло случайно, – сказала Шарка.

Охотник тем временем вытащил откуда-то две деревянные стопки, разлил по ним водку, одну оставил себе, другую протянул Шарке.

– Простите, я не…

– Это гостеприимство, а не прихоть, – отрезал Хоболь.

Она покорно проглотила, и глотку обожгло; оттуда жар пошел дальше, разлил тепло по груди, заставил закашляться. Хоболь коротко рассмеялся:

– Неженки городские! Жизни не знаете. Так откуда вы убежали?

– Из Тхоршицы, – прохрипела Шарка. Она знала, что он задаст этот вопрос, и размышляла над ним всю дорогу до приюта. Решила, что лучше сказать полуправду, чем попасться на глупой лжи, назвав незнакомый город и невпопад отвечая на вопросы о нем, если Хоболь вдруг оттуда. – Бывали там?

– Езжу, но давно уже не был. Пару недель никуда не выбирался. Все некогда. В весеннем лесу забот хватает. Давно не видел людей, зимой по этим краям никто не ходит. Хоть скрасите мое одиночество.

Хоболь как-то странно хрюкнул, налил себе еще водки и выпил. Значит, новостей он тоже никаких не слышал.

– Вам повезло, что встретили меня: этот лес кишит волками, рысями, медведи уже проснулись. Еще денек, и, поди, собирал бы я ваши косточки!

– Мы так вам благодарны, – сказала Шарка и выложила на стол перед охотником стопку монет – явно больше, чем Хоболь рассчитывал, судя по его подпрыгнувшим бровям.

Стопка монет на столе, только собирает ее не Хоболь, а Дивочак… Чертова память снова решила подкинуть непрошеных картинок. Лицо Дивочака всплыло перед Шаркой отчетливо, до последней морщины на недовольно нахмуренном лбу. Что с ним сейчас? Наверняка его арестовали… Опрашивали… О трактире, о кьенгаре, о шлюхах…

– Эй, – окликнул ее охотник. Шарка дернулась. – Ты в порядке, птичка?

«Птичка?»

– Да. – Шарка, как ни в чем не бывало, улыбнулась, подалась вперед, навалилась грудью на столешницу и кивнула на бутылку: – Можно мне еще?

– Дэйн! Эй, Дэйн! Ты спишь?

Шарка ввалилась в комнату, едва не уронила свечу, неловко поставила ее на столик у кровати и растормошила мальчика. Хотя была уже глубокая ночь, он не спал.

– Как ты, братец? – спросила Шарка. Она чувствовала, как разит от нее водкой, но лицо словно само собой расплылось в улыбке.

«Лучше, – ответил Дэйн. – Ты что, пьяная?»

– Дэйн, я придумала, куда мы поедем, – жарко зашептала Шарка, пропустив вопрос. Она схватила его в охапку, прижала к себе, как куклу. – Поедем в Высокий Янвервольт, братец! Помнишь, мама рассказывала? Помнишь?

Он высвободился из хватки и показал: «Мама говорила, что там жили ее родители».

– Так может, до сих пор живут? – Глаза Шарки расширились. – А если и нет, то кто-нибудь должен их знать и помнить! Мы доберемся туда – охотник мне рассказал, дорога не очень сложная, просто длинная… Но он обещал дать нам карту, еду, может, даже ослика…

«Обещал? – лицо Дэйна осунулось, что придало ему взрослости. Он жестикулировал так быстро, что в глазах Шарки мир норовил перевернуться с ног на голову. – А что он хочет взамен?»

– Это не важно, это не твое дело, Дэйн, – сердито отозвалась Шарка и обиженно нахохлилась; от ее радости словно оторвали большой кусок. Немного остыв, она продолжила: – Главное – нам есть куда идти! Хоболь разрешил остаться здесь еще пару дней, чтобы ты окреп, а потом мы сразу двинемся в путь. Посмотри на меня!

Он и так смотрел на нее, но Шарке этого было мало: она взяла его лицо в ладони и притянула к себе, чтобы лбы соприкоснулись:

– Я все исправлю, Дэйн. Скоро все закончится!

Стражи не соврали: зрелище и впрямь было душераздирающее. Рейнар немало повидал на войне с Сиротками, с аллурийцами, с галласцами; на его руках умирали враги, солдаты, друзья. Он сам не раз перевязывал и зашивал раны, добивал умирающих, отправлял на тот свет здоровых и сильных – но такого ему еще не приходилось видеть.

Сын богатейшего купца Тхоршицы очень слабо напоминал человека. Это был просто кусок мяса, где-то еще кровоточащего, где-то уже гниющего. Рейнар беззастенчиво спрятал нос в надушенном платке: без платка его бы уже давно вырвало у постели умирающего. Лицо было порвано, плоть свисала лохмотьями с рук и ног. Гениталии, говорят, тоже оторвали… Оставалось лишь гадать, за что в этом теле еще цеплялась жизнь. Впрочем, порой даже самые ужасные ранения были бессильны перед теми, кто хранил в сердце надежду.