Сквозь ритмичный стук дождя пробились какие-то посторонние звуки. Я перестал слушать ма. Хлюпанье шагов приближалось – и не одна пара ног; голоса. Я отложил вилку с ножом и быстро подошел к окну (Фрэнсис Мэкки, скажи на милость, ты куда это собрался?). Столько лет прошло, а походка у Норы Дейли по-прежнему точь-в-точь как у сестры.

– Мне нужен мешок для мусора, – сказал я.

– Ему готовишь, а он еле клюет, – рявкнула ма, указав ножом на мою тарелку. – Сядь и доешь.

– Потом. Где у вас мусорные мешки?

Ма опустила все свои подбородки в предвкушении свары:

– Не знаю, как у тебя заведено, но в моем доме едой не разбрасываются. Вот доешь, потом будешь вопросы задавать.

– Ма, мне некогда. Дейли приехали. – Я выдвинул ящик, где раньше обретались мешки для мусора, но нашел только бережно сложенное кружевное черт-те что.

– Задвинь ящик! Хозяйничает, как у себя дома…

Умница Кевин предусмотрительно опустил голову.

– С чего ты взял, что Дейли хотят видеть твою страхолюдную рожу? – поинтересовался па. – Они наверняка винят во всем тебя.

– Ишь, важный какой!..

– Наверняка, – согласился я, рывком вытягивая один ящик за другим. – Но я все-таки покажу им чемодан и не хочу, чтобы он намок под дождем. Да где эти сраные… – Найти мне удалось только промышленные запасы мебельного полироля.

– А ну не выражайся! От маминой стряпни нос воротит…

– Погоди, вот обуюсь и с тобой пойду, – сказал па. – Полюбуюсь на физиономию Мэтта Дейли.

А Оливия еще хотела, чтобы я привел в этот дом Холли.

– Нет уж, спасибо, – сказал я.

– Тебя чем на завтрак дома кормят? Икрой?

– Фрэнк, – терпение Кевина лопнуло, – под мойкой.

Я открыл шкафчик и, слава Христу, обнаружил свой Грааль – рулон мусорных мешков. Оторвав один мешок, я направился в гостиную, по дороге спросив Кевина:

– Составишь компанию?

Па был прав, Дейли не самые горячие мои поклонники, но на Кевина вроде бы никто зуб не точил.

Брат отодвинул стул.

– Хвала яйцам, – сказал он.

В гостиной я как можно аккуратнее завернул чемодан в мусорный мешок.

– Господи, – сказал я. Ма продолжала бушевать (Кевин Винсент Мэкки! Сейчас же вернись и…). – Тут еще больший дурдом, чем я помнил.

Кевин пожал плечами и надел куртку:

– Они успокоятся, как мы уйдем.

– Кто разрешил вам встать из-за стола? Фрэнсис! Кевин! Вы слышите?

– Заткни фонтан, – отрезал па. – Я тут пожрать пытаюсь.

Отец говорил довольно спокойно, но от одного только звука его голоса я невольно стиснул зубы. Кевин на секунду зажмурился.

– Пошли отсюда, – сказал я. – Хочу догнать Нору, пока она не уехала.

Я спустился по лестнице, осторожно неся в вытянутых руках чемодан с уликами. Кевин придержал мне дверь. Улица была пуста, Дейли уже скрылись в доме три.

Мощный порыв ветра ударил меня в грудь, как гигантская ладонь, преграждающая дорогу.

* * *

Сколько себя помню, родители и Дейли на дух друг друга не переносили по множеству запутанных причин, разбираясь в которых человек посторонний только даром надорвется. Когда у нас с Рози все закрутилось, я попытался было навести справки, хотел понять, почему мистер Дейли на стенку лезет при одной мысли о нашем романе, но почти наверняка лишь хватил по верхам. Отчасти дело было в том, что мужчины Дейли работали на гиннессовской пивоварне и потому ставили себя выше всех остальных: солидная работа, хорошая зарплата и шанс выйти в люди. Отец Рози ходил на вечерние курсы, божился пробиться выше конвейера и сейчас, как я узнал от Джеки, стал каким-то начальником, так что они выкупили дом три у владельца. Мои родители недолюбливали “выскочек”, Дейли недолюбливали безработных алкоголиков и дармоедов. По мнению мамы, не обошлось и без зависти – она-то запросто нас пятерых родила, а Тереза Дейли только и сподобилась на двух девок, ни одного сына мужу не подарила, – но, если вовремя не перевести тему, ма принималась судачить о выкидышах миссис Дейли.

Ма и миссис Дейли, как правило, худо-бедно ладили: женщины предпочитают враждовать на близком расстоянии, а то как бы поводы для ненависти не истощились. Зато па с мистером Дейли на моей памяти и двух слов друг другу не сказали. Некое подобие общения – и я никогда не понимал, при чем тут вопросы трудоустройства и акушерской зависти, – завязывалось между ними пару раз в год, когда па нагружался сверх обычного и на неверных ногах плелся мимо нашего дома напрямик к дому три. По дороге он спотыкался, пинал перила и с ревом призывал Мэтта Дейли выйти и разобраться по-мужски. Выходили ма и Шай – или, если ма тем вечером убиралась в какой-нибудь конторе, Кармела, Шай и я – и уламывали его отправиться домой. Чувствовалось, что вся улица слушает, перешептывается и наслаждается, но Дейли никогда не открывали окно, никогда не включали свет. Сложнее всего было не уронить па на повороте лестницы.

– Как войдем, – сказал я Кевину, когда мы прорвались через дождь и брат постучал в дверь дома три, – говорить будешь ты.

Он оторопел:

– Я? Почему я?

– Сделай мне приятное. Расскажешь им, откуда взялась эта штука, а дальше уж я сам.

В восторг он не пришел, но наш Кев всегда отличался покладистостью, и, не успел он придумать, как помягче сказать мне, что свою грязную работу мне придется делать самому, как дверь открылась и в проем высунулась миссис Дейли.

– Здравствуй, Ке… – начала было она и осеклась, узнав меня. Глаза у нее изумленно округлились, из груди вырвался какой-то икающий всхлип.

– Миссис Дейли, простите за беспокойство, – невозмутимо сказал я. – Пустите нас на минутку?

Она приложила ладонь к груди. Насчет ногтей Кев правду сказал.

– Я не…

Каждый коп умеет пройти в дверь мимо человека, которого одолевают сомнения.

– Не промочить бы под дождем, – сказал я, пропихивая чемодан в прихожую. – Кажется, вам с мистером Дейли стоит на это взглянуть.

Кевин конфузливо проследовал за мной.

– Мэтт!.. – визгливо позвала миссис Дейли, не сводя с нас глаз.

– Мам! – Из гостиной вышла Нора, совсем взрослая, ее платье это только подчеркивало. – Кто… Господи! Фрэнсис?

– Собственной персоной. Привет, Нора.

– Боже святый, – сказала Нора. Затем взгляд ее скользнул мне через плечо – в сторону лестницы.

Я помнил мистера Дейли эдаким Шварценеггером в вязаной кофте, но он оказался поджарым осанистым мужчиной небольшого роста с очень короткой стрижкой и упрямым подбородком. Подбородок стал еще упрямее, пока он неторопливо разглядывал меня.

– Нам нечего тебе сказать, – наконец объявил он.

Я покосился на Кевина.

– Мистер Дейли, – незамедлительно вмешался тот, – нам надо кое-что вам показать.

– Ты можешь показывать нам что угодно. А брат твой пускай выметается из моего дома.

– Конечно, понимаю, он ни за что бы не пришел, но у нас нет выбора, ей-богу. Это важно. Честное слово. Можно мы… Пожалуйста!

Кевин переминался с ноги на ногу, откидывал с глаз непослушную челку, весь из себя смущенный, неуклюжий и взволнованный; выставить его из дома было бы все равно что пнуть большого пушистого пса. Неудивительно, что малыш избрал своим поприщем торговлю.

– Мы бы не стали вас беспокоить, – робко добавил он для верности, – но у нас нет другого выхода. Всего пять минут!

После паузы мистер Дейли сухо, неохотно кивнул. Дорого бы я дал за надувную куклу в виде Кевина, чтобы возить ее с собой в машине и вытаскивать при необходимости.

Нас провели в гостиную, более светлую и аскетично обставленную, чем родительская: однотонный бежевый ковер, кремовая краска вместо обоев, в рамках на стене – фотография Иоанна Павла Второго и старый профсоюзный плакат; ни тебе кружевных салфеточек, ни гипсовых уток. Даже в детстве, когда мы свободно носились по домам друг друга, в этой комнате я ни разу не бывал и долгое время мучительно, жгуче мечтал, чтобы меня сюда пригласили, – всегда хочется того, чего ты, как тебе втолковывают, не заслуживаешь. Не думал, что попаду сюда вот так. В мечтах я видел, что обнимаю Рози, на пальце у нее кольцо, на плечах дорогущая шуба, под сердцем малыш, а во все лицо – широкая улыбка.

Нора усадила нас за журнальный столик и чуть не предложила чаю с печеньем, но вовремя спохватилась. Я положил чемодан на столик, со значительным видом натянул перчатки – мистер Дейли, пожалуй, единственный в округе, кто скорее пустит в гостиную копа, чем одного из Мэкки, – и развернул мусорный мешок.

– Кто-нибудь из вас раньше это видел? – спросил я.

Секундное молчание. Вдруг миссис Дейли то ли ахнула, то ли застонала и потянулась к чемодану. Я успел предостерегающе выставить руку:

– Попрошу не прикасаться.

– Где… – резко начал мистер Дейли и со свистом втянул в себя воздух. – Где ты его взял?

– Узнаёте? – спросил я.

– Это мой, – сказала миссис Дейли, прижав ко рту кулак. – Я его в свадебное путешествие брала.

– Где ты его взял? – повысил голос мистер Дейли. По его лицу разлился нездоровый румянец.

Я со значением взглянул на Кевина, приподняв бровь. В целом обстоятельства он изложил вполне доходчиво – и про строителей рассказал, и про свидетельство о рождении, и про телефонные звонки. Я в нужные моменты доставал некоторые предметы для наглядности, как стюардесса показывает спасательный жилет, и наблюдал за Дейли.

Когда я уехал, Норе было лет тринадцать-четырнадцать – сутулая нескладная девчонка с буйными кудряшками, рано развившаяся и, похоже, не особо радовавшаяся этому. В результате все у нее сложилось как надо: та же сногсшибательная фигура, что у Рози, сейчас чуть раздавшаяся, но все еще шикарная; в наши дни, когда девицы морят себя голодом, стремясь к нулевому размеру, вечно издерганные, такую фигуру редко встретишь. Нора была на пару дюймов пониже сестры и не такая яркая – темные волосы, серые глаза, – и все-таки они были очень похожи, особенно если не в упор разглядывать, а мельком, краем глаза. Что-то неуловимое: разворот плеч, изгиб шеи, то, как она слушала – совершенно неподвижно, обхватив ладонью локоть другой руки, глядя прямо на Кевина. Немногие умеют тихо сидеть и слушать. Рози в этом не знала равных.

Миссис Дейли тоже изменилась, но не в лучшую сторону. Я помню, как она, запальчивая, курила на крыльце и, упершись бедром в перила, выдавала двусмысленности, от которых мы, мальчишки, заливались краской и припускали прочь под ее грудной смех. То ли исчезновение Рози, то ли просто двадцать два года жизни и мистер Дейли ее так потрепали, но спина у нее сгорбилась, лицо осунулось – в общем, молочный коктейль с антидепрессантами ей бы не помешал. Внезапно меня резануло то, чего я не видел, когда мы были подростками, а она для нас – древней старухой: невзирая на синие тени для век, начес и легкое помешательство, она поразительно напоминала Рози. Разглядев это сходство, я уже не мог его не замечать, оно вспыхивало и пропадало на периферии моего зрения, словно голограмма. От мысли, что с годами Рози могла превратиться в свою мать, мне стало не по себе.

Зато чем дольше я смотрел на мистера Дейли, тем ярче в нем проглядывал свойственный ему свободный дух. Пара перешитых пуговиц на несуразной вязаной безрукавке, аккуратно выстриженные волосы в ушах, свежевыбритый подбородок – должно быть, накануне он брал бритву с собой к Норе и побрился, перед тем как она повезла родителей домой. Миссис Дейли вздрагивала, поскуливала и кусала ладонь, пока я перебирал содержимое чемодана, а Нора пару раз глубоко вздыхала и откидывала голову назад, часто моргая. Мистер Дейли не менялся в лице, разве что становился все бледнее да щека дернулась, когда я показал свидетельство о рождении, – и все.

Кевин закончил и вопросительно взглянул на меня, пытаясь понять, все ли рассказал правильно. Я снова убрал огурцовую блузку Рози в чемодан и закрыл крышку. На секунду воцарилась полная тишина.

Наконец миссис Дейли чуть слышно спросила:

– Но как чемодан оказался в шестнадцатом доме? Рози с ним в Англию уехала.

От убежденности в ее голосе у меня упало сердце.

– Откуда вы знаете? – спросил я.

Она недоуменно посмотрела на меня:

– Чемодан пропал вместе с Рози.