– Знаю, слышал… – Я не стал уточнять, что человек, приказ расстрелять которого я якобы отдал, тоже был даргинцем. – Есть такие… Дагестанец, значит… И что?

– И еще я профессиональный боец ММА… – А вот этого ему тем более не следовало говорить. С одной стороны, его слова походили на похвальбу. С другой стороны, получалось, что он меня предупреждал о том, что умеет драться, а я не мог сказать ему, что недавно еще был командиром разведроты спецназа военной разведки и тоже многое умею. Но я выход нашел. Сказал полуправду:

– А я командир взвода разведроты. И, как офицер спецназа военной разведки, тоже кое-чему обучен. И что из того? Что тебе надо, я не очень понял.

Он начал терять терпение, это я понял по его лицу даже в полумраке.

– По твоей инициативе выгнали с работы хорошего профессионала – женщину, на которую ты нажаловался…

Это уже походило на обвинение. У меня было, что сказать в свое оправдание. Но оправдываться мне не хотелось – слишком унизительно. Я только ответил:

– А кто тебе сказал, что эта женщина была хорошим профессионалом? Она явно работала не на своем месте. Таких, как она, от детей надо поганой метлой гнать…

Честно говоря, я сам спровоцировал его на удар. Но я почему-то рассчитывал на прямой удар правой рукой. Видимо, исходил при этом из его фигуры – широкие плечи, длинные руки и узкая талия. С такой фигурой люди обычно предпочитают бить прямыми ударами. И потому чуть не пропустил «двоечку»^[4], которая традиционно начинается с левого «джеба»^[5]. Однако в последний момент сумел среагировать: от левого прямого уклонился чуть-чуть вправо, так, что его кулак прошел рядом с моим ухом, чуть задев его, а прямой правой отбил предплечьем левой руки, применив традиционную китайскую боевую систему «вин чун». И сразу же, как и полагается в этой системе, нанес свой встречный удар – основанием ладони под основание носа, в место, где завершается верхняя челюсть и начинается собственно нос. У моего противника нос был крупноват, в такой нос проще попасть. Удар по верхней челюсти вообще редко применяется, хотя верхняя челюсть находится ближе к мозгу человека, и сильнее, и быстрее передает влияние самого удара, а нос при ударе основанием ладони часто сразу ломается, тем более если он крупный. И начинает при этом сильно кровоточить. Может быть, моему противнику хватило бы и этого удара, но я воспользовался своим телосложением и тем, что противник оказался на короткой дистанции, с которой ему, обладателю более длинных рук, бить было, в отличие от меня, неудобно, и добавил еще один удар – левый боковой, которым, как я сам иногда говорю, способен слона убить. Левый боковой попал точно в то место, куда я и бил – где челюсть соединяется с желваком. Там наиболее слабое соединение, и вся правая часть нижней челюсти рассыпается на семь осколков. Как правило, этого удара хватает любому, вне зависимости от весовой категории. Хватило и моему оппоненту. Он рухнул на асфальт, раскинув в стороны руки, одну из которых умудрился мирно и ровно уложить на скамейку. Нокаут был чистый, стопроцентный. Парень даже не застонал. Просто отключился, словно на него метеорит упал.

Я посмотрел по сторонам – все-таки после недавнего заседания военного трибунала мне не очень хотелось снова предстать перед судом и сесть хотя бы на пятнадцать суток за мелкое хулиганство с использованием навыков рукопашного боя. И мне показалось, что у соседнего, второго, подъезда нашего большого дома стоит та самая бывшая воспитательница детского сада и наблюдает за нами. Но, поймав мой взгляд, женщина сразу прошла под козырек крыльца, где мне ее стало уже не видно за пилоном, отделяющим вход в подъезд от двери мусоропровода. Дом у нас новый, не так давно заселенный, и мы, жильцы, еще не знаем друг друга, тем более если живем в разных подъездах. И я подумал, что женщина издали, и тем более в вечернем сумраке, при свете слабой лампочки над подъездной дверью, просто похожа фигурой на бывшую воспитательницу. И двинулся было домой. Но, когда я уже открыл дверь подъезда, мой противник зашевелился, перекатился на бок, и из кармана его длинной куртки что-то выпало. Я зачем-то вернулся, наклонился ниже, и увидел, что выпал нож. Признаться, я с детства питаю уважение к ножам. У меня дома даже висит на ковре коллекция ножей из разных регионов бывшего СССР. Я взял нож, рассмотрел и бросил в куст рядом. Меня нож ничем не заинтересовал. Обыкновенная самоделка, причем не самая качественная. И даже сталь лезвия дрянная, что я успел проверить, ударив по острию ногтем указательного пальца.

Я спокойно зашел в свой подъезд, и только в лифте, где освещение было более ярким, нежели на этажах или на лестнице, заметил, что мой офицерский бушлат забрызган кровью из разбитого носа парня-даргинца. Поднявшись к себе на четвертый этаж, я не стал открывать дверь своим ключом, а нажал кнопку звонка. Открыла Лариса. Сразу увидела кровь на бушлате.

– Что это? – обеспокоенно спросила она. – Ты упал? Ударился?

Она сама три года назад зимой поскользнулась, упала и сломала ногу. С тех пор постоянно боится, что ее примеру последую и я. Все-таки она почти месяц проходила в гипсе, что ей прилично надоело.

– Нет. Только ударил, – я показал ей свою ладонь. Как раз то место, которым нанес удар. При ударе ладонью нет возможности повредить себе пальцы. Я даже жену научил так же бить. Конечно, резкости и общей массы тела ей откровенно не хватало. Да и траектория самого удара была чисто женской, с обязательным размахом, от которого я ее отучить так и не сумел. Тем не менее какого-нибудь щуплого мужичка и она могла бы «срубить», хотя и сама была среднего для женщины роста и довольно щупленькой.

– Кого опять? – спросила Лариса.

Слово «опять» здесь важной роли не играло, поскольку дрался на улице я редко и чаще по принуждению. Пришлось рассказать ей про инцидент в детском садике, произошедший три дня назад, про который я ей не рассказывал, оберегая ее спокойствие, про угрозу воспитательницы и проявление этой угрозы в реальной жизни.

– А что я должен был сделать? – спросил я. – Позволить избить себя?

Лариса успокоилась.

– Ты все правильно сделал. Снимай бушлат. Я кровь застираю.

Я быстро переоделся в гражданскую одежду.

– А где он? – последовал между тем вопрос, означающий продолжение разговора.

– Не знаю. Наверное, уже встал и домой пошел. Не век же ему у подъезда разлеживаться. Отдохнул, пора и честь знать…

– Домой – это к воспитательнице?

– Заведующая сказала, что он у нее живет.

– Ты теперь осторожнее по улицам ходи. А то налетят человек десять с арматуринами или с монтировками, и ты сделать ничего не сможешь.

– Убегу. Шпана меня не догонит. До военного городка напрямую недалеко. А там бойцы подготовленные, в случае чего поддержат… Вот тебе я советую по сторонам смотреть чаще. Хотя дагестанцы с женщинами не воюют, но типы всякие попасться могут.

Глава третья. Старший лейтенант Варфоломеев. Новое обвинение

Дома я от силы успел побыть сорок минут. Поужинал и играл с дочерью, когда раздались четыре подряд требовательных звонка в дверь.

– Кто это? – спросила Лариса, коротко глянув на меня.

– Понятия не имею… – ответил я и встал, потому что сидел на полу.

Позвонили еще два раза, после чего строгий и требовательный голос произнес:

– Откройте, полиция. Не откроете, мы вынуждены будем взломать дверь. Мы знаем, что вы дома. У вас свет в окнах горит.

Я подошел к двери, посмотрел в «дверной глазок» и сразу убрал голову. В «глазок» смотрел пистолетный ствол. Но выстрела не последовало, и я услышал только гомерический хохот – кто-то по-детски радовался своей неуместной и совсем не своевременной шутке. Однако именно по хохоту я и узнал шутника. Хохотал, вне всякого сомнения, старший лейтенант Севастьянов, командир нашего взвода связи. И я смело открыл дверь. За дверью в самом деле стоял старший лейтенант Севастьянов, а позади него какой-то лейтенант, кажется, из резерва нашего батальона, но, может быть, и из резерва бригады, точно я не помнил, но раньше я его уже видел на каких-то занятиях. Это точно, память на лица меня еще никогда не подводила.

– Стрелять следовало раньше, – заметил я мрачно. – Через «глазок» пуля еще пройдет, а вот через металлическую дверь может и не пройти. Дверь-то из двух листов стали состоит. Первый лист пробьет и может свернуть куда-то в сторону. Во второй лист плашмя ударит, и в человека за дверью не попадет. В лучшем случае ребра ему сломает.

– Давай проверим! – завелся старший лейтенант и снова вытащил из кобуры пистолет. И я тут же уловил активно идущий от него запах спиртного, хотя о его состоянии можно было бы догадаться раньше.

– Убери оружие, – потребовал я. – Мне в подъезде только стрельбы и не хватало.

Но он, кажется, завелся основательно.

– А что, проверим, и все. Никто даже не поймет, в чем дело, – настаивал Севастьянов. – В худшем случае решат, что у кого-то люстра свалилась.

– А новую дверь потом за твой счет ставить? – нашел я нужный аргумент, вовремя вспомнив, что Алексей Севастьянов жадноват. Вернее, не он жадноват, а его жена попросту жадна. Алексей, видимо, подумал, что менять металлическую дверь в квартире бывшего командира в его планы не входит, и решил этот вопрос оставить открытым.

– Опасаешься ночь провести с дырявой дверью… Ну-ну… У вас здесь в самом деле район неспокойный. То убьют кого-то у подъезда, то газеты в почтовом ящике подожгут, то еще что-нибудь… А могут и в квартиру через дыру в двери забраться. Обкрадут, пока ты спать будешь…

– А кого убили-то? – спросила Лариса, проявив обычное женское любопытство. – У какого подъезда?

– У вашего… Вот только сегодня. С час назад, наверное. Дагестанца какого-то зарезали… Я же к вам уже во второй раз прихожу. Сначала подхожу, вижу две машины полиции стоят и «Скорая помощь». В «Скорую» носилки грузят. Голова человека простыней закрыта. Я подошел, простыню с лица снял. Вижу, лицо со сломанным носом все в крови. «Ну, – говорю, – хорошо к тебе, парень, кто-то приложился. Кулак собственный не пожалел». И тут ко мне подскакивает с окровавленным ножом в руках какой-то ментик, лейтенантик, судя по возрасту и по носу-«картошкой». С таким носом на высокие чины надеяться не следует. «Вы его знаете? – спрашивает. – Он в этом подъезде жил?» – «А я откуда знаю, где он жил, – отвечаю. – Я только к сослуживцу в гости заглянуть решил. Но, раз такое дело, надо в магазин сначала зайти… Взять что-нибудь, парня помянуть». Пошел в магазин, а там Славика встретил, – Алексей кивнул в сторону лейтенанта. – Мы с ним сразу и помянули… А теперь твоя, сослуживец, очередь в магазин бежать. Да он у тебя рядом, в соседнем доме. А мы пока отдохнем, жену у тебя отбить попробуем.

Савостьянов начал снимать верхнюю одежду.

– Извини, Леха, ты же знаешь, что я не употребляю. Тем более не поминаю незнакомых. – Я в самом деле пил в последний раз в самолете, когда в свой батальон возвращался. Наверное, Леха это помнил, потому и пришел. Я же, кажется, при нем несколько бутылок водки покупал. Вот он и решил, что я втихаря продолжаю. – Я зарок себе и жене дал, что больше к спиртному никогда не притронусь, даже по праздникам.

– Дал зарок… – подтвердила Лариса. – Обещал… Поклялся памятью родителей…

А вот этого я не помнил, чтобы я клялся, но вполне допустил, что Лариса решила так Севастьянова вместо с бутылками от нашего дома отвадить.

Леха только пожал широченными плечами и повернулся в сторону так и стоящего за его спиной лейтенанта:

– Пошли, Вячеслав, нас здесь не принимают, как я понял, – он снял с вешалки свой бушлат и набросил его на плечи.

Лейтенант, кажется, был даже рад такому повороту событий, он только лишь сказал:

– Извините. До свидания, – и быстро пошел в сторону лестницы.