Именно она была той, кто собирал все встречи нашего выпуска предыдущие пятнадцать лет. Как будто скучала по нам всем сильнее прочих.

Потому все так и удивлялись, что она до сих пор не пришла.

А она, оказывается, устроила нам сюрприз. Стояла на сцене в сверкающем блестками красном платье с разрезом, держала микрофон и улыбалась.

Но сначала должна была выступить наша завуч.

Невероятно строгая женщина: всегда в черном, с аккуратной прической и поджатыми губами. В школьные годы мы называли ее мегерой и строгой госпожой. У нее был нюх на коварные затеи. Звон ее металлических набоек на каблуках разносился по всем этажам школы, и все, задумавшие нехорошее, тут же становились паиньками.

Сегодня мы второй раз в жизни видели ее такой растроганной и почти плачущей. Первый был на выпускном, это не считается. Мы все были немного не в себе в тот день.

Она едва совладала с треснувшим голосом:

– Наша школа выпустила много достойных людей. Среди наших выпускников есть академики, телезвезды, писатели, ученые, художники, балерины, создатели большого адронного коллайдера, арктические исследователи, спортсмены, изобретатели, многодетные матери – у Катеньки Патишиной одиннадцать деток! – преподаватели, в том числе работающие в Оксфорде, члены правительства. Даже один космонавт! – Завуч нашла глазами кого-то в зале и властным жестом поманила его: – Поднимись, пусть на тебя посмотрят. Вот у этого человека можно брать автографы. Мы гордимся каждым нашим учеником и надеемся, что помогли вам достичь того, чего вы хотели.

Она щелкнула пультом, и с потолка спустился огромный белый экран, на котором начали мелькать фотографии выпускников. Я даже заметила себя!

– Я бы могла рассказать вам про каждого. Я не шучу. У учителей совершенно уникальная память и самая большая семья в мире. А у директоров и завучей еще больше. Вот поднимите руки, кто не верит. Ага. Вася Морских, выпуск девяносто седьмого года. В девятом классе ты написал под окнами школы признание в любви Кате Антиповой. А на последнем звонке, чтобы доказать, что готов ради нее на все, выпрыгнул с борта теплохода.

– Я на ней женился потом! – выкрикнул из зала Вася.

– Молодец, – отозвалась завуч. – Хоть не зря МЧС вызывали.

– У нас трое деток!

– Только не отдавайте в нашу школу.

– Поздно, в следующем году придем.

– О боже… – Завуч закатила глаза, но счастливая улыбка выдавала ее истинные чувства. – Ладно, кто еще?

Взвился лес рук.

– Пусть кто-нибудь просто выйдет вперед, а то решите, что я специально выбираю тех, кого помню.

Женщина в деловом костюме сделала шаг из первого ряда.

– Меня вы точно не помните, – тряхнула она головой.

– Конечно, помню, – усмехнулась завуч. – Алиса Северова. Ты училась всего один год в девятом классе. Удивлена, что ты пришла. Ты писала великолепные статьи в школьную газету, мы обсуждали их на каждом педсовете.

Алису, кстати, я тоже помнила.

Очень хотела быть на нее похожей – такой же независимой и яркой.

– А теперь давайте поприветствуем нашу выпускницу, ставшую певицей. Маленькая музыкальная пауза, чтобы вы немного отдохнули. Кстати, в школе она ненавидела уроки музыки. Никогда не ставьте крест на своих детях, даже если они утверждают, что алгебра им никогда не пригодится. Вдруг у вас вырастет новый Перельман? – И завуч тем же властным жестом пригласила Наташку в центр сцены.

Она была чуть ли не единственной моей подругой в школе. Учила меня краситься, а я помогала ей с химией. Вытаскивала меня на школьные дискотеки и подговаривала своих кавалеров меня приглашать на танцы. Всегда звала меня на дни рождения и отдавала старую одежду, которая выглядела моднее и ярче моей новой.

А еще она была единственной, кому я говорила про то, что влюблена в Илью. Один раз мы даже подсмотрели в школьном журнале его адрес, нашли дом и несколько часов наматывали вокруг него круги, потому что мне очень хотелось его увидеть.

Наташка фыркала, что нечего так унижаться из-за какого-то парня, но продолжала ходить вместе со мной. Только когда мы замерзли, а свет в его квартире погас, мы пошли по домам. Мне тогда здорово влетело за позднее явление.

Я покосилась на сидящего рядом Илью. Как-то мы с ним на этой встрече слишком много общаемся. Она запросто подумает, что я решила тряхнуть стариной и закрыть этот гештальт школьных лет.

* * *

После музыкальной паузы – а Наташка и правда неплохо пела! – официальная часть закончилась, и все стали разбредаться кто куда. Одни снова по классам общаться друг с другом, другие шли поболтать к любимым учителям, третьи разглядывали фотографии со школьных праздников, вывешенные в столовой. Из актового зала выносили стулья: собирались устроить дискотеку.

Я не удержалась и сбегала обнять своего любимого учителя информатики и поблагодарить за теплые слова, а потом нырнула за кулисы и пробралась в каморку за сценой. Наташка была еще там и очень мне обрадовалась:

– Кондратьева! Явление Христа народу! Пошли покурим и расскажешь, кто тебя уломал все-таки прийти, если не я! Буду ревновать, сразу говорю.

Несмотря на нашу дружбу в школе, после ее окончания мы как-то разошлись в разные стороны. Она поступила в институт туризма, я на рекламное отделение журфака. У нее появились поклонники и тусовки, у меня – активная политическая жизнь. Сложно было учиться среди лучших новостников, которые уже работали на телевидении и в газетах, и не вовлекаться в эту движуху.

Я приходила в гости к Наташке и вываливала на нее гору важных новостей, призывала сходить на митинг, на встречу с местными депутатами или хотя бы подписать петицию. С жаром делилась своим возмущением по поводу очередной глобальной несправедливости.

Она выслушивала меня со скучающей улыбкой и все реже и реже звала на свои тусовки с новыми подругами. Впрочем, мне тоже были неинтересны закрытые вечеринки в ночных клубах и бары, где можно потанцевать на стойке за бесплатный коктейль.

У нас оказались слишком разные интересы.

Это с годами, лет через десять после выпуска, начинаешь ценить любого человека, с которым не противно, не скучно и есть хоть одна общая тема для разговора.

А в юности кажется, что и дальше друзья будут нанизываться на твою жизнь так же легко, как в школьные и студенческие годы. Только отрастают колючие шипы принципов и все сложнее притираться к новым людям. Со многими из тех, кто мог бы стать близким, больше не подружишься так просто. Они уже при встрече высказали что-нибудь слишком радикальное, и теперь подавать им руку не комильфо.

Вот и остались протянувшиеся ниточками соцсети, поздравления с днем рождения, которые все короче с каждым годом, пока не вырождаются до картинки в личку.

Но раз сегодня день ностальгии, ностальгнем и с Наташкой?

Курилка на территории детского учреждения в наше суровое время – это все равно что устроить бордель в школьном подвале. А ведь, помню, в далекие либеральные годы у нас в школе разрешали курить тем, кому уже исполнилось шестнадцать и кто принес справку от родителей. Сейчас мы переглянулись и все-таки решили соблюсти закон и выскочили через дыру в заборе к трансформаторной будке. Судя по количеству окурков за ней, не одни мы были такие умные.

– Ну что, Ритка? – Наташка ловко выудила длинную сигариллу из яркой пачки, я жестом отказалась. – Видела уже нашу подружку-шлюшку? Как тебе ее губищи?

– Ты про кого так нежно? – изумилась я.

– Про Рикиту же! – Наташка постучала мне пальцем по лбу. – Или у нас еще кто-то из девок себе губы наколол так, что кажется – осы покусали?

– А что с ней? – все еще не понимала я. – Ты ее так за губы приложила?

– Когда все в актовый зал ломанулись, она в спортивной раздевалке Женьке отсасывала.

– Серьезно? – Я представила, как картиночно-глянцевая ухоженная куколка Рикита этими своими пухлыми губками берет у пузатенького Протасова в рот… и сделала это зря. – Он же… Фу!

Наташка хрипло рассмеялась, глядя на мою реакцию, затянулась и выпустила дым в предзакатное небо.

– Она в него весь десятый класс была влюблена. Помнишь, он ходил тогда в качалку и был такой гладкий мускулистый пупс со светлыми кудряшками? По нему половина девок вздыхала, но ее прям клинило. Может, она до сих пор вместо лысинки видит те кудряхи.

– Она же замужем?

– Ну так муж в Германии. О чем он не знает, то ему не навредит.

– Блин…

Я так растерялась от ее демонстративного цинизма, что забыла даже про свою роль успешной звезды и независимой женщины. По-хорошему, это я должна была говорить текст про «муж далеко», но…

– Сафронова не приехала, кстати? Разжирела и стесняется? – Наташка докурила и вытащила следующую сигарету. Щелкнула зажигалкой. Мы же тут сплетничать, я так поняла, под это дело можно и пачку уговорить.

– Нет, там всего человек пятнадцать. Морозов, Синаева, Чернозуб, Вешнякова…

– О, а Синаева приехала, хотя у нее тоже жопа с дом. Но есть оправдание. Иванова тоже мне сказала, что не приедет. Видела ее на фотках? Время не пощадило. Такая, знаешь, тетка нашего детства, так и ждешь, что за поломанную сирень влетит.

– А что, все, кто не приехал, стесняются? – хмуро уточнила я.

То есть все эти годы про меня думали и говорили вот такое же?

– Ну а как еще? Это ж только на словах все такие: ах, к чему вспоминать наши детские обиды! А в реальности все отлично помнят. Особенно хорошо помнят те, кого травили. Зато те, кто травил, они самые светлые человечки.

Ее мысли были таким неприятным отражением моих, что я поежилась. Грубым, темным. Но похожим. И мне совсем не хотелось с ней соглашаться, хотя говорила она вроде бы правильные вещи.

Просто… мерзко.

– Илюха-грязнуха тоже тут? Никогда не ходил на наши встречи, как и ты, а тут, смотрю, на юбилей выманились.

– Да, тут.

У Ильи в старших классах действительно было такое прозвище. Как-то в школьном походе он отказался идти с парнями в деревенскую баню, сказав, что вполне помоется и в ледяной речке, только в одиночестве. С тех пор и прилипло. Нечего отрываться от коллектива.

– Меня после школы на свидание тоже как-то звал. Но я не Варька, я его прямым текстом послала. Представляешь, рассказывала бы потом, что гуляла с Илюхой-грязнухой! Да меня бы все наши оборжали. Докатилась.

– Ну не знаю… – я постаралась сделать равнодушный вид, хотя неловкость и стыд ошпарили изнутри. Теперь я точно знала, что она будет говорить про меня после этой встречи, если увидит, как Соболев со мной воркует. – Он сейчас такой красавчик стал, особенно на фоне остальных…

Наташка поправила роскошное декольте своего сверкающего платья, перекинула длинный хвост темных волос с одного плеча на другое и кокетливо заметила:

– Да, Рикита же не постеснялась с Протасовым. Может, и мне замутить?

– С Протасовым? – непонимающе переспросила я.

– Да нет же, – она засмеялась. – С Илюхой! Раз ты говоришь, он теперь огонь.

Я будто ударилась лицом о бетонную стену. Глубоко втянула носом воздух с запахом табачного дыма и закашлялась.

* * *

Наташка как будто не заметила моей реакции. Или и вправду не заметила? Она всегда была немного эгоисткой, но в детстве такие вещи не критичны. Это потом они оплетают бывших друзей как щупальца спрута, так что до живого человека и не дотянуться.

– Ну а когда еще карнавалить, Рит? – спросила она с вызовом, будто я возражала. – Последняя наша молодость уходит!

– Не знаю, вон ВОЗ продлила возраст молодости до сорока четырех лет. Может, рано прощаться? – попыталась я отшутиться.

– Кому мы в сорок четыре нужны будем, Рит? Сейчас надо зажигать! Муж с одноклассниками на пятнадцатилетие выпуска тупо сауну сняли на всех. Чего туда-сюда мотаться? Все, кто в школе и после не успел, там воплотили свои мечты. Зато больше никаких сожалений.