* * *

Айо приехал в ресторан через две недели после погребения со своим немудреным скарбом, уместившимся в трех потертых саквояжах, и с желтым цыпленком под мышкой. В его жизни было свое горе: год назад в результате несчастного случая на стройплощадке Айо стал скрюченным хромоногим инвалидом, а покуда он поправлял здоровье, его брак распался.

Завьер крякнул, впустил его в дом и ушел к себе в комнату дожидаться Найю.

Айо объявил себя старшим администратором, приняв обязанности распорядителя всеми делами в «Стихотворном древе», и довольно быстро организовал доставку обедов навынос. Это были самые обычные пирожки с курятиной и кокосовая вода. На дороге у подножия утеса он приладил вывеску:

Радетель приготовит тебе яство лишь раз в жизни, а здесь ты каждый день можешь покупать пирожки с начинкой!

Предприятие сразу стало успешным: три дня в неделю через кухонное окошко быстренько передавали аккуратные теплые пакеты с пирожками, в ресторане царила идеальная чистота, это была дополнительная работа для персонала «Стихотворного древа» с достойной зарплатой, все работало как часы, так что, когда радетель выходил из своей комнаты и спускался в ресторан, ему не о чем было беспокоиться.

И так каждый день!

Завьер не замечал наглую компанию, пока Му не обратила его внимание на большую шумную толпу местных жителей, прибывших с требованием убрать вывеску с утеса. Он раздраженно посоветовал им через нее не быть такими обидчивыми и, встав у окна спальни, увидел, как рассеивается толпа приунывших горлопанов, шептавших себе под нос проклятия. Тогда-то он и оценил их преданность; а еще оценил чувство юмора Айо – его брат был истинный адепт равноправия. Завьер подозревал, что Айо не верил ни в каких богов и, уж конечно, не верил, будто его младший брат избран богами. Айо умел одно: усердно трудиться и, хромая, часами ходить по окрестностям.

– Хочешь пройтись, Зав?

– Нет! – Он не был готов к этим долгим прогулкам.

«Лучше бы радетелю ходить в красных панталонах, – подслушал он как-то болтовню официанток. – Потому как она вернется за его палкой».

После службы, когда уже сгущалась ночь, натруженные спины болели, а Чсе давно лежала в кроватке, братья сидели на веранде, и Айо понимал, когда стоит помолчать, а когда завести беседу и рассказывать друг другу забавные или вопиющие истории о событиях прошедшего дня, – в такие моменты собеседники рассеянно старались перещеголять друг друга. Если бы кто-то тогда проходил мимо, он ничего бы не услышал, кроме хмыканья да обрывков реплик, к чему обычно и сводится разговор давным-давно знакомых людей.

Правда, в последнее время Завьер стал замечать в глазах брата некое беспокойство.

* * *

В тот год, помимо смерти Найи, навалилось все сразу: свежее козье молоко с фермы, урожай гранатов, женщина, что пыталась втюхать резные пуговицы для его одеяния; и женщина, у которой одна грудь была больше другой, – она стояла под дверью ресторана и оплакивала его вдовство, а Му гнала ее прочь, махая посудным полотенцем; и орава приятелей Чсе; и письмо губернатора, полученное почти три месяца назад, – письмо было напечатано на плотной импортной бумаге.

С этого письма и началась та хренотень, которую упомянул Завьер в зеленой записной книжке. Отправленное от имени губернатора Бертрана Интиасара и его супруги послание извещало Завьера Лоуренса Редчуза, сто тринадцатого радетеля, о недавней великолепной помолвке их единственной дочери Сонтейн Мелоди Игнобл Интиасар и Данду Авраама Брентенинтона.

Кроме того, там говорилось, что губернатор счастлив пригласить радетеля в свой дом для приготовления традиционной трапезы для новобрачных.

Завьер фыркнул и разорвал депешу пополам. Свадебные трапезы на архипелаге были обычным делом, считалось, что они являются знамением доброй судьбы и удачной жизни счастливых пар наряду с прочими длительными и мудреными обрядами и благословениями. Но неужто Берти Интиасар не мог попросить по-простому – надо было непременно послать официальную депешу на дорогущей бумаге!

А он ненавидел письма.

* * *

Впервые он встретил губернатора на этой самой кухне десять лет назад, в день, когда его посвятили в богами избранного радетеля и на церемонию в саду собралось полно народу. Они с Найей жили тут меньше недели, и у ресторана еще не было вывески.

Завьер суетился на кухне, дожидаясь прихода ведуний, которые должны были официально представить его местным чиновникам и научить правильно поприветствовать – просто помахать? – людей, собравшихся на пляже под утесом. Он, разумеется, ждал губернатора в качестве почетного гостя, но ему не понравилось, как тот обставил свое появление. Вопреки его ожиданиям Интиасар оказался обаятельным дядькой. Все знали, что он проводит много времени вдали от архипелага, в другой стране, и это обстоятельство многих восхищало до умопомрачения.

– Только не подведи меня – никаких скандалов! – Вот первое, что сказал Интиасар, опершись о плиту и разглядывая головки чеснока. Даже не произнес «Добрый день!» для приличия, пропади он пропадом! – И когда тебе вздумается изменить своей миленькой женушке, сделай это втихаря! Нашим мужчинам это понравится, а вот женщинам – вряд ли.

Завьер терпеливо выслушал. В последние годы авторитет радетелей на архипелаге пошатнулся. Плохая у них сложилась репутация. Им приходилось обслуживать слишком много ритуальных трапез. Участвовать в слишком многих интригах. Они попусту теряли время, утратили уважение, и бедные люди с неохотой приходили на общие трапезы, потому как у них не было для этого подходящей одежды. Он, однако, решил, что в его заведении все будет по-другому, но… только глупец мог сказать властному глупцу, что тот глуп.

– У меня есть единственная необходимая мне вещь, – сказал Завьер.

– И что это?

– Составленный мной список гостей. И никто не должен лезть ко мне без очереди. Никакого особого отношения ни к кому.

Губернатор был явно изумлен.

– Не слишком ли ты самонадеян?

– Не более, чем ты.

Интиасар ухватил себя за щеку – странное дело, жест был какой-то женственный.

– Хочешь сказать, что мне придется дожидаться своей очереди, чтобы поесть с твоей руки? Сидеть и ждать, затаив дыхание?

Он знал, что придет время – и губернатору понадобятся блюда, изобилующие овощами и жидкостью: густая подлива, козье молоко, сироп, ледяная вода, сок растений, сочный плод, ром.

– Ладно. Мне следует уважать любого, кто трахал Дез’ре Де-Бернар-Мас и выжил.

Его наставница. Первая на архипелаге женщина-радетель. Когда она сидела на лужайке вместе с почетными гостями, ее соски проглядывали сквозь мягкое зеленое платье. Неисправимая упрямица. Ее усадили рядом с Дез’ре, и Найя стала мрачнее тучи. Они уже раньше встречались. Завьер надеялся, что Найя хмурилась под лучами яркого солнца, бившего ей прямо в лицо. Дез’ре наверняка сразу приказала бы ему дать тумака этому глупцу.

– И давай-ка становись радетелем, парень. Да поскорее.

Сидеть рядом с Найей ей бы тоже не понравилось.

* * *

Через три дня после того, как Завьер порвал и выбросил письмо губернатора, он пек хлеб на кухне. Быстрым шагом вошел Салмони Адольфус Барнс, а следом прихромал Айо. Салмони был хорошо сохранившийся старец лет под восемьдесят с огромным красным носом, смахивавшим на половинку красного перца. Он назвался дворецким губернатора и громким голосом принялся важно зачитывать какие-то бумаги.

Завьер был поглощен выпечкой хлеба. В нужный момент ему предстояло добавить подобающее количество красного перца и козьего сыра, что было своеобразным актом любви, требовавшим полной концентрации.

– Какая благословенная обязанность, – проблеял Салмони. – Ведь речь идет о самой романтичной трапезе в мире! Семь блюд, как того и требует обряд пожелания успешной жизни для супружеской пары. Уверен, радетель, мы можем найти храмовые предания, предсказывающие подобную особую трапезу!

Завьер не обратил на его слова никакого внимания.

– Разумеется, – продолжал Салмони, – услуги избранника богов-радетеля будут щедро оплачены, и размер этой оплаты значительно превысит размер его годового жалованья. Мы пришлем специального человека, который снимет с тебя мерки, дабы пошить тебе, мой господин, роскошное одеяние, приличествующее обряду.

– Только не для меня, – заметил Завьер. От раздражения у него задергался угол левого глаза.

Салмони так и подпрыгнул: мимо него прошмыгнула Му с раскаленной сковородой, на которой шкварчал розовато-пурпурный жареный осьминог. Завьер взглянул на три щупальца и кивнул:

– Еще секунд пять обжарь эти два и семь секунд – третье.

Му убежала со сковородой прочь.

Нос, напоминавший половинку красного перца, сморщился. Салмони бросил умоляющий взгляд на Айо, сидевшего в углу на краешке перевернутого котла. Айо взглянул на него. В зарослях молочая за распахнутым настежь окном шуршали крупные голубые бабочки.

Салмони вновь приступил к чтению. Губернатор «безмерно рад», что богами избранный радетель согласился провести традиционный обход накануне свадьбы! Чтобы дать простым людям возможность самим выбрать съестные продукты для свадебной трапезы.

– Что? – рявкнул Завьер. – Что это ты такое сказал про съестные продукты?

Айо покачал головой.

Салмони затараторил:

– Ты же знаешь, что такое обход, радетель! Ты бродишь по Попишо, покупаешь снедь и берешь рецепты блюд у простых людей, из которых потом составляешь меню…

– Я знаю, что такое обход!

– Тогда ты должен радоваться, что губернатор выказывает уважение к традиции!

Салмони высунул руку в окно и попытался ухватить с куста аквамариновую бабочку. Но промахнулся, цокнул языком и нервно усмехнулся.

– Губернатор Интиасар решил, что еда на свадебной трапезе его дочери должна быть приготовлена из того, что выращено на нашей земле нашим народом. Он не хочет никаких изысканных продуктов.

Произнеся это, старик всем своим видом показал, что чрезвычайно доволен собой.

– Уходи отсюда! – отрезал Завьер.

– Твоя… – Стариковский подбородок задрожал. – Что-что?

Завьер осторожно попробовал на вкус сыр, раскрошил и всыпал сырные крошки в тесто, потом добавил немного жгучего перца.

– Уходи с глаз долой, пока я не отдубасил тебя до смерти.

– Твоя… твоя… Этот ресторан был куплен для тебя правительством островов Попишо! Людьми, которые платят налоги!

– Передай ему, что никто не лезет ко мне без очереди!

– Ты… но я…

– Уходи!

И старик поспешно ретировался, опасливо взглянув на развешанные на синей кухонной стене острые ножи и позабыв бумаги на столе.

Завьер еще раз вымесил тесто. Му с хрустом ломала цыплячьи кости в суставах и обмакивала их в три разных маринада. Айо кое-как поднялся с перевернутого котла и подхватил со стола записи Салмони.

Завьер снова попробовал тесто на вкус.

– Дурачина, – заметил он в сердцах.

Цыплячьи косточки хрустели.

Айо постучал пальцем по бумажкам.

– А знаешь, он прав.

Хруст.

– Это же всегда считалось обязанностью боголюбезного радетеля – делать обход острова перед всевозможными свадебными церемониями и прочими торжествами. Подношения людей повышают шансы молодой жены забеременеть! – Айо засмеялся. – Ох уж эта плодовитость простых крестьян! Ты легко отделался, Завьер Редчуз.

Завьер терпеть не мог, когда ему напоминали о вещах, которые он и сам прекрасно знал. А Дез’ре для памяти целого поколения лишила обычай обхода традиционной церемониальности.

– Я же десять лет назад сказал, что не работаю для богачей, – отрезал он. – Зачем он теперь ко мне привязался?

– Он просто хочет победить на предстоящих выборах.

Хруст.

Завьер смазал тесто маслом и выложил на противень. Аромат свежевыпеченного хлеба встретит посетителей ресторана у самых дверей и заставит вспомнить запах маминой или теткиной выпечки. Старый трюк. Еда всегда пробуждает ностальгию.