А почему, собственно, она не может курить? Прошло пятнадцать лет. За эти годы любой человек сильно поменяется. И Лиля превратилась же из скромной, застенчивой девушки в стильную, импозантную женщину. Эта стрижка, маникюр, прочие дамские штучки. Какие-то простые, а, следовательно, очень дорогие тряпки. Черные брюки и куртка. Иван поймал себя на мысли, что даже при теперешнем его благосостоянии он не смог бы обеспечить ей такую жизнь. А, после смерти Цагерта, Лиля должна быть очень состоятельной женщиной. Наверняка у нее свое дело есть. Какой-нибудь салон красоты на Новом Арбате или бутик на Тверской. Она не из тех дамочек, кто будет сидеть дома, варить борщ и заглядывать в рот любимому мужу. Он отвлекся, а на экране была уже следующая мизансцена. Лиля стояла около красной «Ауди» с правительственными номерами и что-то говорила человеку, сидящему на заднем сиденье. Иван нажал на перемотку, чтобы посмотреть, кто же садился в эту самую «Ауди». Люди смешно попятились назад к могиле.

«Если я еще покручу, то Иштван Цагерт восстанет из гроба», – почему-то подумал Иван. Но вот какой-то поджарый мужик садится в машину. Вот повернулся лицом. Д-а-а-а! Баста карапузики, кончилися танцы! Он промотал вперед, где Лиля разговаривает с ним около машины. Олег Иванович Дунаев. Этого мужика Иван, как и вся страна, видел только на экране. Он что-то объяснял в разных передачах, выступал в государственной думе, ездил по стране и выезжал за ее пределы во главе разных делегаций. Пост его все время менялся, и какую должность он сейчас занимал, Иван не знал. А Лиля стоит рядом, спокойно разговаривает, ни один мускул на лице не дрогнет. Потом позвала девочку, та скорчила матери гримасу и села в машину, потом села Лиля. Процессия тронулась. Охрана, мигалки, гаишники. Что вы себе вообразили, Иван Григорьевич? Вы ездите в одной машине с депутатом нескольких созывов? Да, вы перед Корабельниковым Сергеем Валентиновичем шапку ломаете. То на шашлычок позовете, то на охоту. А вот и он стоит расстроенный. Все уехали, его забыли. Нет, прыгнул к Пахомову в «Мерс», по-свойски так прыгнул.

На другой кассете оказался утренник в детском саду. Маленькая Светочка читала стихи около елочки. Дед Мороз дарил ей подарок. Иван всмотрелся в бледное лицо дочки. Видимо, болезнь уже начала свое наступление на маленького человечка. Потом на этой же кассете Лиля везла Свету в инвалидной коляске по парку, не нашему, больно ухоженному. Кругом сновали белки, и Света тянула к ним тонкие ручки, пытаясь кормить, а зверьки разбегались в разные стороны. Оператор, Цагерт, наверное, сделал крупный план, и лицо ребенка оказалось почти на пол экрана. Иван остановил кадр и посмотрел на фотографию, которую взял у матери. Очень похожи!

На третьей кассете было записано какое-то мероприятие пятилетней давности. Иштван в смокинге принимал какую-то награду и целовался с ведущей. Лиля в вечернем платье и на огромных каблуках стояла с бокалом шампанского. Дальше Иван смотреть не стал, поняв, что зря затеял все это. Что проку разбираться сейчас и понимать, что уже ничего не вернуть! Он хотел отложить в сторону все материалы, добытые Тереньевым. Но руки сами потянулись к папке, лежащей с краю.

Иван пролистал дело какого-то Нестерова, завершенное суровым приговором – двенадцатью годами строгого режима. На железной дороге совершались хищения. Не обычные, со сбиванием замков топором и кражей чего попало, а изощренные. Где замочек аккуратненько открывался, после чего оставались лишь две глубокие царапины, и потом так же аккуратно закрывался. И открывались вагоны выборочно, не все подряд, а только те, в которых перевозились радиодетали, мелкие и дорогие. И преступники ни разу не попались на сбыте. Значит, сбывали куда-то в закрытые НИИ. Куда без визы первого отдела попасть невозможно. И схема предельно проста. НИИ покупает якобы эти самые детали совершенно официально в специализированном магазине. И есть все документы – платежные документы и накладные. А вот и сами детальки, в сейфе у материально ответственного лица хранятся, и все совпадает. Только никто в магазине детали не берет, их привозят ворованные, а взамен их магазин отпускает магнитолу или телевизор. А сколько стоит новый цветной телевизор с рук? Правильно, в два раза дороже! Поймать преступников можно только на месте преступления. Но в поставленные засады так никто и не угодил. И вот совершенно случайно, возвращаясь с обеда, один из машинистов наткнулся на троих парней лет двадцати, не старше, лихо открывающих замок непонятным устройством. Двое убежали, а один замешкался и пырнул ничего не подозревавшего мужика ножом. Через месяц убийцу задержали. И он сознался, что вскрывал вагоны не один, а с Пахомовым Виктором, по прозвищу Пахом, и Цагертом Иштваном, по прозвищу Герт. Но во время дознания выяснилось, что не находились эти двое даже рядом с железнодорожной станцией. Ни раньше, а в день убийства тем более. А с большой компанией пребывали за городом, в дачном поселке «Строитель» на даче у Иштвана Цагерта. И это подтверждают не только Лилия Агапова, Сергей Корабельников и Елена Птицына, приехавшие вместе с подозреваемыми, но и Петровская Софья Григорьевна, соседка. Иван всмотрелся в мелкий убористый почерк следователя, такой знакомый. И злость затопила душу. Ну почему Игорь сразу во всем не разобрался? Следователь, твою мать! Как мог поверить всяким «свидетелям»? Есть же методы!

Иван еще раз внимательно посмотрел на дату совершения убийства – 15 сентября 1988. Не развлекалась эта веселая компания на даче. А были только Лиля и он, Иван.

Тот день он запомнил хорошо. Как ехали в полупустой электричке в Рамарское. И сидели в самом конце вагона в обнимку и целовались все время. Там на даче они провели весь день и лишь поздно вечером возвратились в город. И это было точно 15 сентября 1988 года. В третью годовщину смерти Тани. Его старшей сестры. Он прогулял поминки и поездку на кладбище, и от матери сильно досталось. Пришлось даже наврать что-то про университет.

Тот день остался на всю жизнь в памяти в мельчайших деталях. Правда, много лет подряд он гнал от себя поганой метлой воспоминания. А они все равно лезли из всех щелей. Помнил широкую кровать, на которой долго валялись, и даже видел как наяву, как в окно мансарды пробиваются сквозь листву лучи осеннего солнца, наполняющие золотым свечением все вокруг. И Иван до сих пор вспоминал иногда, как руки скользили по гладкой коже любимой женщины, и жар, поднимающийся изнутри, изматывающий, требующий разрядки. И пот, струившийся между телами, плотно прижавшимися друг к другу. А потом навалился сон, глубокий и чуткий одновременно, когда провалившись в забытье, ощущаешь кожей любимую и не в силах отпустить ее даже на секунду. Проснувшись, они поняли, что страшно проголодались, и наперегонки бросились на кухню, пили кофе из белых пузатых чашек и ели наспех собранные бутерброды. После обеда Лилька потянула Ивана в сад, хотя ему очень хотелось вернуться в мансарду. На деревьях висели красные яблоки с глянцевыми боками. Они сорвали и съели одно на двоих. Яблоко оказалось вязким и терпким. Видимо, поздний сорт.

– Мы вкусили запретный плод! – засмеялась Лилька.

И Ивану казалось, что теперь он понял, что такое состояние безмерного счастья. Если рядом с тобой любимая женщина, которая скоро станет женой.

Он захлопнул папку и начал тереть лицо руками. «Если я еще продолжу эти цагертовские изыскания, то сойду с ума. И почему раньше не пришло в голову все выяснить?» Иван, рывком поднявшись, в отчаянии стукнул кулаком по стене, сразу закачались картины, задребезжали в них стекла. Он остановился на минуту. Взял себя в руки, а затем аккуратно сложил все документы и кассеты в большую папку с завязками и сунул ее в сейф.

«Единственное, что я так и не понял, – подумал Иван, – зачем Лильке понадобилось участвовать в этом шоу. Что могло заставить ее дать ложные показания?»

И решив, что сколько бы вопросов он ни задавал сам себе, ответов на них все равно не получит, Иван вышел во двор. Сел на ступеньки и закурил. Прибежал щенок стаффорда по кличке Банзай, недавно привезенный из питомника. Уткнулся мордой в ладони, пытаясь поиграть.

«Если она позовет меня, я прибегу как этот щенок, – внезапно подумал Иван и тут же отогнал от себя эту мысль. – Мы никогда не встретимся. Такие, как я, ей не нужны. Но хотя бы ради дочери нужно найти женщину, которую когда-то любил больше жизни, а потом долгие годы ненавидел».

Глава 7

Лиля затормозила около салона красоты на центральном проспекте. Сколько себя помнила, парикмахерская на этом месте находилась всегда: жуткая, с ужасными колпаками и грубыми тетками, стригущими всех под одну гребенку. Чтобы сделать маникюр, приходилось записываться за неделю. Теперь же на серой стене, сверкая неоновыми буквами, красовалась надпись: «АФРОДИТА». Лиля повернула к парковке и еле – еле уместила машину.

– Нам сюда? – притворно ужаснулась Светка. – Здесь теперь тетя Зина работает? Афродитой?

– Толкай дверь, чудовище!

Внутри стрекотал кондиционер, наполняя помещение свежестью и прохладой, вдоль стены стояли кожаные диваны и кресла. Посетителей встречала администратор, маленькая строгая женщина с точеной фигурой. Бывшая балерина – почему-то решила Лиля.

– Чем могу помочь? – Любезность и доброжелательность «Балерины» зашкаливали.

– Юлия Дмитриевна у себя? – уставший и хриплый голос выдавал хозяйку, явно не клиентка.

– По какому вопросу? – притворное радушие уступиломесто едва прикрытой враждебности. «Балерина» демонстративно осмотрела Лилю в мокрой от пота майке, крепко спящего Мишку на руках у матери, Свету в мятых джинсах и таком же топе. Одним словом, картина называлась «Сами мы не местные, отстали от поезда».

– По какому вопросу? – строго повторила «балерина».

– По личному.

– Юлии Дмитриевны уже сегодня не будет. Зайдите завтра, – отмахнулась администратор и пошла открывать дверь, тем самым незатейливо выпроваживая незваных гостей.

– У нее есть мобильный? – ни с того – ни с сего разозлилась Лиля, плюхнувшись на диван.

– Да, есть, но не для посторонних!

– Вы наберите, пожалуйста, номер и дайте мне трубку, – попросила Лиля.

– С какой это радости? – Женщина негодующе передернула плечами.

– Наверное, чтобы вас не уволили, – вежливо предположилапосетительница.

– Ладно. – Администратор тяжело вздохнула. – Раз вы настаиваете. Я скажу Юль Дмитриевне, что вы устроили скандал.

– Да хоть погром.

«Балерина» набрала номер по автодозвону.

– Юлия Дмитриевна, вас тут спрашивают… Нет, первый раз вижу. Нет, ни сэс…

Лиля одним движением перехватила трубку.

– Юль, это я! Мы у тебя в салоне.

В трубке воцарилось молчание.

Лиля выругалась по-шведски. Само ругательство в прямом переводе означало лишь число «восемнадцать». Шведы – одна из немногих стран мира, где принято ругаться числительными. Можно употребить число «семнадцать», но это бы прозвучало так грязно!

Подружка недоверчиво охнула:

– Цагерт, ты что ли?

– Да, – устало вздохнула Лиля.

– У меня в салоне? – уточнила Юлька.

– Ага, приезжай быстрей! И не называй меня по фамилии, пожалуйста!

– Пять минут, мин херц! – радостно взвыла трубка и отключилась.

«Балерина», забрав трубку, деловито осведомилась:

– Что сказала Юлия Дмитриевна? Будет?

– Через пять минут. – Лиля устало опустилась на кожаный диван рядом с дочерью и сыном, и так же, как и дочь, вытянула длинные ноги.

Возмущенная «балерина» пошла в атаку.

– Не знаю, у Юлии Дмитриевны очень напряженный день. Вам все-таки лучше прийти завтра. Давайте сделаем так: вы подождете пять, нет, уже четыре минуты, и повторите свой визит завтра.

– Займитесь своими непосредственными обязанностями и оставьте нас в покое, договорились? – отбрила Лилия.

«Балерина» хмыкнула и отошла с видом оскорбленной добродетели.

– Ну, ты даешь! Где же твои дипломатические способности, умение найти подход к любому клиенту? – ерничала Света.

– Знаешь, я очень устала, спать хочу, сил нет.

– Поехали б сразу к Зине.

– Мы не можем вот так просто разгуливать по Городу. Сейчас дождемся Юлю, позвоним Зине, а потом уже поедем и притом на автобусе.

– Здесь нам тоже придется шифроваться?

– Ага.

– Хотелось бы знать, что такое отчебучил наш папаня, раз мы теперь в бегах?