Немного подумав, Михаил Александрович вывел на экран соседнюю камеру, расположенную в другом крыле третьего этажа. Камера была нацелена на установленный рядом компас и электронный термометр. Температура незначительно изменилась, термометр показывал двадцать один градус по Цельсию, стрелка компаса незначительно отклонялась. Но все это было слишком недостаточным, чтобы сделать какой-либо вывод. «У нас мало камер и совсем нет оперативника, способного чувствовать и воспринимать потустороннюю энергетику», – мрачно подумал профессор.

Во всем остальном, ночь прошла без происшествий, о чем утром Семенихину доложили остальные члены команды. После завтрака, состоявшего в основном из тех же бутербродов с чаем, команда охотников принялась просматривать записи, полученные за ночь с камер видеонаблюдения, и тут уже не обошлось без сюрпризов. Обе камеры, расположенные в левом и правом крыле второго этажа, в конце импровизированной картинной галереи, которую прошлой ночью изучал профессор в сопровождении Антона, зафиксировали множество темных пятен. При более внимательном просмотре выяснилось, что эти темные пятна были ничем иным, как тенями, отбрасываемыми неизвестными предметами, перемещавшимися ночью по коридору второго этажа, – собственно говоря, «прямо за той комнатой, в которой мы спали», – подумал профессор. И от предметов, образующих странные тени, команду охотников за паранормальным отделяла лишь тонкая дверь. А если учесть, что все камеры были установлены вплотную к стенам, получалось, что тени существовали сами по себе, отбрасывать их было некому и нечему, к тому же оба окна, находящиеся сзади камер, выходили во двор, огороженный со всех сторон забором, блики от автомобильных фар можно было также исключить.

И в коридорах третьего этажа, где прошлой ночью, во время своего дежурства, Михаил Александрович заметил по системе видеонаблюдения нечто, напоминающее прыгающий мяч, тоже не спокойно. Игорю удалось поймать на паузу подходящий кадр, когда мяч был в наиболее выгодном ракурсе для изучения, после увеличения картинки и добавления яркости программными средствами, мяч превратился в огромную лысую голову. Голова имела человеческие черты лица, но и сама голова и лицо соответственно, были в несколько раз больше обычных человеческих размеров. Фактически, голова напоминала огромную тыкву-переросток, только идеально круглой формы, под глазами были длинные раскосые глаза и узкий хищный рот. Зрачки и нос или отсутствовали, или их просто не удалось рассмотреть, что придавало лицу бессмысленное идиотское выражение. Термометр, расположенный в дальнем конце коридора, в это же время отметил понижение температуры до восьми градусов Цельсия, что было примерно на шестнадцать градусов ниже показаний других термометров, расположенных внутри здания. В довершение к этому, Антон, прослушивающий аудиозаписи, полученные с микрофонов, выделил пятиминутный фрагмент, когда шкала уровня громкости и колебалась с постоянной амплитудой. Игорь, немного поколдовавший над полученным от Антона файлом, смог добавить громкость и убрать посторонний шум. В итоге все услышали хриплый голос, который на протяжении нескольких минут повторял одно слово: «тише» или «тишь» в интерпретации услышанного в команде возникли небольшие разногласия. Причем, профессору показалось, что этот густой, гортанный голос принадлежал женщине и Антон с этим согласился, в то время, как Игорь утверждал, что скорей это мужской голос, только произнесенный на высокой ноте, а с этим согласился Костя.

Прослушивание и просматривание ночных событий продолжалось бы и дольше, но Семенихин, посмотрев на часы, положил конец обсуждениям. Было два часа дня, самое время обедать. Михаил Александрович не стал говорить это вслух, но по его твердому убеждению, всей команде было, просто, необходимо покинуть это здание и дело тут было совсем не в свежем воздухе. Уже более двух часов к ряду Семенихин чувствовал тупую боль в области затылка, которую временами усиливала навязчивая мелодия, крутившаяся в голове профессора и самое странное заключалось в том, что он никак не мог вспомнить – где мог ее слышать. А это могло означать лишь одно – сверхъестественная энергия здания уже начинала действовать на профессора, «необходимо срочно сменить обстановку» – решил Семенихин.

– Есть предложение, коллеги, отобедать в соседнем кафе, как вы на это смотрите? – слово «коллеги» Михаил Александрович, чаще всего, употреблял в тех случаях, когда с ним лучше было не спорить.

– Предложение подкупает своей новизной! – Костя первым вскочил на ноги, непонимающе глядя на Игоря и Антона, мол чего они ждут?

– Чеки сохраняйте, нам потом компенсируют, – вставая вслед за Костей распорядился профессор.

Коридор за дверью уже не казался таким мрачным и темным, как накануне вечером, но все равно, солнечные лучи, попадавшие в окно, растворялись в полумраке здания, так и не попадая на пол и стены. Но днем это не казалось так зловеще, возможно все дело в стеклопакетах, «это предположение определенно стоит проверить», – мысленно пометил Михаил Александрович. Когда команда профессора пересекала широкий вестибюль первого этажа, направляясь к двухстворчатой входной двери, из противоположного угла послышались торопливые шаркающие шаги и покашливание. Антон положил руку на тяжелую рукоять длинного армированного фонаря, висевшую в разгрузочном кармане рюкзака, остальные выжидательное смотрели на профессора, всю амуницию ребята, как всегда, взяли с собой, оставив в комнате, отведенной под штаб, только ноутбуки, которые продолжали записывать данные с камер и микрофонов. Через несколько напряженный мгновений на освещенный участок кряхтя и подволакивая правую ногу вышел ночной сторож в помятой одежде и с заспанным лицом.

– Доброе утро! – поздоровался старичок.

– Добрый день! – вежливо поправил Михаил Александрович. Чем мы можем быть полезны вам?

– А вы, простите, все? Уже совсем уходите или еще вернетесь?

По лицу старичка было видно, что спросить он хотел вовсе не это, тем более от профессора не ускользнула интонация, которой была произнесена последняя часть фразы. По непонятной причине сторож надеялся на то, что профессор со своей командой закончили свое исследование, чем бы оно там ни оказалось и возвращаться не планируют.

Костя широко ухмыльнулся и открыл было рот, чтобы выдать одну из своих шуточек, из серии: «какой закончили, слушай, да мы еще не начинали», но промолчал, поймав на себе серьезный взгляд Семенихина. Каким бы разгильдяем Костик не выглядел со стороны, но Михаил Александрович знал, что за этим кроется очень серьезный и исполнительный сотрудник, умеющий понимать ситуацию и настроение начальства. А у начальства, в лице профессора Семенихина, в данный момент было, что называется, настроение вытянуть из ночного сторожа информацию, которая может оказаться полезной в ходе проведения дальнейшего расследования.

Михаил Александрович выдержал паузу, как бы обдумывая заданный вопрос, а сам продолжал пристально изучать невысокого старичка, который неловко сутулился и переминался с ноги на ногу. Команда охотников за призраками появилась в дверях этого здания вчера. В котором часу это было? Без четверти три – подсказала пунктуальность профессора. У входа их встретил директор института Сергей Теймуразович, а в дверях к ним навстречу вышел пожилой говорливый мужчина с лихим кавказским акцентом, такому не то, что здание сторожить, а хоть сейчас на коня – да в бой. А сегодня этот джигит выглядел крайне неважнецким – глаза ввалились, образовав вокруг некое подобие синяков, со щек пропал румянец, уступив место болезненной бледности, некогда могучие борцовские плечи ссутулились, отчего руки казались дряблыми и обвисшими. Казалось, что за ночь сторож постарел на несколько лет, да вдобавок еще и подхватил простуду. Но что еще больше поразило профессора – пальцы левой руки сторожа, которая продолжала свисать плетью вдоль туловища, отбивали на его широком армейском ремне простенький мотивчик, с несколько затянутым ритмом, что добавляло к издаваемым звукам некую затаенную похабность. И все это целиком звучало именно так, как назойливая мелодия, терзавшая все утро, вместе с тупой затылочной болью, уставший мозг профессора Семенихина. И снова Михаил Александрович так и не смог вспомнить где же он раньше мог слышать этот мотив. Однако пауза затянулась, а старичок все ждал ответа.

– К сожалению, мы еще не закончили, нам понадобится некоторое время, чтобы хорошенько во всем разобраться, – ответил профессор, – а, если не секрет, в чем дело? Неужели мы как-то стеснили или потревожили вас?

– Да нет, что вы?! – сторож залился краской и стыдливо опустил глаза.

«Момент настал», – решил Семенихин и призвав на помощь все имеющиеся навыки психолога и дипломата, попытался выудить из сторожа все, что он хотел высказать.

– Сегодня ночью будет гроза, во всяком случае, так обещали по прогнозу. Не случайно у меня все утро раскалывается голова, не помогает, даже, анальгин. Вот, планируем с ребятами пообедать и выпить кофе, может быть тогда станет легче. Не прикажете ли принести и вам чашечку? Возьмем на вынос, не отказывайтесь, нас это совершенно не затруднит, наоборот – порадует!

Профессор, дружелюбно улыбаясь и слегка склонив голову к правому плечу пытался угадать реакцию собеседника, продолжил:

– Я с недавних пор стал заранее чувствовать грозы, это ребятам все не почем, а меня теперь уже никакой прогноз не обманет. Да и вы, как я погляжу, тоже меня понимаете, – улыбка профессора стала еще шире, – кстати, как вы себя чувствуете? Не беспокоит ли вас что-нибудь?

Тактика сработала. С минуту помолчав и внимательно изучая лицо Семенихина – не врет ли? Сторож махнул рукой и выложил все на чистоту.

– Да тут и в прежние времена, когда ученики стадами по коридорам бегали, ночью дежурить было – так себе, мягко говоря. Каждое утро, как после простуды – голова кружится, спину ломит. А как институт закрыли, так хуже стало, иногда… даже, мерещится всякое. А как вы вчера свои приборы понаставили, так вообще – еле ночь перенес. Голова, как чугунная, ни рук, ни ног не чувствую. И спать хочется, аж глаза закрываются, а лягу – так уснуть не могу. И с мыслями что-то странное… зацикливаюсь на всякой ерунде, даже пообедать забываю. Может это из-за ваших приборов все?

На этот раз уже Игорь замер с открытым ртом, собираясь возразить сторожу, что их аппаратура, как раз, в полном порядке и негативного воздействия на людей не оказывает, да и оказывать-то там не чему, но посмотрев на профессора, решил в разговор не вступать.

А Михаил Александрович, повел себя как-то уж очень неожиданно.

– Да-да, может быть, может быть, – Согласился он с собеседником, – возможно тут все дело в приборах по изучению магнитных полей. Мы сегодня-же их отключим и отложим в сторону, так, что спите спокойно, более ничего вас не побеспокоит. И не забудьте пообедать, а кофе мы вам, все-таки, принесем.

Дружелюбная улыбка снова вернулась на лицо профессора, отчего просиял и сторож. Спина его снова выпрямилась, а в глазах появились озорные искорки джигита.

– Я за вам дверь закрою, мало-ли, у вас же там, небось, оборудование дорогое осталось. А вы на обратном пути стучите, а ежели я не услышу, то там сразу за углом окно, вы в него стучите, я открою.

Входная дверь громко хлопнула под действием мощной пружины, Костик, у которого не хватило смекалки придержать ее, подпрыгнул от неожиданности и тихо чертыхнулся. Улицу заливали яркие солнечные лучи, норовившие угодить в глаза и добраться до самого мозга.

– И что это у нас за приборы за такие, по изучению магнитных полей? – поинтересовался Антон у профессора, пока все стояли и привыкали заново к дневному свету.

– А это, Антоша, такой прибор у нас, который людей успокаивает, а иначе от нервного гражданина ты толком ничего не добьёшься, кроме ссоры!

Профессор не часто использовал уменьшительные имена, обращаясь к собеседникам, но такое с ним случалось, когда в голову приходила важная мысль, которую нужно было безотлагательно понять и обдумать. И сейчас Михаил Александрович пытался вспомнить, где он мог раньше слышать этот короткий музыкальный фрагмент, крутившийся утром в его голове, а по всей видимости, и в голове сторожа тоже. Ребята знали, что в такие моменты Семенихина луче не отрывать от размышлений и терпеливо ждали, когда профессор даст отмашку идти обедать.