– Ну вот, мне сообщили, что нашему щенку сделали все необходимые прививки и его можно забирать из питомника, – еще больше воодушевился муж.

И уже на следующий день в моей жизни появились новая начальница и трехмесячный щенок.

Когда Наташа переехала жить к бабушке в Австралию, в доме стало как‑то тихо. И я предложила мужу завести собаку. Мне всегда нравились веселые ушастые американские кокер-спаниели. Я даже нашла подходящий питомник, где можно было зарезервировать понравившуюся собаку.

– Виталик, посмотри какой прелестный щенок, – показала я фото с сайта питомника.

– Янина, я тут подумал, что нам нужна более серьезная собака.

– Что значит более серьезная? – напряглась я.

– Кавказская овчарка или английский бульдог.

– Но почему именно эти породы? – не на шутку испугалась я, вспомнив какие жуткие пасти у таких собак. – Они же опасны.

– Вот и хорошо. Я сам планирую выгуливать пса. Только представь, как глупо я буду смотреться со спаниелем, подметающим всю грязь с улицы своими ушами и так и норовящему съесть чужие какашки. Другое дело кавказец или бульдог. Такая собака придаст мне брутальности.

– Может тогда не английского, а французского бульдога? – взмолилась я, надеясь, что муж не знает между ними разницы.

Разницу он знал.

– Кавказская овчарка или английский бульдог. Выбирай одну из двух.

– Знаешь, я тут подумала, что нам и без собаки хорошо, – пошла на попятный я.

– Нет, я уже решил. Мне нужен лохматый друг. Как раз на работе Валерка Сорокин упоминал, что у его родственников в селе вот‑вот разродится овчарка.

Объятая паникой, я бросилась к компьютеру искать питомники английских бульдогов. Все же это лучшее из двух зол. И через некоторое время немного успокоилась, почитав отзывы вполне довольных владельцев. Я даже сочла эту породу немного симпатичной и, найдя нужный телефон, дала номер мужу. Надо было опередить неведомого Валерку Сорокина с овчаркой.

На следующий день мы уже рассматривали восьмерых двухмесячных щенков. Их мать флегматично развалилась на большом покрывале и казалось совсем нас не замечает. Хозяйка питомника нахваливала помет, обещая, что мы не пожалеем о своем выборе. Мне приглянулся толстенький совсем беленький спокойный щенок. Я подумала, что с ним мы сможем подружиться.

– Виталик, давай возьмем этого, – взяла я пухлячка на руки.

– Ты что! Смотри какой он ленивый. Будет толстым и неповоротливым. И ухватил другого, рыже‑белого, очень верткого щенка, уже дважды пытавшегося укусить меня за ноги.

Так, через месяц, после сделанных прививок, в нашем доме появился Янга, тот самый рыже‑белый щенок, выбранный моим мужем. С Янга мы не подружились. Я пыталась, но все попытки заканчивались моими покусанными руками, ногами или разорванной одеждой. Янга признавал и любил только мужа. Виляя хвостом встречал его с работы, с удовольствием разваливался рядом с ним на диване, облизывал ему руки и лицо. На меня же скалился и всячески оттеснял от мужа. Моим любимым временем стали вечера, когда Виталик с псом уходили на прогулку. Гуляли они долго, а потому я спокойно могла перемещаться по квартире. Но через некоторое время у мужа на работе появился какой‑то многообещающий проект, из‑за которого он стал приходить слишком поздно и исчезать даже в выходные. И Янга оказался полностью на мне. Я дважды в день его выгуливала, придумывала псу игры, покупала для него хорошее мясо, варила ему каши, промывала глаза и чистила уши. Несмотря на мою заботу, он все также скалился, кусался и пытался сгрызть любую вещь, что оказывалась в моих руках.

Бульдоги умеют очень высоко подпрыгивать. В прыжке пес достигает моего лица и на лету может отнять бутерброд. Янга обожает белый хлеб. Поэтому надо или с ним делиться, или есть бутерброд с черным хлебом. К тому же пес вел себя сильно навязчиво, требуя к себе ежеминутного внимания. Иногда мне удавалось запереться от него в ванной, но тогда он начинал с силой лупить по двери лапой и выть. Приходилось запускать его, и он караулил у ванны, пока я мылась.

За год Янга вырос в красивого мощного пса с большущими глазами. Пес оказался очень умен. Но признавал только мужа. Я хотела отдать собаку кому‑нибудь, потому что за год просто измучилась с ним. Но как только заводила об этом речь, муж, поглаживая преданную ему псину, ухмылялся.

– Смотри‑ка, Янга, она хочет от тебя избавиться.

Пес начинал рычать и все продолжалось по‑прежнему. После работы, из‑за навязчивого невзлюбившего меня бульдога, не было никакого желания возвращаться домой. Но и на работу теперь ходить я тоже больше не хотела.

Новой начальницей, которую нам привели вместо Капитолины Михайловны, оказалась тридцатипятилетняя уроженка города Тамбова, Ольга Рыськова, похожая на крыску. За глаза мы и звали ее «Крыськова». Ольга апеллировала новомодными словами, такими, как аутсорсинг и делегирование, чем импонировала высокому начальству. В работу вверенного ей отдела не погружалась, считая, что все должно выполняться автоматически. Позволяла себе разговаривать с подчиненными, используя ненормативную лексику и постоянно требовала каких‑то отчетов.

Постепенно люди стали увольняться, новых сотрудников не брали, а на оставшихся распределялась нагрузка уволившихся. Поэтому, когда Рыськова предложила мне написать заявление на увольнение по собственному желанию, не скрывая, что собирается пристроить свою тамбовскую сестру, я даже вздохнула с облегчением и уволилась одним днем. В конце рабочего дня, собрав личные вещи и тепло попрощавшись с уже бывшими коллегами, я загрузилась в suzuki. Находясь в растрепанных чувствах, включив на полную громкость волну любимой радиостанции, вырулила с парковки, не обратив внимание на дребезжащий скрежет.

Зайдя в квартиру, как обычно сняла с крючка ошейник с поводком и стала звать Янга на прогулку.

– Я уже с ним погулял, – удивил меня, вышедший вместе с псом в коридор, муж.

– О, ты сегодня пораньше. Как хорошо. Ты знаешь, на работе меня попросили…, – начала я.

– Подожди, Янина. Есть разговор поважнее твоей работы.

– Да? – заметила я два чемодана и обрадовалась, решив, что Виталик как‑то узнал о моем увольнении и спешно приобрел горящий тур, чтобы свозить меня к океану. Похоже он не забыл, что я мечтаю побывать в Марокко.

– Я ухожу.

– Куда? – с трудом распрощалась я с красочными картинками марокканского пляжа и перевела взгляд с чемоданов на мужа.

– К Леночке.

– А, к той веселой архангелогородке, – вспомнила я продавщицу выпечки из супермаркета. – А зачем тебе к ней? Ты что, заказывал выпечку?

– Янина, я ухожу к ней жить, – вздохнул муж.

– Но я помню, как она говорила, что снимает квартиру с подругой.

– Это она раньше снимала квартиру с подругой. А сейчас я снимаю ей квартиру.

– Так ты прикрывался многообещающим проектом на работе, пока я выгуливала твою злую псину, а на самом деле проводил время с Леночкой, – наконец‑то дошло до меня. – То есть ты решил променять жену на любовницу?

– Ну, не совсем так, – замялся Виталик, протягивая мне конверт.

В конверте лежал официальный документ, подтверждающий, что с сегодняшнего дня, двенадцатого сентября, мы официально разведены на основании одностороннего заявления со стороны Милованова Виталия Игоревича.

– Я собираюсь узаконить наши отношения с Леночкой.

– Надо же, какая предприимчивая оказалась девушка, – вслух произнесла я, мысленно вспоминая эту достаточно крупную, плечистую, с плохо прокрашенными волосами особу.

Мы еще немного пообменивались с Виталиком репликами, после чего он ушел, оставив нас с Янга растерянными и не понимающими как дальше жить. Я подумала, что увольнение и развод в один день слишком большая нагрузка для психики. Достала из холодильника откупоренную бутылку белого вина, выпила все содержимое, которого хватило на три с половиной бокала и крепко заснула.

На следующий день меня разбудил звонок стационарного телефона. Стала понятна причина странного скрежета, на который вчера я не обратила внимания, оставляя позади здание своей бывшей работы. Звонили из ГИБДД, велели явиться по определенному адресу, в связи с тем, что при выезде с парковки, автомобиль, зарегистрированный на мое имя, задел рядом стоящий транспорт. Мне вменялось скрытие с места дорожно‑транспортного происшествия и порча чужого имущества.

– Надо же, я даже ничего не заметила. А как стало известно, что это именно моя машина причинила вред другой? – с трудом соображая, задала вопрос невидимому собеседнику.

– В одной из припаркованных машин работал видеорегистратор. Запись четкая, Вас быстро удалось вычислить, – соизволили ответить мне с той стороны.

– И что мне теперь грозит? – забеспокоилась я.

– Лишение водительских прав от одного до трех лет, – припечатал собеседник и отсоединился.

Тут уж я не выдержала, вспомнив события прошедшего дня, разрыдалась. В таком состоянии меня и застал звонок мамы из Сиднея. Поговорив с мамой, я все‑таки немного приободрилась и решила последовать ее совету. «Схожу в отделение полиции, а потом устрою шопинг», – подумала я, открывая одежный шкаф на предмет инспекции. В шкафу совсем не наблюдалось новых вещей, а посмотрев в зеркало, я поняла, что и в салон красоты давно не захаживала. А ведь раньше я тщательно следила за собой. При моей внешности по‑другому и нельзя. Не зря, наверное, Виталик перестал обращать на меня внимание и переключился на Леночку.

В детском саду меня называли лягушонком. Я не обижалась в силу возраста. В начальной школе, услышав от совсем незнакомого мальчишки в свой адрес «лягушка», лишь удивилась. Но, входя в тот возраст, когда начинаешь обращать внимание на противоположный пол и отчаянно комплексовать по любому поводу, очередное выкрикнутое «лягушка» и дружный хохот за спиной, привели меня к зеркалу для тщательнейшего изучения своей внешности. Увиденное заставило серьезно задуматься, как у такой красивой шатенки Мирославы Лутошиной родилось недоразумение в виде меня.

Худенькая, невысокого роста, с волосами какого‑то странного темно‑оливкового цвета. Распущенные и длинные они были похожи на тину. Глаза большие, но не как у олененка, а на выкате, как у жабы. И цвет глаз просто жуть – болотный. Вот именно так – не зеленый, а болотный, да еще и с крапинками. На скуле под правым глазом небольшая отметина в виде полумесяца. И самое впечатляющее – большой рот. Губы бантиком, но не такие аккуратненькие как у Белоснежки, а крупные как бант у Минни Маус из мультфильма про Микки Мауса. Мне стало так жаль себя, что я расплакалась. На мои завывания в комнату вплыла мама.

– И что случилось у моего лягушонка?

– А! – завопила я еще сильнее. – Мама, почему ты так меня называешь!?

– Доченька, я же ласково, – растерялась родительница.

– Мама, ты что не понимаешь!? Лягушка – не красивая. Она страшная. И я страшная!

– Доченька, успокойся. Ты вовсе не страшная. Ты красавица, просто не привычной красотой. Пока тебе в это трудно поверить, но придет день и ты еще будешь рада такой необычной внешности.

– Я не хочу ждать этого дня. Я хочу быть красивой сейчас. Хочу, чтобы меня перестали дразнить «лягушкой».

– Этому можно помочь, – улыбнулась мама. – Завтра же и займемся.

– Как тут наш лягушонок? – заглянул к нам папа.

– Федя! – замахала на него руками мама, останавливая тем самым мою очередную истерику. – Разве ты не видишь, тут нет никакого лягушонка, а только прекрасный лебедь.

Папа ничего не понял, но видимо позже мама ему все объяснила, так как с тех пор родители ни разу не назвали меня лягушонком. Да и вообще, больше никто не называл.

После моей истерики, мудрая мама отвела меня к своим знакомым стилисту и косметологу. Мама пояснила, что эти две женщины ее давние приятельницы и являются совладелицами салона «Принцесса».