Освальд разжал пальцы, освобождая руку Джетта, медленно поднялся во весь рост – так легко, словно доспехи вовсе ничего не весили, – и со скрипом сжал руку в кулак. У Джетта было полно времени, чтобы сбежать, залезть под стол, отбиться, но он не двигался. Глаза у него были, как у кролика, который видит, что стрела летит в него, но уже ничего не может сделать. А потом Освальд размахнулся и ударил его железным кулаком по лицу. Джетт рухнул на пол, его пальцы слабо царапнули камни, потом разжались, и Генри почувствовал что-то странное: внутри у него все дернулось, как будто его ударили тоже.

– Пешек съедают первыми, – невозмутимо сказал Освальд так, будто это все объясняло.

А потом нагнулся, достал у Джетта из кармана камень, подошел к очагу и бросил камень в котелок.

– Так и будешь молчать? – невозмутимо спросил Освальд, пальцем помешивая серебристое варево в котелке. Он стоял спиной к Генри, словно и не ждал нападения. – Любой на твоем месте закричал бы: «О, зачем ты убил моего друга?» и прочую чушь. Но смерть для тебя не имеет значения, ты же охотник. Уже думаешь о том, что делать дальше. Можешь не утруждаться. Твой славный поход во имя Барса тут и закончится. – Голос у Освальда был такой снисходительный, будто он не мог решить, стоит ли вообще тратить на Генри слова. – Жаль, что люди забыли, как устроены волшебные постройки. Если пытаешься проникнуть в них силой, они самоуничтожаются, погребая под собой нарушителей.

С потолка и правда то тут, то там сыпались струйки каменной крошки. Генри беспомощно посмотрел наверх.

– Посланники сами роют себе – и тебе – могилу, ломая дверь. Башня скоро рухнет, и я знаю, как отсюда выбраться, а ты – нет. Счастливо оставаться, избранник Барса.

Освальд невозмутимо взял с пола пузатую бутыль и перелил туда вязкое серебристое варево из котелка. Потом вставил в бутыль пробку и пошел в глубь зала, больше не обращая на Генри внимания.

Стены снова вздрогнули, с потолка уже сыпались камни покрупнее – башня и правда трещала по швам. Страх отнимает силы, говорил отец. Генри с силой втянул воздух, голос отца в голове кричал ему: «Успокойся и думай!»

И Генри послушался.

Такое бывает на охоте: если ты предельно сосредоточен, время замедляется, путь к цели будто растягивается, чтобы ты успел дойти.

– Ты знал, что я приду. – Генри слышал себя будто через слой толстой ткани. Сердце билось медленно и ровно. – Ты бы успел уйти еще до того, как мы зашли. Но не захотел.

Освальд развернулся к нему:

– Не льсти себе, мы встретились случайно. Я часто бываю здесь. Башня – одно из редких мест, где даже после потери Сердца осталась своя магия. Думаешь, я не знаю, зачем ты сюда явился? Барс явно отправил тебя играть в его любимую игру – ходить от подсказки к подсказке. Удачи с поисками – это отличный способ потратить последние минуты своей жизни.

– Тебе что-то нужно от меня, – еле разлепив губы, сказал Генри. Мысли были ясными и простыми, как в лучшие моменты охоты.

– Послушай, мальчик. Ты, кажется, не понял. Ты больше меня не интересуешь. Я предложил тебе играть за меня – ты отказался, так прими последствия. Эту партию я выиграю и без тебя, просто по-другому.

– Нет. – Генри все тем же замедленным, тяжелым движением повернул к нему голову. – Ты бы не стоял тут, не болтал, если б не хотел. Взял бы эту бутылку и ушел.

– В сказках злодеи всегда произносят речь, чтобы поглумиться над поверженным героем.

Освальд наклонил голову набок, и Генри по голосу почувствовал, что под шлемом он улыбается.

– Я сказок не читал. И я думаю, ты врешь. Ты тоже не знаешь, как отсюда выбраться, когда башня рухнет. – Генри приподнял связанные руки. – А я могу выйти откуда угодно.

– Но не сейчас. Посланники не совсем идиоты – они надели наручники поверх перчаток, иначе ты бы давно стянул хоть одну зубами. И знаешь, я бы не появлялся тут столько лет, если б не знал, как выйти. Так что ты не угадал. Счастливо оставаться. – Освальд снова развернулся, чтобы уйти.

Генри на секунду прикрыл глаза, вслушиваясь в собственные мысли – отрывистые, четкие. Он понял.

– Люди за столом. Это те, кто пропадал в башне после потери Сердца. Ты сказал: «Я появлялся тут столько лет». Из-за них, да?

Освальд застыл, и Генри подошел ближе. Теперь они стояли прямо друг против друга, разделенные столом, – и Генри первый раз обратил внимание на то, что на этом столе стояло. Перед каждым из людей были одинаковые предметы – кубок и золотая монета. Генри взял один из кубков и задумчиво поглядел внутрь. К стенкам прилипли засохшие остатки чего-то серебристого.

– Они не мертвы, иначе зачем им тут сидеть? У тебя в бутыли то, что они пили. Какая-то усыпляющая трава? Нет, не трава. Ты положил в котелок камень, и он растворился. Камень был волшебный. Может, в этом дело? Но все эти люди вооружены, они не стали бы пить неизвестно что. – Генри поднял взгляд на Освальда. Тот неподвижно смотрел на него черной прорезью в шлеме. – Это место – ловушка. Ты встречал тут тех, кто отгадывал загадку. Давал им монету, чтобы они выпили то, что в кубке, и заснули. Люди любят эти золотые кругляши. Но почему они не могли просто сбежать от тебя?

– Я ведь сказал, никто не помнит, как работают такие места, – сказал Освальд так спокойно, будто они разговаривали в полной безопасности и вокруг не падали камни. – Раньше люди успевали вставить между дверью и стеной полено, чтобы она не закрылась. Это давало время зайти в башню, взять камень и выйти. Но после потери Сердца волшебные места забросили, и люди стали забывать правила.

– Они пытались сбежать и понимали, что дверь захлопнулась. Начинали искать другой выход и не находили, ведь только ты знаешь, где он. Но что было дальше?

Теперь во взгляде черной прорези Генри чудилось любопытство. Чтобы поймать крупную рыбу, надо заинтересовать ее хорошей приманкой, так всегда говорил отец. И Освальд клюнул. Он заговорил.

– Я спрашивал новых гостей: «Видите остальных? Они живы, просто спят. Они выпили со мной напиток обещания, дав клятву служить мне. – Освальд поставил бутыль на стол. – А я за это честно заплатил им по монете. Когда соберу мощную армию, разбужу всех, и вы послужите мне, чтобы отвоевать мой трон. Потом сниму заклятие, и вы с бесценной монетой вернетесь домой. А вон там, у камина, лежат кости тех, кто не согласился. Но я вас не заставляю, напиток сработает, только если это будет добровольное желание». Так я говорил новым гостям. – Освальд развел руками. Эта беседа его, кажется, развлекала. – Людьми управляют только две вещи – жадность и страх смерти. Так что…

– А зачем паутина?

Крупный камень рухнул на пол прямо рядом с Генри, но он даже не дернулся. Охота – постоянная угроза смерти. К этому привыкаешь.

– Напиток не усыпляет. Он скрепляет сделку. Усыпляет как раз паутина, ее называют «узы сна». Старинная вещь и до сих пор отлично работает.

– А ты долго их здесь собирал?

– Триста лет. Распускал слухи, что тут спрятаны сокровища, чтобы люди продолжали приходить.

Генри вскинул голову:

– Вот оно. Вот зачем я тебе нужен. Ты знаешь, как уйти отсюда самому, но не можешь вывести людей, верно? Иначе ты бы уже разбудил их. Тогда как насчет сделки? Ты снимешь с меня перчатки, я уничтожу дверь, и твои люди выйдут. Иначе твоя работа пойдет прахом, их завалит камнями. Вот какой сделки ты хочешь.

Освальд оперся обеими руками на стол и коротко, сухо рассмеялся:

– А щеночек-то вырастет крупным хищником. Даже жаль, что мы не на одной стороне.

– Вот только что получу от этой сделки я? – Генри тоже оперся на стол. Чтобы показать зверю, что не боишься, подражай его движениям, так говорил отец.

– Ну, например, тебя не погребет под обвалом. Этого что, мало?

– Мало. Ты снимешь с людей заклятие и отпустишь их.

– Как насчет другой награды? Когда мои люди выйдут отсюда, я прикажу им убить посланников – мне свидетели не нужны. Их смерть и будет твоей наградой.

– Зачем она мне?

Освальд наклонился к нему сильнее. Генри теперь видел его совсем близко, видел даже царапины на железе и думал, что увидит его глаза, но даже отсюда в прорези доспехов была только темнота.

– Я знаю, ты не стал бы им мстить за себя. Но вот твой отец… Он ведь дал тебе уйти и задержал посланников, верно?

Генри показалось, что кровь во всем теле превратилась в ледяную воду.

– Откуда ты знаешь?

– Я много чего знаю. Знания – основа власти. Я же говорил, что следил за твоей судьбой. – Освальд оттолкнулся от стола и выпрямился. – Остальные посланники не такие милые люди, как тот кудрявый господин, который пытался подружиться с тобой на ярмарке. Представь: они поймали твоего отца, а он много лет укрывал самого опасного человека в королевстве. Как думаешь, что они сделали?

Генри бессмысленно смотрел на него. Вокруг было так тихо, неправильно тихо, несмотря на каменный рокот трясущихся стен.

– Что с моим отцом?

– Уверен, что хочешь знать подробности? Теперь ты один, Генри. Посланники – вот кто твои враги. И они за дверью. Сейчас я сниму с тебя одну перчатку, ты разрушишь стену, я выведу свой отряд, и ты увидишь, как он убьет посланников. Другой сделки не будет. И ты примешь эту, потому что хочешь поквитаться с ними за отца, – едва ли не пропел Освальд, и в эту секунду Генри вдруг показалось, что под доспехами никого нет, только голос и пустота.

Генри втянул воздух и оглядел зал. Каменное крошево сыпалось сверху все чаще, путалось в волосах спящих, падало в кубки, оседало на куртке Джетта – тот по-прежнему лежал лицом вниз, без движения, но… Генри судорожно выдохнул и будто очнулся. У Джетта подрагивали пальцы, еле заметно скребли по полу, будто он пытался за что-то уцепиться.

– Согласен, – выдавил Генри.

– Ну наконец-то верное решение.

Освальд потянулся к огромной серебряной паутине, которая накрывала всех за столом, и одним движением сдернул ее. Она взвилась в воздух и растаяла. Люди за столом зашевелились, подняли головы. Они выглядели совершенно живыми, только глядели перед собой слишком спокойно, будто и не замечали оглушительной дрожи стен.

– Привет всем! Я надеялся, что это будет более торжественный момент, но выбирать не приходится, так что буду краток, – звучно сказал Освальд, и голос его казался почти веселым. Все смотрели на него внимательно и равнодушно. – Сейчас откроются двери, и за ними вы увидите своих врагов. Убейте их и ждите следующего приказа.

Люди одновременно встали, взяли со стола монеты, положили их в карманы и пошли к выходу. Освальд, упершись ладонью в стол, неожиданно легко перепрыгнул через него сильным движением. Генри даже не отшатнулся, только вяло протянул к нему связанные руки. Освальд дернул за палец перчатки с такой силой, что она выскочила из-под железной веревки, вдавившейся в запястье. Потом бросил перчатку на стол, взял бутыль и пошел в темный зал у входа в башню. Дверь тряслась так, будто сейчас сорвется с петель, – посланники времени не теряли.

– Знаешь, что самое смешное? – довольным голосом сказал Освальд. – Ты шел в поход, чтобы избавиться от своего дара. Но ведь тебе нравится им пользоваться. Сам это знаешь.

Генри, стараясь не слушать его, приложил к двери голую руку. По камню поползла чернота, он быстро нагревался, и Генри прижал ладонь сильнее. У него чуть ноги не подкосились от удовольствия, оно заглушило даже паническую мысль об отце, на несколько мгновений он забыл про все, остались только он и эта дверь, такая хрупкая, мягкая под его рукой. Генри толкнул ладонь вперед, и остатки обгоревших камней посыпались вниз.

В лицо Генри ударил живой, свежий ночной воздух. Прямо перед ним стояли потрясенные посланники, но смотрели они не на Генри, а ему за спину.

– Откуда они все взялись? – пролепетал Олдус.

Братья пронзительно завопили.