– Я знаю ваши обстоятельства, подмастерье. И знаю отца вашей возлюбленной. Видный промышленник – он уже наступает себе на горло, позволяя вам общаться со своей единственной дочерью. Я несу за вас, как и за каждого тёмного на континенте, ответственность и не хочу, чтобы вы натворили глупостей, Мартин…

Он всё же вскочил.

– Магистр! Вы тоже против?

– Ложитесь, подмастерье! Ложитесь и слушайте!

Конечно же, Мартин послушался этого голоса, подкреплённого волной тёмной силы. Нельзя было не послушаться.

– Вы очень вовремя оказались ранены, – в голосе послышались усталость и насмешка. – Вы слышали, что в Доме Слёз начали умирать пациенты?

Мартин удивлённо покачал головой. Дом Слёз был общей вотчиной всех четырёх магических Орденов: Тьмы, Света, Грозы и Разума. Когда-то он возник, чтобы лечить тех, кто был ранен во время Последней войны, потом переквалифицировался на лечение магических недугов вообще. Несмотря на совсем не весёлое название, в Доме Слёз смерть была очень редкой гостьей. Если уж здесь не могли вылечить, то хотя бы запирали болезнь, давая больному возможность жить долгие годы полноценно и безмятежно, иногда даже покидая стены больницы.

– За последний год шесть смертей. Шесть! – сказал магистр и, встав с белого больничного стула, подошел к высокому и узкому окну.

– Но что я могу, магистр?

Он резко обернулся. Зашелестел серый шелк.

– Вы, Хагал? Вы можете стать моими глазами и ушами. Я временно лишу вас магических сил и отправлю проходить лечение в Дом Слёз.

Перспектива лишиться магии пугала. Кто бы мог подумать, что сын бакалейщика с поздно раскрывшимся даром может так бояться лишиться силы, окутывавшей его, как кокон…

– Магистр, я…

– Вы не лишитесь сил по-настоящему, – прошипел тот, и сияние драгоценных камней в глазницах стало почти ослепительным. – Но, поверьте, ни один маг не распознает у вас здоровые магические волокна. Я достаточно силен для этого.

Хагал нервно улыбнулся. Он в этом не сомневался.

– Мне можно… попрощаться с Ритой?

– У вас будет неделя, – кивнул магистр. – Ложитесь и закройте глаза.

Мартин послушно лёг на спину, сложил руки на груди, закрыл глаза. И чуть не заорал, чувствуя, будто в его едва зажившую рану на шее воткнули прут, одновременно обжигающий, плавящий кожу и мясо, и холодный, как самая глубокая из бездн. Ему казалось, что эта пытка длилась века. А когда очнулся, то обнаружил, что за окном светло, а на месте магистра сидит, держа его за руку, его Жемчужинка, Маргарита. Прекрасные, тёплые карие глаза Риты покраснели, лицо было бледным, и даже пёрышки на щегольской шляпке, казалось, поникли.

– Рита, – сказал он виновато. Он всегда чувствовал себя рядом с ней слоном в посудной лавке. Но любить друг друга им это не мешало.

Она улыбнулась сквозь выступившие слезы.

– Меня повысят, может…

– Ты ради этого под пули и под клыки? Глупый, глупый! – горячо произнесла она, стискивая его широкую ладонь тоненькими пальчиками. – Я лучше из дома сбегу!

– Что ты, Жемчужинка? – почти испугался Мартин. – Куда? В орденское общежитие? Нет, нет, я приведу тебя в наш, отдельный дом, я коплю уже.

Рита засмеялась.

– Вы с папенькой так похожи, потому и не выносите друг друга! Два ретрограда. Как только папенька мне работать разрешил, всегда поражаюсь. Не ты ли поколдовал?

Мартин засмеялся.

– Уж точно не я! Я ведь все-таки тёмный маг, могу только убивать…

– А ещё что? – промурлыкала Рита и потёрлась щекой о его руку.

– Ещё могу не убивать, – с улыбкой ответил он.

Рита перевела разговор на обычные светские милые глупости. Приём в доме магистра Света, большую партию морского шелка из Гелиата – переливается на солнце, очень красиво! – и много про что ещё говорили. Так много, что Мартин в какой-то момент обнаружил, что пообещал сводить Риту в Оперу. Что ж, неделю ему магистр обещал.

Вскоре пришла леди Морган, знаменитая целительница – тоже тёмная, как и большинство лекарей в госпитале. Нахмурилась, долго сверлила Мартина взглядом. Он поёжился. Всё же неприятно, когда кто-то просматривает тонкое тело, магические волокна – невидимую сеть вен, по которым течёт сила… Хуже, чем недавно открытые Х-лучи, которыми просвечивают кости.

– Милочка, – сказала леди Морган, обращаясь к Рите. В голосе её – скрежет металла, треск огня. – Выйдите на пару минут.

Жемчужинка побледнела, испуганно перевела взгляд с Мартина на целительницу. Он улыбнулся ободряюще. Леди Морган бесцеремонно отбросила одеяло, положила руки на голый живот Мартина, закрыла глаза.

– Что там? – с тревогой спросил Мартин.

– Плохо, – пробормотала леди Морган, не открывая глаз. Лицо её – холодное, безвозрастное – резко осунулось. – Очень плохо, подмастерье Хагал.

* * *

В полупустом орденском общежитии Мартин занимал угловую комнату – маленькую, зато с двумя окнами. Деревянная кровать с рейками, к которым прежде крепился полог, стояла у окна, выходившего на восток. Рабочий стол – у окна, выходящего на юг. Между ними – книжный шкаф, прадедушкин неподъёмный сундук в морском стиле с вырезанным на крышке тонущим кораблём. В волнах пряталось чудище с отколотым щупальцем, способное при желании выжать из корабельной древесины весь сок.

У противоположной стены два кресла и новомодная штука меж ними – дитя магомеханического гения – музыкальная шкатулка, работающая на передачу и приём, так называемое радио. Занятная вещь, только громоздкая очень. Впрочем, говорят, в ближайшие лет двадцать она не только полегчает, но и уменьшится. И научится ловить и передавать не только звук, но и изображение. У двери вешалка, мусорное ведро, в углу кухонный стол с холодильным ящиком и плоским камнем, на котором, предварительно разогрев его, Мартин готовил еду. Рядом стояла единственная кастрюля (она же – чайник и сковорода), миска, тарелка, кружка, из которой букетом торчали две ложки, вилка и нож с костяным черенком. Сюда, наверно, вполне можно было бы привести жену, как это делали некоторые другие подмастерья и даже младшие мастера. Если бы, конечно, это была не Маргарита Крайс, дочь миллиардера, владельца нескольких заводов, без пяти минут сенатора… Разве Маргарита смогла бы здесь жить? Нет, нет. Даже и подумать нельзя.

Мартин скинул обувь, упал ничком на заправленную кровать, потом перевернулся на спину, закинул руки за голову. Ехать ни в какой Дом Слёз, конечно, не было никакого желания. Он вообще не любил больницы. Да ещё и перспектива притворяться больным совершенно не радовала. Не то, чтобы он был суеверен, но примерять на себя чужие болезни… Отчего бы магистру Рейнхальду не съездить самому, не поправить своё здоровье? Он же стар как мир – ладно, чуть моложе мира, но не намного. Уж за свою долгую жизнь вполне мог нахватать и отсроченных проклятий и прочих магических травм. Жаловаться, конечно, было глупо и постыдно, особенно после того, как магистр обещал негласно помочь с продвижением по службе и с кредитом на дом. Но это всё тайно. Официально же всё было не так радужно.

Тело несчастной Анны Бейли уже предали огню, хотя ещё не прошло и двух суток – в заключении магическо-судебной экспертизы было написано, что она тоже неинициированный тёмный, а потому её укус оказался неожиданно ядовит и опасен и принёс тонкому телу подмастерья Хагала значительный урон. Её мать была признана невменяемой и направлена на лечение в тот самый Дом Слёз, куда должен был ехать через четыре дня и сам Мартин.

В его собственном скорбном листе стоял не подтвержденный пока диагноз о повреждении магических волокон второго уровня, несовместимом с высвобождением магии. Если в течение полугода ничего не изменится – а вторая степень намекала, что вряд ли это произойдет, – он просто перестанет быть магом. Страшно. Хуже только повреждение магических волокон первой степени – неотвратимая смерть в течение недолгого времени. Конечно, и без магии люди живут, но как? Даже у людей, сроду не изучивших ни одного заклинания, всё же есть магические волокна. И магия, как кровь, циркулирует по телу. Она нужна хотя бы для того, чтобы взаимодействовать с магомеханическими артефактами – теми же радиокристаллами, самоходами и прочим, и прочим оборудованием, которого становится все больше.

Маргарита, узнав о том, что её жених может перестать быть магом, конечно, принялась его утешать, но в то же время чувствовалось, что она не против такого развития событий.

– Ты сможешь пойти работать у отца, – робко заметила она. – Папенька даже обрадуется. Отдать дочь клерку ему будет легче, чем темному магу.

Мартин только вздыхал и целовал тонкие пальчики Риты.

Встретились они с Жемчужинкой случайно. Мартин закончил тогда второй курс семинарии, шёл к родителям слегка навеселе – отмечали сданные экзамены с размахом. Да и тем, кто закончил год хотя бы на «хорошо», выдали наградные – по золотому. А отличникам – по два золотых. Свой золотой – блестящий, новенький – он спрятал, в пирушку вложился остатками стипендии, а золотой нес матери. Шёл короткой дорогой, через дворы, проверяя, в кармане ли нечаянное богатство. И не сразу заметил, что неосознанно подстраивается под шаги идущей впереди девушки. Залюбовался каштановыми кудрями, платьем гелиатского шелка, обрисовавшим ладную фигуру; тем, как цокают по каменной мостовой изящные полуботинки, скрывающие, без сомнения, прекраснейшие ножки. Шёл и думал, что не про него эта красота, пусть он хоть мастером станет…

Нападавшие выскочили из покосившихся ворот. Двое схватили незнакомку за руки и стали тащить во двор, а третий отобрал папку, которую она несла в руках, принялся затыкать ей рот. Девушка оказалась не робкого десятка – пиналась и кусалась. У неё был при себе стилет, успела даже кого-то поцарапать. Мартин крикнул: «А ну, прекратить!». Бросился вперед. Из тёмного двора выскочил четвёртый с ножом в руке, но Мартин оказался рядом почти одновременно. Магам запрещено носить при себе оружие, но они и сами по себе кое-что могут, даже семинаристы. Предплечьем он блокировал правую руку стоявшего ближе всех парня, захватил запястье. Посмотрел в глаза – легко коснулся разума, не думая, что, узнай кто о применении магии к обычному человеку, штрафом не обойдется…

Вызвать страх довольно просто. Мартин потянул за ниточку, ведущую к детским кошмарам. Оп! Противник готов! Дикий вопль и хруст выламываемого сустава. Со вторым Мартин перестарался и сам понял это, увидев, как парень бросает нож, бледнеет, шатается, мочится в штаны. Что там он видел в детских кошмарах? Девушка вырывалась, визжала. Мартин с разворота ударил кулаком в висок парня, зажимающего девушке рот. Он, цепляясь за воздух, порвал нитку жемчуга на девичьей шее. А четвёртый – полный идиот! – начал этот жемчуг подбирать. Его отправить в сон и вовсе легко. По основам магии разума у Мартина почти «отлично». С теорией нелады…

Девушка отряхнула платье, подобрала стилет и папку. И сказала:

– Здорово!

Раздался свист городского стражника, и девушка предложила:

– Побежали?

И они побежали. В разные, увы, стороны.

Имена друг друга узнали они потом – между прочим, благодаря магистру Рейнхальду. Он постоянно выводил молодых некромантов, вчерашних семинаристов, в свет. Весь светский прием Мартин простоял за спиной магистра, переминаясь с ноги на ногу и вздыхая. Пахло лавандой и свечами – богатеи избегали простонародных светильников, которые способны служить очень долго – днём вбирая солнечный свет, ночью его отдавая. Свечи казались им более изысканными. Ну да в каждом доме, как известно, свои тараканы. А потом появилась она – Маргарита. И он сразу её узнал, конечно.