Мои слова растрогали женщину. Она всхлипывает, и по её щеке катятся слёзы.

– Девочка моя, графинюшка, – шепчет она. – Благослови тебя, Инмарий.

И озаряет себя символом Инмария – два пальца правой руки прикладывает ко лбу, потом к губам, кладёт руки крест-накрест на плечи и отвешивает до пояса поклон.

Я повторяю за ней.

– Прикажу, чтобы тебе завтрак твой любимый подали. Как обычно, в опочивальню, или накрыть в главном зале?

Не-не!

– В опочивальню, – улыбаюсь ей.

Она кивает головой и, уходя, приговаривает:

– Как же мне повезло. Как же повезло с графиней.

Наконец, выдохнула с облегчением. Отрываю от утиральника приличный кусок ткани. Хорошо смачиваю и натираю грубым мылом, пахнущее горькими травами. Стягиваю с себя противную рубаху, и, вздрагивая от холода, очень осторожно взбираюсь по короткой лестнице и забираюсь в бочку. В бочке тоже есть ступенька – она же лавочка, на которой можно сидеть.

Начинаю мыться.

Вымываюсь с головы до ног.

Боже! Какой же это ка-а-а-а-айф!!!

Даже не замечаю таких минусов, как ужасное неудобство бочки. Мыться в ней – то ещё «удовольствие». Обила локти, ушибла пальцы ног. Когда выбиралась – чуть не навернулась с лестницы.

Да, с таким аттракционом определённо нужен помощник.

Используя чистую воду в ведре, почистила зубы тряпочкой и не поверите – и мыло.

Зубы хоть и хороши, и отрастают новые, если потеряла – но так как в моём мире, зубы – это вечная боль, особенно, когда нет огромной кучки денег, то я выработала привычку ухаживать за ними, дабы не случилось беды типа кариеса.

В примыкающей к спальне гардеробной, с трудом, но отыскала более-менее чистую одежду, (пахнущую не дерьмом, простите, за мой французский), а только затхлостью и пылью.

Оделась и расчесала волосы щёткой.

Потом подхожу к окну и раздвигаю плотные шторы, впуская в комнату слабый свет. Замираю от того, что вижу.

Нет, не пейзаж за окном меня впечатлил. К слову сказать, пейзажа-то мне и не доступен.

Передо мной предстали слюдяные оконницы, сшитые вместе. В некоторых участках скреплены маленькими гвоздиками к жестяным полоскам, под которыми края пластинок размещаются внахлёст.

Мастер, что творил это чудо, придал оконнице вид геометрической сетки, используя тускло-серую слюду.

Работа тонкая, явно сложная и удовольствие не дешёвое. Это же настоящее декоративное искусство! Только использовалась бы слюда цветная, да чтоб похоже на роспись было – и вообще тогда красота!

Открыть оконнице можно, но я не спешу этого делать – вдруг не закрою потом?

А мёрзнуть, ой как неохота.

Провожу пальцами по тонкой и холодной поверхности.

В этот момент стучится и заходит Элен, а за ней следует девушка с подносом.

* * *

В лучах слабого света танцуют тонны пылинок.

Приседаю у маленького деревянного столика, на котором стоит серебряный поднос.

Элен с улыбкой снимает полукруглую крышку с подноса, убирая её на край столика.

Гляжу на стоящий передо мной поднос и, по привычке беру сложенную салфетку, раскладываю её на коленях. На изящной, разрисованной розовым и зеленым узором глиняной тарелке лежит самое неаппетитное блюдо из всех когда-либо виденных мною в жизни.

По виду оно напоминает бетонный раствор – такое же однородное и серого цвета.

Нюхаю и понимаю, что блюдо не имеет запаха.

Зачерпываю и поднимаю тяжёлую серебряную ложку. На вкус это ещё хуже, чем на вид.

Откладываю ложку в сторону, и пытаюсь языком отодрать прилипшую внёбу гадость.

Отдираю и с трудом глотаю.

Ощущения пренеприятные.

Быстро запиваю эту жуть напитком из кубка, который оказался сидром.

Порадовал лишь хлеб с маслом – хлеб хрустящий, горячий и масло такое вкусное, что я бы его и без хлеба съела.

Закончив завтрак, понимаю, что на кухню явлюсь в первую очередь.

– Уже откушали? – удивляется Элен. – А что ж вы кашку свою любимую даже ложечки не съели?

Если это любимое блюдо, то у меня вопрос, что тогда тут вообще готовят?! Какую гадость?

– Что-то приелась мне кашка, – кривлюсь я и тут же сменяю тон на деловой: – Мамушка, прикажи, пусть сегодня отмоют мою опочивальню и хорошенько её проветрят. Пусть вода и воздух очистят эту комнату от прошлого. А также всю пылищу отовсюду выбьют – особенно из штор и матраса.

– Ах, вот оно что? – понимает Элен. – Конечно-конечно, моя графинюшка. Сейчас же пойду и прикажу.

Она тут же убегает, а я собираюсь с духом, погружаюсь в память Изабель, дабы понимать, куда мне идти и что где находится. И откровенно труся, выхожу из комнаты.

Нужно познакомиться с замком и его обитателями.

Сегодня просто хочу всё увидеть, оценить и после составить план действий.

Ну-с, с Богом!

Трепеща, выхожу за пределы своей спальни.

* * *

Изабель Ретель-Бор

Мало кто задумывается, что для «обслуживания» знати и выполнения повседневной рутины в замке нужна целая армия прислуги.

О таком я никогда не думала. На Земле у меня были другие заботы и цели.

Но судя по тому, насколько запущен замок, мне на ум приходит лишь одно – либо прислуги катастрофически не хватает, либо никому и дела нет до чистоты в доме. Тогда вопрос – чем они все здесь занимаются?

Это мне и предстоит выяснить.

Решаю сегодня не обходить все помещения. Сначала хочу увидеть основные комнаты замка – кухню, главный зал, кабинет, библиотеку и посмотреть в глаза управляющего. Что он за человек, которого боялась сама графиня Ретель-Бор?

Начинаю с кухни. Найти её оказалось делом простым, да и память Изабель не подводит.

Что ж…

Какими миры бы не были, какие люди бы в них не встречались – гордая и заносчивая знать, короли и королевы, отважные рыцари и прекрасные дамы, маги и мудрецы, бродячие артисты и злодеи-пираты – все любят вкусно поесть.

Любопытно, а в меню драконов всегда присутствуют прекрасные принцессы-девственницы, а эльфы употребляют в пищу лишь фиалки и пьют утреннюю росу?

Вы, наверное, как и я сама, считаете, что кухня этого времени – примитивная и невкусная, особенно учитывая мой сегодняшний завтрак.

Учебных кулинарных учреждений явно в этом мире нет. Однако, готовить же как-то могут и умеют.

В общем, дамы и господа будущего, устраивайтесь сейчас поудобнее, – поведаю вам о средневековой кухне. Точнее, перескажу то, что узнала от одного милого помощника повара.

Итак, кухня в моём замке о-о-о-очень большая. Она просторная, с высоченным потолком. Прямо по центру устроен очаг. Дым выходит через дыру в потолке. Выглядит довольно странно. Почему бы не построить дымоход?

На балке висит большой котёл, думаю, что он из чугуна. А ещё прямо на разогретых углях стоят глиняные горшки.

Я смотрю, как несколько поваров обмазывают глиной, чтобы запечь прямо в очаге… вы не поверите кого… белок и ежей!!!

Потом узнаю, что эта дичь почему-то считается разновидностью свиней.

Другие перемалывают зерно в каменных ступках. Но почему? Неужели графство настолько бедно, что тут нет мельницы и мельника?

На этот вопрос память Изабель ответов не даёт. Девушку в принципе не интересовал быт графства.

Чуть в стороне стоит маслобойка. Здесь же я вижу решётки для жарки и вертела разных размеров.

На кухне стоит два стола.

Разделочный – очень большой. Настолько большой, что за ним может свободно расположиться за работой человек двадцать, а если потеснить их, то и все тридцать.

Кастрюли на нём стоят тяжёлые, с длинными ручками. Ещё здесь вижу металлические треноги с крюками для крупной дичи и полный набор инструментов: ножи для свежевания, ножи для резки, деревянные ложки, черпаки, соусницы, тёрки… Скажу честно, кухонной утвари тут больше, чем у меня за всю жизнь было.

Есть ещё один стол – поменьше. Как я понимаю, за ним едят слуги.

Вижу у каменных стен несколько ярусных кроватей с матрасами, набитых соломой.

Это, конечно, не графский матрас – если честно, для меня он неудобен и жёсткий. Но я представляю, насколько неудобны вот эти мешки, из которых торчит колючая трава.

Вывод – повара здесь днюют и ночуют.

И это не правильно.

Пол на кухне, как, наверное, и во всём замке покрыт разбросанной травой и камышом. Я так понимаю, трава придаёт хоть какую-то свежесть. Трава ведь впитывает и удерживает жидкость, а также твёрдые вещества, которые падают на пол – обрезки продуктов, шелуха, объедки, льющаяся вода и обильно капающий жир, плевки, экскременты кошек и крыс…

Один огромный грызун с гибким хвостом бежит прямо при мне вдоль стены и скрывается в каком-то небольшом отверстии в полу.

Откормленные кошки, вальяжно развалившиеся под столом, даже не шевелятся и ухом не ведут.

Я гляжу на суету и понимаю, что все повара и помощники – мужского пола. Ни одной женщины.

Вот те на!

Я-то думала, кашу а-ля цементный раствор приготовила повариха! Ан нет.

Большой и толстый усато-бородатый дядька в коричнево-сером нечто раздаёт команды своим поварятам, которых здесь я насчитываю пять человек возраста примерно от десяти до двадцати лет.

Самому дядьке на вид лет пятьдесят. Брюхо – во! Такой арбуз, что даже не представляю, как он ходит.

А он и не ходит, а переваливается, подобно гусю.

Морда красная, нос – картошкой. Губы не видно из-за густой рыжей поросли. Неопрятный и внешне похож на злого персонажа – Карабаса-Барабаса.

И ещё вижу одного мужика – он крепкий и низкорослый, разделывает мясо.

Получается, вместе с поварятами, шеф-поваром и мясником на кухне работает семь человек.

Около отдельной печи, где уже жарятся несчастные белки и ежи, суетятся двое поварят.

За столом работает пекарь, здесь же, рядом с ним машет топором мясник, гремит тарелками мальчик-посудомойщик, красными от холодной воды руками намывая посуду.

Ещё один слуга неустанно таскает дрова – для замковой кухни их нужно очень много.

Ни фартуков, ни колпаков, ни-че-го.

Да здравствует дизентерия и прочая гадость!

Так дело не пойдёт, дорогие мои служащие. Я грязи в своём доме не потерплю.

На меня сначала никто внимания не обращает. Не успеваю поздороваться с поварами и вежливо поинтересоваться, как обстоят дела, как кое-что ужасное происходит.

В шоке вижу, как шеф-повар, ни с того ни с сего, выхватывает из-за пояса хлыст и начинает в то же мгновение пороть двадцатилетнего пацана-пекаря по спине!

Удар!

– А-а-а-ай! – кричит парень.

Хлыст рассекает спёртый воздух и жалит парня снова! Звук выходит страшный – стреляющий.

Тот вскрикивает от боли громче и выгибается дугой. Несколько капель крови попадают на тесто и белые от муки руки парня.

Все, кто находится на кухне, вдруг вжимают головы в плечи, и желают казаться маленькими и незаметными.

Трусы!

Бородач орёт басом, брызгая слюной:

– Ах ты, падаль! Снова хлеб по своим рецептикам месишь! Я тебя предупреждал! Инмарий мне свидетель, у меня терпение лопнуло!

– ЧТО. ТУТ. ПРОИСХОДИТ?!

Ого! Не думала, что в таком хрупком и изящном теле, скрывается мощный и сильный голос. Как любят говорить профессиональные певцы и музыканты – мясистый и глубокий.

У меня от гнева, словно дыхание дополнительное открылось, чтобы мой вопрос услышали за лесами, за горами. А уж на этой загаженной и антисанитарной кухне уж и подавно.

Вдруг все замирают, и образуется звенящая тишина. Лишь слышно как шипят угли, и гудит в очаге жадный огонь.

– Госпожа графиня?.. – басит шеф-повар.

Нет, блин! Императрица всея Руси, болван!

– Не похожа? – задаю вопрос ледяным тоном, от которого у самой мороз по коже. – Отвечай, пёс плешивый!

И чувствую, что-то происходит.

Все присутствующие тоже вздрагивают и пригнут ниже свои бедовые головы.