Всю неделю Роган обращался с Розали как с принцессой. Дал ей денег на новую одежду, водил в театр и дорогие рестораны. Девушка она была пылкая, нежная и одновременно – отмеченная какой-то странной отстраненностью, приводившей Рогана в недоумение. Она относилась к нему как к предмету или существу, которое следует любить, ну, как относятся, к примеру, к собаке или другому домашнему питомцу. Она гладила и ласкала его тело как-то бездушно, так поглаживают меховое манто, тихо мурлыкая от удовольствия. Однажды она вернулась из магазинов раньше, чем он ожидал, и застала его за чисткой «вальтера Р-38». То, что Роган является владельцем огнестрельного оружия, ничуть ее не смутило. Ей было все равно, и никаких вопросов по этому поводу она ему не задавала. Отчасти Роган испытал облегчение, увидев такую реакцию, с другой стороны, она показалась ему неестественной.

Опыт приучил Рогана к тому, что после убийства нужно хотя бы неделю передохнуть. Следующим пунктом назначения был Берлин, и Майкл никак не мог решить, стоит ли брать Розали с собой в этот поделенный на две части город. В конце концов решил, что нет. Ведь все могло закончиться скверно, да и девушка по его вине может пострадать. И вот в последнюю ночь он сказал ей, что завтра прямо с утра уезжает, и отдал все деньги, что были в бумажнике. Она как-то странно-рассеянно взяла эти купюры, бросила на кровать и начала раздеваться. И никаких эмоций, кроме чисто физического животного голода по его телу. То была последняя их ночь, и ей хотелось заниматься любовью бесконечно. Как бы между прочим Розали спросила:

– Зачем тебе ехать в Берлин?

Роган уставился на ее гладкие кремовые плечи.

– По делу, – коротко ответил он.

– Я заглянула в твои особые конверты, посмотрела все семь. Вот и захотелось узнать о тебе больше. В ночь, когда мы познакомились, ты убил Карла Пфана, и конверт, где лежит его фотография, помечен цифрой «два». А на конверте, где снимок Альберта Мольтке, стоит номер один, так что я пошла в библиотеку и просмотрела венские газеты. Мольтке был убит месяц тому назад. А в твоем паспорте есть отметка, что ты в это время как раз находился в Австрии. Конверты под номерами три и четыре помечены именами Эрика и Ганса Фрейзлингов, они проживают в Берлине. Так что ты собираешься в Берлин завтра прямо с утра, чтобы убить их. И еще собираешься убить троих человек, под номерами пять, шесть и семь. Так или нет?

Розали произнесла все это спокойным, ровным голосом, словно в планах Рогана ничего особенного не было. Сидела, обнаженная, на краешке кровати, ждала, когда он снова займется с ней любовью. У Рогана голова пошла кругом. Секунду он подумывал о том, чтобы убить ее, затем отказался от этой мысли. Вдруг понял, что делать это вовсе не обязательно. Она все равно никогда его не выдаст. Странная пустота, светившаяся в ее глазах, говорила о том, что эта девушка не видит разницы между добром и злом.

Майкл опустился перед ней на колени, уткнулся головой в груди. Потом взял ее руку в свою – какая теплая и сухая, она его ни капельки не боится. Он коснулся ее рукой затылка, в том месте, где под кожей пряталась серебряная пластина. Выступ под тонкой, сухой, частично ороговевшей кожей скрывали волосы, но он знал: прощупать металл можно.

– Вот что сделали со мной эти семеро, – тихо сказал он. – Пластина сохраняет мне жизнь, но я никогда не увижу внуков. Никогда не стану стариком, тихо греющимся на солнышке.

Пальцы Розали прикоснулись к его затылку, она не стала брезгливо отдергивать руку, нащупав металл, кусок ороговевшей кожи.

– Я помогу тебе, если хочешь, – прошептала она. И Майкл снова ощутил сладковатый запах роз и подумал, что становится сентиментальным: розы предназначены для свадеб, а не для смерти.

– Нет, – сказал он. – Я уеду завтра утром. Забудь обо мне. Забудь, что видела эти конверты. Договорились?

– Ладно, – ответила Розали. – Я про тебя забуду. – Она умолкла на секунду, и вдруг он заметил, что от ее отстраненности не осталось и следа. – А ты обо мне забудешь?

– Нет, – ответил Роган.

Глава 3

Майкл Роган никогда ничего не забывал. В возрасте пяти лет он во всех подробностях рассказывал матери, что произошло с ним тремя годами раньше, когда двухлетним малышом он серьезно заболел пневмонией. Он даже помнил название больницы, давным-давно позабытое мамой; он описывал ей врача-педиатра, невероятно уродливого мужчину, умевшего находить подход к каждому ребенку. Педиатр даже позволял самым маленьким трогать огромный жировик в форме звезды, что вырос у него на подбородке, чтобы дети перестали его пугаться. Майкл Роган помнил, как пытался оторвать этот нарост, и доктор, комически закатывая глаза, произносил: «Ой! Больно!»

Мама дивилась и даже немного побаивалась подобных невиданных всплесков воспоминаний, а вот отца это забавляло. Джозеф Роган был бухгалтером и трудился в поте лица всю жизнь. Он мечтал, что сын вырастет и станет дипломированным специалистом по аудиту и уже с двадцати одного года начнет зарабатывать приличные деньги. Однако мечтам этим не суждено было сбыться. Как-то раз маленький Майкл Роган пришел из школы с запиской от учительницы. Там было сказано, что родители его должны завтра же явиться к директору – с тем чтобы обсудить с ним будущее Майкла.

Разговор состоялся короткий и деловой. Майклу нежелательно дальше посещать это заведение вместе с остальными детьми. Он отрицательно на них влияет, подрывает дисциплину. Поправляет учительницу, стоит той пропустить хотя бы мельчайшую деталь из рассказа. Он уже умеет читать и писать. Его следует отправить в специальную школу, у него есть шанс сразу попасть в старшие классы, перескочив несколько ступеней.

В девять лет, когда остальные мальчишки носились по улицам и дворам с бейсбольными битами или футбольными мячами, Майкл Роган выходил из дома с настоящим кожаным портфелем, где на золотой бляхе, прикрепленной к ручке, были выгравированы его инициалы и указан домашний адрес. В портфеле лежал учебник по предмету, который Майкл изучал на этой неделе. Он редко тратил больше недели на освоение предмета, который остальные ученики изучали год. Он просто запоминал учебник наизусть, прочтя его всего лишь раз. Вполне естественно, что такого ребенка соседи считали ненормальным.

Как-то раз Майкла окружила группа мальчишек его же возраста. Один из них, белокурый крепыш, спросил:

– Ты когда-нибудь во что-нибудь играешь?

Майкл не ответил.

Мальчишка не отставал:

– Можешь сыграть в моей команде. В футбол.

– Ладно, – ответил Майкл. – Сыграю.

Этот день стал днем его триумфа. Выяснилось, что он обладает отличной координацией, может быстро бегать, точно передавать мяч, бороться с другими мальчишками. Он пришел домой к ужину, и его дорогой кожаный портфель был сплошь заляпан грязью. Мало того, под глазом красовался синяк, а нижняя губа распухла и кровоточила. Но, несмотря на все это, он был так счастлив и горд, что бросился к матери с криком:

– Меня взяли в футбольную команду! Они меня выбрали, я буду играть в команде!

Элис Роган взглянула на его грязное разбитое лицо и заплакала.

А потом пыталась воззвать к его разуму. Объяснила сыну, что уникальный его мозг слишком ценен, что его нельзя подвергать опасности.

– Ты наделен незаурядными мыслительными способностями, Майкл, – сказала она. – Возможно, настанет день, и твой разум спасет человечество. Ты не такой, как все остальные мальчишки. Что, если вдруг ты ударишься головой, играя в футбол? Или подерешься с другими мальчиками?

Майкл выслушал и понял. Вечером пришел отец и сказал примерно то же самое. И пришлось Майклу расстаться с мечтой стать таким же, как все остальные ребята. Его мозг представлял огромную ценность и должен был служить человечеству. Будь Майкл старше, то, возможно, распознал бы, что родителями движет тщеславие, что они сильно преувеличивают ценность его разума, но он был еще слишком мал, чтобы судить взрослых здраво.

Когда ему исполнилось тринадцать, ребята начали дразнить и унижать его, швырялись камнями, пытались вырвать портфель из рук. Но Майкл Роган, повинуясь родителям, отказывался вступать с ними в драку и терпел эти постоянные унижения. Отец первым усомнился в том, правильно ли они воспитывают своего сына.

И вот как-то раз Джозеф Роган принес домой пару больших и пухлых боксерских перчаток и принялся учить сына искусству самообороны. Сказал, что Майкл должен уметь за себя постоять, дать отпор, если потребуется.

– Важно, чтобы ты вырос настоящим мужчиной, – сказал он. – Это куда важней, чем стать гением.

В тринадцать Майкл Роган понял, что имеет еще одно отличие от других мальчиков. Родители всегда учили его одеваться аккуратно, по взрослой моде, поскольку большую часть времени он проводил со взрослыми. И вот как-то раз толпа ребят окружила Майкла. Мальчишки сказали, что сейчас стянут с него штаны, забросят их на фонарный столб и пусть он попробует их оттуда достать. То было вполне обычное унижение, которому подвергали слабаков и маменькиных сынков.

Но стоило им приблизиться, как Роган точно с цепи сорвался. Впился зубами в ухо одного обидчика и почти оторвал его от головы. Потом двумя руками схватил главаря банды за горло и стал душить. И не отпускал, несмотря на то что другие мальчишки пинали и толкали его, осыпали со всех сторон ударами, пытаясь отбить свого товарища. Драку остановило только вмешательство взрослых, троих ребят и Рогана пришлось отвезти в больницу.

Зато с тех пор никто ни разу на него не напал. Его стали побаиваться и прозвали бешеным придурком.

Майкл Роган был достаточно умен, чтобы понять: подобные приступы ярости – явление ненормальное и источник его кроется где-то глубоко. Со временем он понял, в чем тут дело. Всю предшествующую жизнь он пользовался плодами своей уникальной памяти, своими интеллектуальными способностями, не сделав ничего, чтобы заслужить их. И его начало угнетать чувство вины. Он поделился своими переживаниями с отцом, тот все понял и начал думать над тем, чтобы сын вел более нормальную жизнь. Но, к сожалению, Джозеф Роган так и не успел помочь Майклу – скончался от внезапного сердечного приступа.

Рогану шел шестнадцатый год, он превратился в высокого стройного юношу. Продолжая впитывать все новые знания и находясь под влиянием матери, он твердо уверовал в то, что мозг его является чуть ли не священным сокровищем, которое следует беречь и развивать для будущего блага человечества. К этому времени он успел стать магистром гуманитарных наук и готовился получить степень магистра естественных наук. Мать обращалась с ним точно с королем. В тот же год Майкл вдруг обнаружил, что на свете существуют девочки.

Вполне нормальное явление. Но, к своему стыду и смущению, он понял, что девочки его боятся. Высмеивают, хихикают и обращаются с ним с присущей тинейджерам жестокостью. Видя это, Майкл с удвоенной яростью вгрызся в науку.

В восемнадцать его приняли в свои ряды студенты из «Лиги плюща» в колледже, где он заканчивал обучение и готовился получить степень доктора математических наук. А тамошние девушки сочли его привлекательным. Он был довольно высоким, широк в плечах и вполне мог сойти за двадцатидвух-двадцатитрехлетнего парня. Он научился не бравировать своим интеллектом, чтобы не отпугивать потенциальных поклонниц, и вот наконец оказался в постели с девушкой.

Марианн Хокинс была блондинкой, преданной науке и занятиям, а также долгим ночным вечеринкам. На протяжении года она была его постоянной партнершей по сексу. Роган же совершенно забросил занятия, пил много пива – словом, совершал все присущие нормальному юноше глупости. Мать была страшно недовольна таким поворотом событий, но Рогана ничуть это не волновало. Он не любил мать, хоть и никогда не осмеливался признаться в том самому себе.

Японцы напали на Пёрл-Харбор в тот день, когда Роган защитил докторскую. К этому времени ему изрядно поднадоела Марианн Хокинс, и он искал способ расстаться с ней благопристойным образом. Ему надоело напрягать мозги, он страшно устал от претензий и опеки матери. Он изголодался по свободе и приключениям. На следующий день после нападения на Пёрл-Харбор он сел и написал пространное письмо шефу военной разведки. Приложил список своих ученых достижений и наград и отправил конверт. Примерно через неделю ему пришла телеграмма из Вашингтона, Рогана вызывали на собеседование.