Ромул на ходу в нескольких словах рассказал ему о засаде. Феликс кивал и морщился. Галл был куда меньше ростом, чем Ромул, намного уступал силой Бренну, но это не мешало ему быть прекрасным солдатом. Стойкость и упорство Феликса вызывали уважение. Когда во время первого сражения при Каррах когорту наемников окружили парфянские лучники, галл остался в строю. Не так уж много воинов тогда осмелились встать плечом к плечу с Бассием, центурионом, который позже погиб в парфянском плену, и тремя друзьями. Феликс был одним из этих смельчаков. Он сам решает, как поступить, думал Ромул. А чувствовать рядом плечо надежного товарища всегда приятно.

Больше их никто не остановил. Стояла глухая ночь; почти все легионеры крепко спали. Кроме того, приставать с вопросами к Тарквинию мог решиться лишь кто-нибудь из старших командиров легиона, но никто из них не попался друзьям по пути. Да и нечего им было сейчас делать снаружи. Вскоре маленькая группа добралась до принсипии, штаба легиона, находящейся на перекрестке виа Претория и виа Принсипия, соединявшей восточные и западные ворота. Эти главные улицы делили лагерь на четыре равные части. Здесь же стояли роскошный дом Пакора и более скромные жилища старших центурионов, командовавших когортами; эти, все до одного, были парфянами. Рядом находились валетудинариум, лагерный лазарет, и мастерские плотников, сапожников, гончаров и ремесленников множества других специальностей, жизненно необходимых легиону.

Римские легионеры были не только воинами, но еще и искусными мастерами и строителями. Ромул думал, что это одна из главных причин, позволивших Риму достичь такого величия. А несчастный Красс в решающий момент подставил под удар едва ли не единственную слабую сторону республиканской армии – в ней почти не было кавалерии, тогда как у парфян конники составляли подавляющее большинство войска. Тарквиний указал на это задолго до прихода в Карры, и Ромул очень скоро убедился, что гаруспик прав. Но простых воинов не заслушивали на военных советах, сердито думал он. Красс то ли не желал, то ли был неспособен думать об участи своих солдат и бестрепетно вел войско навстречу гибели.

И поэтому у Забытого легиона появились новые командиры. Очень жестокие.

Ромул вздохнул. Если не считать Дария, командующего той когортой, куда попал юноша, большинство командиров-парфян были совершенно безжалостными. И что случится, когда они увидят Пакора, ведали одни только боги. Но хорошего ждать не приходилось.

Обнесенный высокой стеной дом Пакора находился рядом с принсипией. По форме он походил на римскую виллу – замкнутый квадрат с внутренним двором. Сразу за входными дверьми располагались атриум – вестибюль – и таблинум – зал для приемов. Оттуда проходили во внутренний двор, опоясанный колоннадой, через которую можно было войти в пиршественный зал, спальни, бани или святилище. Ромул побывал в Селевкии и знал, что новые властители не были нацией архитекторов и строителей, подобно римлянам. В парфянской столице все здания, кроме циклопической арки главных ворот и великолепного дворца Орода, представляли собой маленькие, примитивные глинобитные хижины. Он хорошо запомнил, как изумился его нынешний командир, когда впервые вошел в свой свежевыстроенный дом. В тот момент парфянин больше всего походил на ребенка, которому дали новую игрушку. Теперь же Пакор оказался перед воротами, которые охраняла дюжина парфян, вооруженных луками и копьями, – легионерам-пленникам никогда не доверяли эту обязанность, – свисая безжизненным кулем с могучего плеча Бренна.

– Стойте! – крикнул смуглый командир караула, подозрительно всматриваясь в тело, которое нес Бренн. – Кого вы притащили?

– Пакора, – ответил Тарквиний, не меняясь в лице.

– Что с ним? Ему плохо?

Гаруспик кивнул.

– Он тяжело ранен.

Парфянин кинулся вперед и громко ахнул, увидев серое лицо Пакора.

– Как?! – Он выкрикнул короткий приказ, и стражники рассыпались, взяв римлян в кольцо и направив на них копья.

Окруженные старались не шевелиться. Отношения между римлянами и парфянами и при обычных обстоятельствах были напряженными, а сейчас, когда они принесли тяжелораненого Пакора, можно было ожидать чего угодно.

Офицер выхватил кинжал, шагнул к Тарквинию и приставил лезвие к его шее.

– Говори, как это произошло! – прошипел он сквозь оскаленные зубы. – Живо!

Ответа он не получил, и у него от гнева вылезли глаза из орбит. Он пошевелил острым как бритва клинком, и сразу из узкого пореза на шее Тарквиния выступила кровь.

У часовых от смелости их командира дух перехватило. Большинство парфян не на шутку боялись гаруспика.

Молчать, как будто все это меня не касается, – единственное, что может дать мне перевес, думал Тарквиний. К тому же мне еще не суждено умереть.

Феликс напрягся, но Ромул качнул головой, запрещая ему пытаться что-либо предпринять. Их друг лучше знал, что делать. Низкорослый галл опустил руки, и Ромул почувствовал, что ему чуть-чуть полегчало.

– На нас напали скифы, командир, – громко сказал Ромул. – Посмотри на его раны.

Офицер шагнул к Бренну и его ноше. Все молчали. Вблизи скифские стрелы нельзя было не узнать. Но подозрения парфянина не улеглись.

– Где остальные люди? – резко спросил он.

– Все погибли.

Парфянин широко раскрыл глаза.

– Тогда почему вы все невредимы?

– Они стреляли из темноты, – ответил Ромул, не теряя самообладания. – Нам повезло: мы взяли щиты.

Парфянин испытующе взглянул на Бренна и Феликса, но галлы дружно кивнули. Напоследок офицер посмотрел на Тарквиния, в темных глазах которого ничего нельзя было прочесть, и вновь повернулся к Ромулу.

– Командир и Тарквиний уцелели, потому что были в святилище, – добавил Ромул. – Мы с Бренном пробились ко входу и спасли их.

Офицер молча ждал продолжения.

– Пакора ранили, когда мы собирались бежать оттуда, – продолжал Ромул. Ему было не по себе, потому что он помнил, как замешкался, когда командир потребовал, чтобы он отдал ему скутум. Пакор, если выживет, не простит его. Но беспокоиться об этом пока что не стоило. По крайней мере три отравленные стрелы достались не ему. – Ну а Бренн его вытащил.

– Зачем же он надрывался? – с издевкой осведомился парфянин. – Командир все равно умрет – от скифиона нет спасения.

На это Ромул не нашелся что ответить.

– Он наш командир, – вмешался в разговор Тарквиний. – Не будет его, и легион пропадет.

Парфяне уставились на него, не скрывая недоверия.

– Думаешь, я в это поверю? – проворчал офицер.

Никто из парфян не ожидал, что кто-либо из римлян будет заботиться о здоровье своих угнетателей. В особенности Пакора. И все присутствующие это знали.

– Я могу помочь Пакору, – громко заявил Тарквиний. – А если вы продолжите меня задерживать, его смерть будет на вашей совести.

Офицер шагнул в сторону. Понимая, насколько тяжелы раны командира, парфянин вовсе не хотел, чтобы его обвинили в том, что он помешал спасти Пакора. Что ни говори, но во всем форте лишь у одного человека был шанс вылечить командира легиона.

У Тарквиния.

– Пропустите их! – приказал парфянин.

Его подчиненные подняли оружие, один поспешно открыл тяжелые ворота и впустил римлян внутрь. Атриум был простым, с полом, вымощенным обожженным кирпичом, а не затейливой мозаикой, какие выкладывали в подобных домах Рима. Никого из прислуги не оказалось, но в этом не было ничего удивительного. Пакор считался аскетом среди парфянских вельмож и держал мало слуг.

– Принесите из валетудинариума мою кожаную сумку! – крикнул гаруспик, направляясь через таблинум во внутренний двор. – Быстрее!

Начальник стражи тут же еще громче заорал на своих подчиненных; один из них сорвался с места и опрометью помчался выполнять приказание.

Сейчас доложат старшим центурионам, встревоженно думал Ромул. Если уже не доложили. В таком случае они появятся через несколько мгновений. Он сглотнул подступивший к горлу комок и молча вознес молитву Митре. Он знал об этом боге не так уж много. Ему поклонялись парфяне, но Тарквиний говорил, что именно Митра указал ему путь. Значит, и из того отчаянного положения, в каком они оказались сейчас, должен найтись выход. Но Ромул его не видел. Помоги нам, великий Митра, молился он. Научи нас, что делать.

В большой спальне Пакора уже горел огонь, освещавший висевшие на стенах толстые ковры и множество вышитых подушек, разбросанных по полу, несколько окованных железом сундуков да широкую кровать, покрытую звериными шкурами. Больше никаких вещей в комнате не было. Трое слуг, сидевших на кирпичном полу перед очагом, напуганные внезапным появлением нескольких человек, с виноватым видом вскочили на ноги; один из них воровато шмыгнул в заднюю дверь. Греться у огня в хозяйской комнате было дерзким проступком, за который их ждала в лучшем случае суровая трепка. Когда Бренн внес безжизненное тело Пакора, они не сказали ни слова, но видно было, что им полегчало. Наказания сегодня не будет.

– Зажгите светильники! – резко скомандовал Тарквиний. – Принесите чистые одеяла и простыни. И вскипятите побольше воды.

Перепуганные слуги не посмели возразить. Один умчался прочь, а второй принялся разжигать бронзовые светильники, стоявшие вдоль стен. Стало видно, что в одном углу комнаты помещался деревянный алтарь со множеством огарков свечей, – как и всем остальным, Пакору частенько приходилось обращаться за помощью к богам. А среди огарков стояла статуэтка, изображавшая закутанного в плащ человека в тупоконечной фригийской шапке. Одной рукой он задирал вверх голову опустившегося на колени быка, а в другой руке держал нож. Ромул никогда прежде не видел этого бога, но все же догадался, кто он такой.

– Митра? – выдохнул он.

Тарквиний кивнул.

Ромул почтительно склонил голову и произнес про себя короткую, но горячую молитву.

Бренн и Феликс подошли к кровати.

Тарквиний с любопытством разглядывал статуэтку. До того как он попал в храм Митры, ему лишь раз довелось видеть изображение бога. Еще в Риме. Та статуэтка принадлежала однорукому ветерану, который помогал ему искать убийцу Олиния, его наставника. Как же звали калеку?.. Секунд! Хороший человек, но насчет веры своей предпочитал не распространяться. С тех пор Тарквиний старался узнать о митраизме как можно больше. И вот нынче ночью он попал в храм, и сам бог ниспослал ему видение. А если Пакор выживет, то можно надеяться, что откроется еще больше. Не исключено, что таким образом Тарквиний мог бы найти новые сведения о происхождении этрусков. Полено в очаге громко треснуло и распалось на две части, выбросив вверх столб оранжево-желтых искр. Тарквиний, прищурившись, внимательно следил за движением крошечных огненных точек, которые плясали в воздухе, описывая изящные спирали, прежде чем исчезнуть в дымоходе. Это был хороший знак.

Ромул увидел, что гаруспик следит за огнем, и в нем возродилась надежда.

– Великий Митра, – благоговейно молился Тарквиний. – Пусть этот раненый – мой враг, но ведь он твой последователь. Сделай так, чтобы я смог спасти его. Если ты не поможешь, он обязательно умрет.

Феликс и Бренн положили бесчувственного парфянина на кровать.

Оставшийся в комнате слуга испуганно раскрыл рот, увидев, как Тарквиний вынул кинжал.

Гаруспик заметил это и усмехнулся:

– Только не хватало мне сейчас убить его.

Тарквиний наклонился и начал разрезать пропитанную кровью одежду Пакора, оставляя стрелы на месте. Несколько мгновений – и парфянин лежал в чем мать родила. Коричневая кожа приобрела болезненно-серый цвет, грудь вздымалась слабо, почти незаметно.

При виде ужасных ран командира легиона Ромул закрыл глаза. Вокруг каждой стрелы появилась ярко-красная опухоль – первый признак того, что скифион делал свое дело. Но хуже всего выглядела рана на груди. То, что Пакор не был убит наповал стрелой, ударившей между двумя ребрами в область сердца, могло считаться чудом.

– Это смерть, – негромко сказал Бренн.

Тарквиний, погруженный в свои мысли, ничего не сказал, лишь вскинул брови.

Феликс медленно выдохнул сквозь зубы:

– Зачем вы его притащили?

– Необходимо, чтобы он выжил, – ответил Тарквиний. – Если он умрет, всем нам одна дорога – за ним.