– Раньше здесь было кладбище. Когда-то тисы, которые сейчас растут во дворе, росли возле могильных склепов, – леди Икения говорила тихим, торжественным голосом, но взглянула на меня и рассмеялась: – Видели бы сейчас своё лицо, Эмилия! Не пугайтесь. Кладбища нет уже лет двести, и призраки прошлого никогда не приходили в этот дом.

Всё равно – не самая лучшая тема для разговора на ночь. Надевая перед сном ночную рубашку, которую ссудила мне Корнелия, пока не привезут мои вещи, я не удержалась и выглянула в окно. Одинокий фонарь перед калиткой освещал старый тис и качели. Ветер чуть раскачивал дощечку с цепями – вперёд… назад… вперёд… назад…

Резко опустив штору, я отошла от окна и поскорее легла в постель. Почему-то раскачивающиеся качели вызвали во мне совсем не те чувства, которых можно было ожидать. Не умиление от детской игрушки, нет. Совсем нет. Что-то тревожное, что-то… волнующее… что-то, о чём невозможно было признаться даже самой себе…

– Спать, немедленно спать, Эмили! – приказала я себе и закрыла глаза.

Мне хотелось ни о чем не думать и сразу уснуть, но в полудрёме почему-то всё припоминались качели, медленно раскачивавшиеся вперёд… назад…

Но это были совсем другие качели. Не с проржавелыми цепями, а увитые живыми цветами. Цветы белого шиповника пахли сильнее лучших садовых роз, и белые лепестки сыпались мне на лицо нежным, ароматным дождем. Я держалась за верёвки качелей и взлетала, замирая сердцем от восторга и счастья. Летишь вперёд – и кажется, что сейчас достанешь до самого неба!.. Но человеку невозможно превратиться в птицу, и тебя, достигнувшего самой высокой точки, относит назад – будто бросает в бездонную яму, и дух занимается от страха.

Только на самом деле бездонной ямы нет, и чьи-то крепкие, сильные руки подхватывают меня под бедра, чтобы подтолкнуть вперёд, для нового полёта. И я не знала, чего желаю больше – одинокого взлёта или падения, чтобы снова оказаться во власти этих сильных рук.

Вперёд… назад… вперёд… назад…

Движение качелей замедляется, но я не делаю попытки раскачаться. Наоборот, жду, когда они остановятся совсем, потому что тогда сильные руки лягут на мои бёдра и уже не отпустят, прижимая, поглаживая… И это будет бесстыдно, отчаянно бесстыдно и… отчаянно восхитительно!..

Я запрокину голову, и мужчина, стоящий позади, наклонится, чтобы поцеловать меня – поцеловать нежно, трепетно, а потом жарко, горячо, неистово!.. И я тоже буду целовать его – так же исступленно, как он меня…

Вскочив в постели, я уставилась в темноту.

Всё-таки, я уснула. Свеча погасла, жаровня прогорела, и в комнате было свежо, но я отбросила одеяло, потому что тело моё пылало, как в лихорадке. Я застонала и взлохматила двумя руками волосы, мечтая выбить глупой сон из памяти раз и навсегда.

Потому что мужчиной, который целовал меня под дождем из лепестков, был граф Майсгрейв.

Стыд, страх и… возбуждение. Как могло случиться, что сон про Вирджиля Майсгрейва настолько растревожил меня? Заставил мечтать о его поцелуях, о его руках…

Возможно, порочность заразна? Или я порочна по природе? Но с Аселином мне не составляло труда держаться в рамках приличий, хотя он и умолял о поцелуях – всего лишь о простых, невинных поцелуях! А не о том бесстыдстве, что предлагал граф!..

И как могут подобные сны сниться благовоспитанной девушке?..

Но помимо воли я снова улетела мыслями под дождь из белых лепестков.

Как странно, как нелепо, как… прекрасно…

Шорох в темноте моментально прогнал все мои страдания из-за сна.

– Кто здесь?! – позвала я, ожидая чего угодно – от ядовитых змей, посланных колдовством, до графа, тайком пробравшегося в спальню.

– Это я, Эмили, не бойся, – послышался голос Аселина, а потом раздались звуки удара кремня о кресало.

Это был мой жених, но почему-то я совсем не обрадовалась, и даже не перевела с облегчением дух. Неужели, сон про колдуна так повлиял на моё отношение к Аселину? И что же изменилось?.. Почему всё во мне воспротивилось тому, что Аселин пришел меня навестить?..

– Зачем ты здесь? – спросила я, помедлив. – Уже поздно.

– Я уехал, не попрощавшись, – простодушно сказал он. – Ужасно скучал по тебе.

Он, наконец, выбил искру и вскоре затеплился огонек свечи, осветив снизу лицо Аселина. Он был в рубашке с расстегнутым воротом, в штанах и босиком – совсем домашний вид, но мне это не понравилось. Я почувствовала раздражение и досаду, что он вот так заявился ко мне в спальню. Ночью, без предупреждения…

– Мы не виделись всего один день, – возразила я, натягивая одеяло до подбородка. – Вполне можно было подождать до утра.

– Ты мне не рада? – спросил он с таким искренним изумлением, что мне стало стыдно.

– Рада, конечно, – сказала я, смягчившись. – Но я спала, Ас. Мы день провели в дороге.

– Прости, что разбудил, – покаялся он и присел на край кровати. – Но дай хоть посмотреть на тебя.

– Завтра насмотришься, – пошутила я, но веселья в душе не было. – Иди спать, Ас.

– Завтра дедушка Джиль приглашает нас на обед, – произнёс он невпопад.

Я затаилась, ожидая, что он ещё скажет. Мне было тревожно и неловко, хотя раньше я никогда не испытывала неловкости в его присутствии. Или всё дело было в том, что он произнёс имя графа? Дедушка Джиль… Звучит странно, нелепо… Вирджиль… Ещё нелепее…

– Ты ничего не хочешь мне сказать? – спросил Аселин.

– В смысле? – переспросила я, хотя мгновенно поняла, о чем сейчас пойдет разговор.

Неужели, леди Икения рассказала?.. Боже, да при чем тут леди Икения? Как будто она одна видела то, как граф повел себя во время поездки в столицу…

– Ты меня разлюбила, Эмили? Ты больше не хочешь выходить за меня?

Я ждала совсем не этого и растерялась ещё больше, чем когда граф предложил нырнуть мне под юбку.

– Что ты говоришь, Ас?.. – забормотала я. – К чему такие вопросы?..

– Скажи, что это не так? – он взял меня за руку и поцеловал в ладонь.

Мне ужасно хотелось высвободить руку, но я не осмелилась. Отчего-то было стыдно и жалко, и я заставила себя погладить Аселина по голове. Волосы были густыми, жесткими, и смешно торчали надо лбом.

– Это не так, – произнесла я тихо. – Если я передумаю, то скажу тебе об этом первому. Но разве мне надо передумать?

– Эмили! – он пылко поцеловал меня в ладонь, потом в запястье, потом губы его скользнули выше, но я остановила его, спрятавшись под одеяло.

– Иди спать, – я постаралась говорить как можно мягче. – Тем более, завтра нам предстоит обед с твоим дедушкой. Для этого надо хорошо выспаться и набраться сил.

– Можно я тебя поцелую? – попросил он и потянулся ко мне.

Я позволила только поцелуй в щеку, и добрых десять минут уговаривала Аселина не шуметь и уйти поскорее, пока он умолял позволить хоть немного больше.

– Немедленно уходи, а то рассержусь! – пригрозила я ему, когда он стал уже чересчур настойчив.

Оставшись одна, я долго лежала в постели, глядя на огонёк свечи.

Леди Икения расписывала мне столичное гостеприимство – будут сплошное веселье, развлечения, новые знакомства… Но в эту радужную картину совсем не вписывался Аселин, выпрашивающий под покровом ночи поцелуй, заржавленные цепи качелей на тисовых деревьях, выросших у склепа, и… королевский колдун, обещавший, что я стану звать его во сне.

6. Чудовище в лабиринте

– Да, не самый приятный визит, но отказаться мы не можем, – говорила леди Икения, когда на следующий день мы собирались на обед к графу Майсгрейву.

Сказать, что визит был не самый приятный – это ничего не сказать. Я решительно не понимала, почему мы не можем отказаться от приглашения, но Майсгрейвы собирались к дедушке Джилю с торжественной обреченностью, как на королевский эшафот. В отличие от них, я решила не придавать обеду большого значения. И когда мои вещи были доставлены в дом Майсгрейвов, надела самое скромное платье – серое, с маленьким отложным коротничком и двумя перламутровыми пуговками у горловины.

– Понадеемся, что это продлится недолго, – сказала леди Икения, когда мы сели в открытую коляску и отправились в центральную часть города.

Я сидела с леди Икенией, а напротив расположились рядком Корнелия, господин Бо и Аселин. Аселин ловил мой взгляд, но я делала вид, что ничего не замечаю, и с интересом рассматривала при дневном свете фонтаны, статуи и портики, увитые вьющимися розами.

Чем ближе мы подъезжали к центральным кварталам, тем богаче становились дома и тем меньше становились дворы. Каменные фасады, украшенные статуями с фамильными гербами, жались друг к другу, словно подпирали плечами.

– Земля здесь очень дорогая, – пояснила леди Икения, когда я спросила о такой странности. – Надо получить королевское разрешение на застройку, согласовать вид строения с гильдией королевских архитекторов, чтобы не нарушить общую картину. Но жить здесь очень престижно. Если живёте на одном трёх холмов – даже документы показывать не нужно. Достаточно сказать: я с Ивового холма, я с Букового… И все двери будут для вас открыты.

– Но ведь холмов пять, – вспомнила я обучение в пансионе. Нам преподавали историю королевства и всегда говорили, что столица – город на пяти холмах. Мы заучивали названия холмов наизусть – Девин, Буковый, Ивовый, Дубовый, Птичий. Девин был назван в честь первой правительницы Тирона – девы-королевы Тиронии, с деревьями было всё понятно, а Птичий холм назвали так потому, что там в скалах гнездилось много птиц, и жил колдун, который предсказывал будущее по птичьему полету. – Разве заселены не все?

– Все, – подтвердила леди Икения. – Но на Девином холме можно жить только членам королевской фамилии, а на Птичьем… Там тоже нельзя селиться простым смертным. Собственно, мы туда и едем. На Птичий холм. Это фамильные земли Майсгрейвов.

– Граф живёт на Птичьем холме? – спросила я.

– У него там замок, он называется Мэйзи-холл, – мне опять ответила леди Икения, остальные молчали, как статуи. – Необычное место. Вы убедитесь в этом, когда его увидите.

Коляска ехала по петляющей дороге, поднимаясь всё выше, огибая живописные лужайки перед каменными домами. Потом мы миновали буковую рощу, потом вывернули из-за гранитной скалы, на которой был высечен барельеф девы-королевы, а потом перед нами открылась великолепная панорама Птичьего холма.

В моём представлении Птичий холм должен был быть скалистым, но то, что я увидела, совсем не походила на скалы. Холм был покрыт зеленью – весь, от подножья до самой макушки. Каким-то колдовским образом кустарник рос не хаотично, как бывает в лесу, а подчиняясь особому порядку – образуя хитрое переплетение ходов.

Природный лабиринт – если поверить, что природа способна на такое упорядоченное безумство.

Лабиринт раскинулись зелёной сетью, защищая огромный замок из светло-серого камня, стоявший на макушке холма. Несмотря на яркое солнце, основание замка было затянуто белесым туманом, который пластался длинными колыхающимися полосами, скрывая больше половины странного сада. Никто в здравом уме не пошел бы в эти заросли. А нам предстоит проехать этим запутанным путем?!

– Впечатляет, верно? – хмыкнула Корнелия. – Дедушка Джиль не любит незваных гостей.

– Ему есть, что скрывать, – леди Икения выразительно посмотрела на дочь. – Он – королевский советник, и должен думать о безопасности.

– О своей безопасности он беспокоится больше, чем о королевской, – буркнула Корнелия. – Даже в королевский дворец войти легче, чем в Мэйзи-холл.

Только теперь я поняла, почему у фамильного замка Майсгрейвов было такое название. «Мэйзи» – это означало «запутанный». Ничего более подходящего и не придумаешь.

Коляска поехала по винтовой дороге вниз, и вскоре лабиринт Птичьего холма превратился просто в зелёные нагромождения. Подъехав ближе, я разглядела, что лабиринт был на самом деле каменным. Ровные, как по линейке, стены густо оплетал плющ. И то, что показалось мне подстриженными зарослями, на самом деле оказалось стенами каменной кладки в два человеческих роста.