Вздорная часть Хеннесси по-прежнему оставалась дрянью, и ей было приятно видеть, как Ронан получает нагоняй, но остальная часть чувствовала себя достаточно плохо, чтобы прийти ему на помощь.

– Мне тоже жаль, – сказала она, вскакивая на ноги. – Мне нужна была сила этой линии. Я только разогревалась. И собиралась вытащить на ваш суд дом Макса Эрнста в Седоне. Вместе с Максом Эрнстом. И кучу его работ. Может, и его жену в придачу. Он построил эту штуковину собственными руками и пережил две войны, ты знал? Я имею в виду дом, не жену. Думаю, она была из Нью-Йорка. Или, может, перебралась туда после смерти Эрнста. Не помню, но думаю, именно она была той, кто сказал, что не существует такого понятия, как женщина-художница, есть только художник. О, еще я собиралась увидеть во сне ту его птичку, специально для тебя, Ронан Линч. Вы с ним в чем-то схожи, он имел альтер-эго в виде птицы и не видел разницы между птицами и людьми. Лоплоп.

– Хеннесси, это не… – начал Брайд.

Ей было плевать.

– Я знала, что вспомню имя, если хорошенько постараюсь. Все время считала, что это крольчонок, и так и было. Лоп. Лоп. Да, итак, дом, мастерская, дадаист. Это должно было стать моим шедевром сновидений, вдохновленным этими диорамами. Ведь так работает настоящий художник, верно? Воспринимает вещи вокруг себя и передает не копию, а отклик на мир, который впитал. Я созерцаю этот предполагаемый Музей живой истории Западной Вирджинии с его статичными фигурами, застывшими в инсценированных исторических моментах, и предъявляю реальных людей в реальных исторических объектах, сюрреалист в сюрреалистической картинке. Вот теперь это живое искусство. Вот в чем суть дадаизма. Это музей Хеннесси, скидки предоставляются детям до двенадцати лет, а также на вечеринки старше двадцати!

Брайд бросил на девушку испепеляющий взгляд, но ее прием сработал – болтовня лишила его запала. Он только покачал головой и бросил Ронану его куртку.

– Собирай вещи. До ближайшей силовой линии три часа. Нам нужно идти, пока из-за нехватки энергии некто снова не превратил все в стихийное бедствие.

– Я, блин, не настолько нестабильный, – запротестовал Ронан.

Брайд просто сказал:

– Птичку не забудь.

После того как Брайд вышел за двери, Хеннесси протянула руку, чтобы помочь Ронану подняться с сена.

– Наверное, сон был адский.

– Ох, отвали, – сказал Ронан.

– Сам отвали. И, кстати, не за что.

Ронан накинул куртку.

– Что это должно было быть? Твой сон. Только не говори Плоплоп.

– Лоплоп, неандерталец, – ответила Хеннесси. Она не желала обсуждать свой сон. Не желала говорить о Джордан. Просто хотела продолжать двигаться, чтобы ей не пришлось слишком много думать, пока бодрствовала, потому что, когда она размышляла об этом, ей становилось грустно, а когда ей становилось грустно, она злилась, а когда злилась, хотела убить Модераторов, но когда она хотела убить Модераторов, Брайд велел ей ждать удобного момента. Она не хотела ждать.

– Самый раздражительный человек, которого я когда-либо встречал. Может, он, наконец устанет от нас и отвалит обратно заниматься своими делами.

Это была тема, которую они с Ронаном уже обсуждали, кратко перешептываясь, когда появлялся подходящий момент в отсутствие Брайда. Кто был этот человек, за которым они следовали? Где он находился раньше? Они знали, что мужчина уже обладал печальной славой, когда впервые встретились с ним. Его имя произносили шепотом в районе черного рынка… но в связи с чем? И насколько сильно он жаждал к этому вернуться? Ронан провел пальцами по ближайшему к нему колесу, вдавливая подушечки в выгравированное слово «tamquam». Это была та вещь, которую Хеннесси успела узнать о Ронане Линче: парень был уверен, что хранит свои секреты, держа рот на замке, но в итоге рассказывал их другими способами.

Он спросил:

– Так о чем ты грезила на самом деле?

– Есть вещи, о которых леди не говорят, – ответила Хеннесси, – и спрашивать невежливо.

– Неважно.

– Джордан.

– Я сказал неважно.

– А я ответила Джордан.

Если бы Ронан надавил сильнее, девушка заговорила бы, и в глубине души она хотела, чтобы он это сделал, но вместо этого парень только пнул одно из колес. У Хеннесси мельнула мысль, что, возможно, Ронан хотел, чтобы она заставила его поделиться своим сном. Должно быть, что-то беспокоило его настолько, что Ронан не смог помешать всем этим колесам в итоге вырваться у него из головы. Но идея взвалить тяжесть его драмы поверх собственной казалась чересчур.

Поэтому они просто молча собрались. Хеннесси взяла свой меч. Ронан забрал птицу. У двери он обернулся, чтобы окинуть взглядом, что натворил. Все эти колеса. С вороном, сидящим на плече и мечом за спиной, парень представлял собой необычный силуэт. Хеннесси подумала, что было бы здорово написать его портрет, если бы все, что его касалось, не должно было бы оставаться в тайне. Что, в свою очередь, напомнило ей, как она размышляла во сне, что Джордан сочла бы Брайда подходящим объектом для портрета.

– Интересно, что у нее на уме, – произнесла Хеннесси. – Что она и твой брат задумали?

Ронан отвернулся, его голос прозвучал сухо и огорченно:

– Держу пари, они отрываются по полной.

4

Джордан чувствовала себя немного неловко из-за того, что угнала машину Диклана Линча.

Но не слишком. Не настолько, чтобы не спать по ночам (или, скорее, по утрам, так как она была совой). Недостаточно, чтобы желать вернуться в прошлое и что-то исправить. Но ровно настолько, чтобы, иногда встретив «Вольво» той же марки и модели, ощутить смутный укол вины. В противоположность бренду «Вольво». Наперекор собственному стилю.

В сущности, случилось следующее: пару недель назад она бросила старшего и младшего Линчей посреди ночи на заправке в захолустье Вирджинии, задние фары автомобиля выхватили из темноты их лица, когда она сматывалась на их тачке.

Лицо Мэтью было удивленное и абсолютно круглое: круглый овал, круглые глаза, круглый рот, он выглядел, как и всегда, намного моложе своих семнадцати лет. А вот Диклан особо удивленным не выглядел. Он скрестил руки на груди, сжал губы в тонкую линию и чуть прикрыл глаза, придавая лицу «ну конечно, не одно, так другое, да?» выражение ровно в тот момент, когда стал стремительно уменьшаться в зеркале заднего вида. Однако невелика измена. Джордан полагала, Диклан достаточно изобретателен, чтобы найти другой способ передвижения и успешно проделать оставшуюся часть пути до Амбаров. Кроме того, девушка была уверена, что плохие парни, которые ранее покушались на жизнь братьев, еще не успели подобраться к ним настолько близко, чтобы в данный момент представлять реальную угрозу.

Скорее всего.

Возможно, именно поэтому она чувствовала себя слегка неловко. Азартные игры с жизнями людей, как правило, больше в духе ее второй половины – Хеннесси. Джордан обычно исполняла роль здравомыслящей части.

Причиной, по которой Диклан Линч в эту минуту возник в ее мыслях, хотя ни одного «Вольво» не маячило на горизонте, было приглашение на вечеринку, которое она держала руках. Плотная матово-черная карточка с изображенным на ней жирным белым крестом и закругленными краями, невероятно приятными на ощупь. «ДЖОРДАН ХЕННЕССИ И ГОСТЬ, вы приглашены».

Она знала, что это вечеринка «Боудикки». На карточке стоял их логотип, их цвета – дурацкий черно-белый крест. «Боудикка» представляла собой преступный синдикат, состоящий исключительно из женщин, который предлагал покровительство и организацию сбыта в обмен на то, что очень походило на фешенебельную версию рабства. Однажды они уже пытались завербовать и Джордан, и Хеннесси, предполагая, что разговаривают с одним и тем же человеком, с симпатичным, высококлассным копиистом. Предложение не вызвало интереса. Джордан и без того была ограничена в свободе передвижений. А Хеннесси никогда не умела играть в команде.

Но по «случайному» стечению обстоятельств «Боудикка» написала Джордан как раз в ту ночь, когда она, Диклан и Мэтью сбежали с побережья реки Потомак. «Перспективная возможность в Бостоне, которая, с учетом ваших обстоятельств, может представлять для вас интерес. Для получения более подробной информации, пожалуйста, договоритесь о личной встрече».

Так что она угнала машину, чтобы все разузнать.

Поступок в духе Хеннесси.

И поэтому, как уже было замечено, Джордан чувствовала себя слегка неловко.

Однако дело сделано, она осталась в одиночестве и сейчас подкрашивала губы помадой, глядя в тусклое зеркало в ванной. В целом комната имела не очень приятный вид, но убогость даже придавала ей очарования. Данный санузел приютился в углу просторного помещения студии в районе Фенуэй, расположенной в величественном историческом здании, построенном сто лет назад в качестве прибежища для почти полусотни художников. Старые деревянные полы, трехметровые окна, пятиметровые потолки, старинные радиаторы, как крадущиеся ребристые животные вдоль отштукатуренных стен, повсюду расставлены мольберты и принадлежности для работы, динамики, не реагирующие на новый телефон Джордан, но совместимые с бумбоксом, который девушка обнаружила в шкафу. Она не думала оставаться здесь надолго, и, вполне возможно, подобный «каучсерфинг» с ее стороны нарушал городские законы, но владельцем помещения был художник, который делал фотографии в стиле «ню», а затем подрисовывал поверх снимков большие, колоритные сиськи. Парень был не из тех, кто станет суетиться из-за таких мелочей. В любом случае, она планировала жить здесь, только пока не найдет соседку по комнате.

Сколько, по мнению Джордан, на это уйдет времени?

Столько, сколько потребуется.

Девушка надела кожаную куртку и взглянула на себя в зеркало. Большого выбора в одежде у нее не было, только то, в чем она сбежала, и еще оранжевый лиф, приобретенный в милом комиссионном магазинчике в Южном Бостоне. Также она купила футболку и кроссовки, потому что, видит бог, если владелец заявится в студию посреди ночи, желая поработать над одним из своих чертовых обнаженных шедевров, она хотела быть одетой. Несмотря на то что Джордан уже успела выполнить пару мелких подделок с тех пор как приехала в город, сняла деньги с депозита и развлекала туристов на праздничных ярмарках, рисуя небольшие дешевые работы, она старалась экономить деньги.

Зачем? На будущее. Будущее. Чуждое ей понятие. Там, в Вашингтоне, его у нее не было. Как и остальные девочки, она имела свой срок, зависящий от Хеннесси. Когда умрет Хеннесси, игра для них будет окончена. Как и все грезы, без своего сновидца они погрузятся в вечный сон. А до тех пор все они жили одной жизнью – жизнью Хеннесси, существовали подобно ей или любой из них. И непрестанно разделяли эту тревогу. Убьет ли сон Хеннесси сегодня? А может, это сделают наркотики, автомобили или ненависть к себе? Тот сегодня день, когда им суждено заснуть посреди тротуара?

Неопределенность ежедневно довлела над ними.

Достаточно трудно вверить свою жизнь в чужие руки, и еще сложнее, когда это руки кого-то столь же безрассудного, как Хеннесси.

Джордан старалась жить полной жизнью. А что еще ей оставалось? Сложить руки и ждать.

Однако в итоге никто из них не заснул внезапно.

Их убили. Жестоко. Беспричинно. Модераторы не утруждались выяснять, были ли среди них сновидицы, прежде чем уничтожить всех. Эти девушки жили, как Хеннесси, и приняли смерть, уготованную ей.