Наверное, глубину моей благодарности выдал дрогнувший голос, и Коэн накрыл мою руку своей с одной стороны, а Арнау коснулся ладони с другой.

И стало совсем хорошо. Как в далеком прошлом, когда настоящая дружба всегда без прикрас, когда у тебя есть те, на кого можно в любой ситуации положиться. В этот момент, как никогда раньше, мне ощутился наш союз. Сплоченный, крепкий, единый. И стало понятно, что любить и дышать счастьем могут трое, что цифра не важна, чужое мнение тоже. Если сердце допускает, разум его решения принимает с вдохновленным кивком.

Все просто.

Солнце клонилось к закату; я лежала, слушала волны; Арнау и Коэн пытались рыбачить. До меня долетали их голоса. Изредка я поднимала голову, чтобы увидеть, как они сначала мастерят гарпун из подручных средств, после пробуют его, стоя по бедра в воде. Стремительно ныряла, посланная сильной рукой, палка с наконечником, но рыба всегда оказывалась проворнее. По крайней мере, добычи я не наблюдала. Почти закончилась питьевая вода в корзинке; розовел вечерний свет над океаном. Чтобы не упускать счастливые моменты, я поднялась, поволокла за собой надувной матрас к кромке воды. Запрыгнула на него; когда отдалилась на глубину, лениво погребла руками. Как же хорошо опускать ладони в теплую воду, как хорошо покачиваться на податливой волне, как хорошо жить.

В какой-то момент ко мне подгреб Эйс, вынырнул из-под воды, вытер лицо рукой. Его светлые волосы чуть потемнели от влаги, но остались все равно с серебристым отливом, стрелки ресниц слиплись.

Я порадовалась ему.

‒ Только не топи, ‒ попросила, улыбаясь.

Он сложил локти на мой матрас – красивый, мощный «русал» с жесткими чертами лица, сейчас смягченными улыбкой.

‒ Не буду. И утоплю любого, кто попытается утопить тебя.

Так забавно было слушать его шутки, которые не шутки. Здесь, где берег облизывал безмятежный океан, все воспринималось легко.

Сколько-то мы качались на волнах вместе, вздымался и опускался, следуя за ходом волн, мой матрас. Покачивался рядом Эйс.

‒ Знаешь, я хотела тебя кое о чем спросить…

Терзал меня один вопрос со вчерашнего дня.

‒ Спрашивай.

‒ Перед тем, как я уснула накануне, мне показалось, что я услышала от тебя фразу. Про мою… «прекрасность».

‒ Так в чем заключается твой вопрос?

У него глаза хитрые и глубокие. Я не удержалась, провела пальцами по его шероховатой от щетины щеке.

‒ Мне эта фраза послышалась? Или прозвучала на самом деле?

‒ У нее был хороший смысл, тебе понравился?

‒ Да.

‒ Тогда какая разница? Просто наслаждайся ей.

‒ А ты хитрец…

‒ Еще какой.

В глазах ‒ смешинки; руки сложены одна поверх другой на надувном боку. Мы помолчали снова.

‒ Как быстро темнеет… Мы так долго здесь пробыли? ‒ спросила я, наблюдая за живописным небом, преобразившим себя всполохами синего и розоватого.

‒ Нет, здесь просто другой часовой пояс. В следующий раз придем сюда пораньше.

Здорово. Хотя бы на часок загодя, чтобы уж наверняка утонуть в счастье.

‒ Пора собираться?

‒ Скоро.

И Эйс, как буксир, потянул мой матрас к берегу. Я же улыбалась, глядя в далекое красивое небо и ощущая себя морской звездой.

Ушли мы не сразу: все смотрели, как прогорает горизонт, как опускаются на остров сумерки – мне почему-то верилось, что это именно остров.

‒ Здесь, когда темнеет, светится планктон. И кажется, что у тебя под ногами розовое золото.

Хотелось бы на это посмотреть.

‒ Красиво, наверное.

‒ Красиво.

Мне виделись чужие ноги, обнятые облаком светящегося песка. Наверное, здесь тепло даже ночью.

‒ Сколько до матча? – Теперь травинку жевал Арнау.

Гэл взглянул на часы.

‒ Сорок пять минут.

‒ Может, успеем куда-нибудь зарулить поужинать? Я голоден, как черт…

‒ Вообще-то, ‒ вклинилась я, ‒ я сегодня сама хотела приготовить ужин. Заранее купила мясо, панировку, рис, овощи. Сумеешь подождать часок?

Эйс смотрел на меня ласково, и его вечная нагловатая улыбка в угасающих лучах солнца казалась чарующей.

‒ Чтобы попробовать твой ужин, я готов ждать гораздо дольше часа.

Приятно, тепло.

‒ Вот и отлично. – Коэн чмокнул меня в плечо, поднялся первым и подал мне руку. – Откроем пока пиво перед телевизором, еще остались фисташки.

‒ Только не перебивайте аппетит! – возмутилась я.

‒ Ни в коем разе. Наш аппетит неутолим.

Они смеялись. А я знала, что навсегда заберу кусочек этого океана и этого момента с собой в сердце. И что даже тогда, когда я однажды физически закончусь, перетеку во что-то бесплотное и сияющее, память об этом вечере будет длиться во мне бесконечно.

‒ Уже первые звезды высыпали…

Действительно, стоило поднять голову, можно было разглядеть далекое мерцание на синем своде купола.

‒ К машине?

Кто-то принялся сдувать матрас, кто-то ‒ отряхивать полотенце от песка. Я же, прежде чем помогать собирать вещи, все стояла у воды с надувным мячом в руках.

* * *

Мясо обжаривалось; шипело и пузырилось масло – отличный будет шницель. Сочный, нежный, сытный. Варился рис, и вдобавок к нему ‒ морковь, горошек, мелкая фасоль. Уже начался футбольный матч с неизвестными мне командами – парни отдавали все внимание телевизору. Все, да не все. Изредка я чувствовала на себе ласкающие взгляды Коэна – мягкие, как перышко, почти незаметные. И Арнау – куда плотнее, ощутимее, с разрядами тока через расстояние. Шторм – он и есть шторм.

‒ Вообще не шевелятся в этом сезоне…

‒ Подготовка не та. Говорят, площадку для тренировок сменили.

Пузырилось в бокалах янтарное пиво – плотное, пенное. Я периодически прикладывалась к своему бокалу и получала настоящее удовольствие от вкуса. А если еще закинуть в рот соленый орешек…

‒ Слушай, если бы я так тренил, как они… Да куда, черт, косая передача!

Забавно было наблюдать за ними, увлеченными футболом. Просто мальчишки. Даром, что иногда очень серьезные, прекрасно сложенные или даже грозные. Все равно пацаны.

У меня самой жаловался на голод желудок – пиво не в счет. Хотелось настоящего достойного ужина. И хвала моей подготовке заранее: уже через сорок минут я позвала всех к столу.

Мясо было вкусным, рис ‒ рассыпчатым и лоснящимся от масла, хлеб ‒ свежим, ужин ‒ потрясающим. Опустел пивной бокал; теперь я прохлаждалась с мужчинами на диване. Они смотрели второй тайм игры, я ‒ головой на коленях Коэна, Арнау поглаживал мои ноги, лежащие поверх его коленей. И нет на земле места лучше. Так как в футболе я понимала не особенно много и никогда не была им увлечена, я сосредоточивалась на блудливых ладонях Эйса, дразнящих незаметно, очень невинно. Обычные теплые руки, а ты почему-то ежесекундно ждешь, что сейчас они поползут выше, после ‒ еще чуть-чуть выше. Гэл пропускал через мои волосы пятерню, неспешно расчесывал пальцами локоны. И я нежилась, как на берегу океана. Счастливая, сытая, довольная и совсем чуть-чуть плывущая головой от алкоголя. Или не от него?

Наплавались мы сегодня знатно. И потому, разморенная, еще спустя десять минут, я сообщила:

‒ Вы как хотите, а я спать… ‒ Уселась на софе, потерла щеку и указала на спальню Арнау. – Буду ждать вас там.

Уже не важно, с каким подтекстом будет воспринята данная фраза. Потому что любой из подтекстов отразит сущую правду.

‒ Мы присоединимся позже.

Мне, когда я поднялась с дивана, провели по спине пальцем – знакомый жест. Провел, конечно, Эйс. Подержался за руку и не сразу отпустил Коэн.

* * *

Я проснулась уже возбужденная. Не знаю почему. В спальне ‒ чуть светлее, чем было тогда, когда я засыпала, всего на градус. Темно, и предметы едва различимы, как и силуэты тел. Четыре утра, пятый час?

Проснулась от близости Коэна, от того, что его палец скользил по моим губам, а после меня коснулся мягкий поцелуй, и обдало жаром. Гэл лежал очень близко, и мне хватило намека на движение, чтобы оказаться с ним совсем рядом, прижатой к его груди. Ощутилось вдруг, как это восхитительно ‒ обниматься с одним мужчиной, пока другой лежит за спиной, спит. Интимно, пикантно, незаметно. Это до умопомрачения будоражило ум, тело, все до единого рецепторы. Голый, жаркий Коэн – это десерт, поцелуи с ним – захлестывающий восторг. И поразительно быстро нахлынуло такое возбуждение, что сложно стало сдерживаться. Его член между моими бедрами, как горячая палка – я терлась об нее промежностью, скользила по ней туда-сюда. Палец приоткрыл мне рот шире, и туда скользнул наглый язык – главное, не стонать… Захлестнуло той требовательной энергией Гэла, которая однажды уже расплавила мне мозг, заставила хотеть его где угодно, как угодно. И он не стал терзать. Неуловимое движение бедрами, и пенис толкнулся в набухшее лоно, головка проникла внутрь. Я вздрогнула от удовольствия, шумно втянула воздух и… в этот момент меня коснулась ладонь Арнау. Арнау, который не спал. Мгновенная слабость в голове – во мне выбило первую пробку. Пока меня насаживал на себя один мужчина, второй гладил по спине, убрал в сторону волосы, наградил чувственным поцелуем в шею. Прикусил мочку уха, прижался к ягодицам.

Я не знала, что можно чувствовать так много. Чувствовать себя беспомощной, порочной, восхитительной, дерзкой, подчиненной и сексуальной.

Коэн погрузился до конца и задал плавный темп, сводящий с ума, его ладони мяли мои груди, а второй, лежащий сзади, гладил себя об меня животом, напрягшимся органом, продолжал осыпать поцелуями.

Я знала, что этот момент настанет. Не знала только, что они заранее расплавят меня настолько, что я перестану вдруг бояться ненужных вещей – дискомфорта, несоответствующих размеров, собственного напряжения. Его не было ‒ напряжения. Не знаю, кто из них лучше поработал с моим мозгом, но теперь я просто плыла в ощущениях, уже даже не пытаясь найти в себе стоп-краны. Их не было. Сорвало давно, унесло прочь. И я по ним не скучала.

Выдохнула, когда Коэн вдруг выскользнул – я этого не хотела, я хотела продолжения, ‒ но вместо Коэна в меня начал проникать лежащий сзади Эйс. И это был еще один контрольный в голову. Гэл теперь держал мое лицо в руках, целовал губы, обнимал взглядом, а трахал меня при этом другой. Мой взгляд молил о странной пощаде от перегрева, Гэл неслышно говорил: «Все хорошо». Его чуткие пальцы ‒ на моих сосках. Если эти волшебные руки сейчас скользнут ниже, если коснутся моего клитора, разрядка будет быстрой. Но никто не желал торопиться. Выскользнувшего наружу Эйса я уже почти не выдержала – к этому моменту градус возбуждения достиг рекордных отметок, и то, что в мою попку вжалась головка, я сочла праздником после праздника. Да, да, пожалуйста… Я слишком хорошо помнила, как прекрасно это было в прошлый раз, и потому едва заметно насадилась на нее сама, дала зеленый свет. Арнау шумно втянул воздух – раскаленный воздух, как он сам, после выдохнул: «Обожаю тебя».

«Недотрога» ‒ звучало насмешливо в воздухе. Он балдел от меня, от того, как я изменилась, он проникал мне между ягодиц глубже и глубже, являя ту доминантность, которую я всегда от него ждала, и на Коэна я теперь смотрела беспомощно – наглый Эйс, наглый…

‒ Он сзади? – мягкий голос Галлахера; прошедший по моей щеке палец. И не нужно было кивать, чтобы этот факт подтвердить. – Вот наглец…

Шепот с насмешливым одобрением, а мне ‒ без слов, через касания: «Расслабься, он умелый парень». Этот парень уже проложил себе путь до самого конца, вжался в меня, нагло повернул мое лицо, нависнув сверху, укрыл таким поцелуем, что расплавилась бы и резина.

Во мне продолжало гореть старое и ненужное, его сносило лавиной ощущений. Когда тебя держит за шею и насаживает на себя задом один, а член второго гладится то об живот, то поглаживает головкой клитор, забываешь, что ты когда-то был против. Против чего ‒ против нирваны?