От прадеда Мадмуазель унаследовала еще и свой логотип: знаменитые переплетенные два С. История этого знака весьма прозаична. Жозеф Шанель мебель в доме и кабачке, которые фактически являлись одним и тем же помещением, делал своими руками (другой возможности для него и не существовало). Конечно, обстановка была неказистой: дети спали на соломенных тюфяках, а вещи Мари Шанель хранила в сундуке. Так как Жозеф умел изготавливать неказистую мебель, он своими руками сделал сундук, где обычно крестьяне хранили белье и одежду. Он сам смастерил длинные столы и стулья для завсегдатаев своего кабачка. Доморощенные изготовители мебели, несмотря на всю примитивность получавшегося изделия, обычно ставили на него клеймо в подтверждение своего авторства. Видимо, инициалы JC (Joseph Chanel) католику ставить не подобало, так как они совпадали с инициалами Иисуса Христа, поэтому Жозеф решил ставить двойное С, что означало его и жену. Знают ли богатые модницы, поклонницы бренда «Шанель», откуда, с каких в прямом смысле гор спустился к ним знаменитый логотип? Сама Шанель всю жизнь придумывала легенду происхождения, хоть немного более приемлемого для высшего света, и никогда не произносила название деревушки Понтей-э-Брези. В самой деревушке Шанелей помнят, хотя на местном кладбище нет ни одной могилы представителей этого семейства. От них не осталось ничего, кроме фамилии, начертанной на доме, в котором якобы и находился кабачок Жозефа.

До «каштанового» кризиса кабачок Жозефа процветал, если такое слово применимо к его заведению. Вот как описывает его обстановку один из биографов: «За столом собирались страждущие фермеры, сезонники, которых нанимали для помощи в сборе урожая, корзинщики, искавшие заказов, торговцы-разносчики, которые приходили из города, чтобы сбыть свой хлам, а кроме того, все те, кого зимой и летом удерживала в Понтее необходимость ухаживать за землей, – многочисленная семейная рабочая сила, юноши, мужчины всех возрастов, лесорубы, пастухи, шелководы. Прижавшись к очагу, подрагивая и слегка раздвинув ноги, сидели вечные старики с узловатыми руками»^[1].

У Жозефа и Мари родилось пятеро детей. Старшего по традиции назвали в честь отца – Жозеф (1830 года рождения). Второй сын, Полин Анри Адриен (1832), впоследствии стал дедушкой Габриэль. Далее родились Жан Бенжамен (1835), Эрнест (1837) и Жозефина (1841). Дата смерти известна только у деда Шанель, да и то примерно – 1913 год. Почему же Полину Анри Адриену и его младшим братьям пришлось покинуть маленькую деревушку и пуститься в далекий путь прочь от родного дома? Сначала они об этом и не помышляли. Старший сын готовился унаследовать отцовский кабачок, а его братьям оставалось только заниматься крестьянским трудом. Однако планы пришлось изменить в одночасье. В пятидесятые годы XIX столетия в Севенны пришла беда: те самые каштаны, на которых основывалась вся местная экономика, поразила неизвестная доселе болезнь, иссушавшая стволы и листву каштановых деревьев. Крестьяне надеялись, что напасть пройдет сама собой. Они устраивали крестные ходы, призывали на помощь святых, но высшие силы никак не отвечали на их просьбы – ситуация оставалась прежней.

В то время по всей Франции прокатилась волна жестокого экономического кризиса. Одновременно с проблемами в экономике страны произошла катастрофа сродни «каштановой»: из Нового Света был завезен вредитель, мушка филоксера, поразивший французские виноградники. Он уничтожил около 40 процентов всех виноградников страны, нанеся огромный урон виноделам. В Понтей пытались вызвать специалиста аж из самого Парижа, но в такой ситуации разве до глухой деревушки столичным мудрецам? Никто не приехал спасать каштаны. В кабачке Жозефа посетители стали редкостью, а если и приходили, то вели одни и те же печальные разговоры о сглазе, ведьмах и прочей нечистой силе. Женщины шептались, обсуждая различные способы противостоять напасти: чем обмотать болеющие деревья, что к ним прибить; подойдет ли лапа зайца или лучше взять другое животное; какие древние заговоры использовались их предками. Но ничего не помогало: деревья так и не оправились от затянувшейся болезни.

В такое время двадцатидвухлетнему Полину Анри Адри-ену пришлось туго. Вместе с братьями он ушел из родной деревни в поисках лучшей доли. Далеко идти они опасались. Никогда не видев большого города, не удаляясь от Понтея дальше, чем до ближайшего леса, Полин Анри Адриен постарался найти работу в окрестностях, и это ему удалось, несмотря на все сложности. Он добрался до местечка Сен-Жан-де-Валерискль, расположенного примерно в сорока километрах от Понтей-э-Брези. Расстояние по нынешним меркам смешное, но в те времена про Анри говорили, что он «приехал издалека». Население Сен-Жан-де-Валерискля тогда составляло полторы тысячи человек (в наше время почти в два раза меньше). Там в 1854 году его нанял господин Фурнье, державший питомник шелковичных червей – надо отметить, что именно в севеннском регионе питомников такого рода насчитывалось приличное количество. Сен-Жан-де-Валерискль славился тремя основными видами деятельности: культивированием лука, добычей каменного угля и разведением шелкопряда.

Гены Анри Адриена перешли к его сыну, а потом и к знаменитой внучке: Шанели отличались влюбчивостью. И если последствия, которые влекла за собой эта черта характера, для Габриэль были двоякими, то для деда и отца они однозначно представляли большую проблему. Казалось бы, сначала все у Анри Адриена пошло хорошо: Фурнье относились к нему с долей уважения, которого достоин любой трудолюбивый и умелый работник; дело, порученное ему, ладилось и не вызывало негативных эмоций. Но у четы Фурнье была единственная дочь по имени Эмилия Вирджиния Анжелина (год рождения 1838-й, дата смерти – примерно 1912-й). Долго оставаться равнодушным к чарам юной прелестницы Анри не смог: не прошло и года, как он соблазнил шестнадцатилетнюю девицу. И хотя она не забеременела, ее репутация была подорвана – в ее деревушке после громкого скандала она никогда бы не нашла себе мужа. Поэтому Фурнье оставалось только заставить Анри Адриена жениться. И был бы жених иного статуса, с соблазнением можно было бы смириться, а так – ни достойного положения в обществе, ни денег, ни имущества. Все, что имел Анри, спокойно помещалось в заплечной котомке. Как принято в подобных ситуациях, молодых спешно обвенчали в деревне по соседству. Правда, свидетелями были уважаемые люди, владевшие грамотой, – мэр и местный учитель. На церемонию прибыли и родители Анри. Ни жених, ни невеста писать не умели, поэтому их подписей на документах не осталось.

Сбагрив беспутную дочь с рук, чета Фурнье решила, что дело сделано, и перестала с ней общаться: в конце концов, дочь не была наследницей предприятия отца и вышла замуж за бедняка, несмотря на куда более благоприятные перспективы. Теперь обеспечивать юную жену предстояло Анри Адриену. Молодой семье пришлось сняться с насиженного места: Фурнье более не хотели держать на работе Анри и тем более не желали содержать свою дочь, ставшую его женой. Несмотря на все страхи, молодым оставалось пуститься на поиски лучшей доли в большой город. Анри надеялся там встретить свою родню или знакомых из Понтея, которые помогли бы ему устроиться и найти работу.

Городом, в который направили свои стопы молодожены, стал Ним – богатый древними памятниками, но отнюдь не преуспевающий. Крестьянину найти там работу было задачей нелегкой. Однако родственники и друзья, действительно, пришли на выручку. Анри и Анжелина поселились возле городского рынка, где новоиспеченный муж встал за прилавок. Но работа не доставляла ему никакого удовольствия, а главное, торговля не пошла с самого начала. Умение работать на земле, все крестьянские навыки здесь оказались ни к чему. Анри Адриен решил пойти иным путем и торговать на ярмарках, переезжая на телеге с товаром с места на место. Позже его сын, отец Габриэль, продолжит этот незатейливый бизнес. Им была присуща охота к перемене мест, общаться с крестьянами они умели, оттого торговля на ярмарках шла хоть и с переменным успехом, но довольно стабильно, давая возможность заработать на жизнь.

Надо сказать, характер деда великой Мадмуазель не портили невзгоды. Он принимал все как должное, не пытаясь спорить с судьбой. Новый род деятельности в итоге пришелся ему по душе: он любил поболтать с крестьянами, заодно расхваливая им свой неказистый товар, ему не приходилось проводить время возле жены и детей – жизнь Анри шла вдали от семьи, которую он изредка навещал в перерывах между ярмарками. Конечно, путешествовать по городам и весям, в любую погоду, на повозке, забитой барахлом – невеликое удовольствие. Но каждому свое: и дед, и отец Шанель нашли в этом своеобразное призвание.

Долгие периоды отсутствия дома не помешали Анри Адриену обзавестись весьма обширным потомством: у него родилось ни много ни мало 19 детей. Крошка Адриенна родилась последней в 1882 году, всего за год до рождения своей племянницы Габриэль. А вот первым у Анри и Анжелины родился как раз отец Габриэль, Анри Альбер Шанель, который пойдет по стопам отца. Анжелина, которой тогда только исполнилось 19 лет, в одиночестве побрела в родильный приют в Ниме, так как муж в это время торговал на ярмарке, боясь, что не успеет сбыть товар. Никто из родственников не посчитал нужным сопроводить роженицу – своих дел полно, куда еще помогать чужой жене, сама справится, как справлялись другие женщины до нее. Матери Габриэль придется рожать в сходных условиях: самой добираясь до родильного покоя, в отсутствие мужа и других близких.

По большому счету подобное положение дел можно считать даже достижением того времени: ведь первые родильные дома появились в Европе только в начале XVIII века. Представительницы высшего общества по-прежнему рожали дома, но для бедноты появление бесплатных общественных больниц явилось настоящим спасением. Правда, спасение было весьма условным: правила гигиены там не соблюдались (например, медицинские инструменты мыли после, а не до родов, а руки врачи могли просто протереть платком), процент смертности среди матерей и младенцев оставался крайне высоким. Но, по крайней мере, роженице было куда пойти, если дома ей никто не мог оказать помощь. При этом люди состоятельные предпочитали по старинке пользоваться услугами приходящих на дом повитух; рожать в общественной клинике или приюте считалось признаком вопиющей бедности и безысходности. Фактически, чуть не все младенцы в семье Шанелей рождались в похожих условиях. Семья селилась поближе к рынку или месту проведения ярмарок в беднейших кварталах. Если глава семейства оказывался в отъезде (а это было почти всегда), роженица шла в общественную клинику одна, и никому не было до нее дела.

Да и после родов основной задачей матери и детей оставалось выживание. Дети Анри Адриена сызмальства помогали семье заработать на пропитание. Фактически, дети в бедных семьях становились неким капиталом, который следовало «тратить» умело и с максимальной выгодой. Чем же могли помочь родителям малые дети? Во-первых, родители сдавали их внаем тем крестьянам, которые имели возможность нанять в горячую пору дополнительную рабочую силу. Вокруг Нима на многие километры растянулся сельскохозяйственный район: тот же сбор винограда требовал дополнительных рук, и дети прекрасно справлялись с этой работой. Им не приходило в голову думать о развлечениях или образовании – не до того. Во-вторых, многочисленные отпрыски помогали собственному отцу. Они грузили товар на телегу, переносили его до ярмарки. А ведь мешки с товаром весили прилично. Но и тут не было места жалобам и слезам: так проходило детство отца, братьев и сестер, соседей. Иного примера ребята попросту не видели. Дед Коко Шанель покинул Ним с женой и ребенком, едва прожив там год. И потом, из года в год, из зимы в лето – такова была работа, никуда не денешься – менял города и дома.

Второй ребенок родился уже в Гаре, в 1863 году. Это была Луиза, будущая тетушка Габриэль, к которой та ездила после смерти матери на каникулы из приюта в Обазине. Луиза и Альбер долгие годы оставались дружны. При своем кочевом образе жизни Альбер даже умудрился приехать к сестре на свадьбу. Устроилась Луиза отлично, считали родители – в мужья ей достался железнодорожный служащий со стабильным жалованьем, а что, по их мнению, могло быть лучше?