Он тяжело и быстро дышал, как будто и правда был безумно возбужден. Стащил с меня сарафан, подтолкнул к широкому пустому столу у окна. Ловко, со знанием дела расстегнул лифчик, усадил на стол и встал между моими раздвинутыми ногами. Мне было как-то неловко от того равнодушия, с которым я собиралась сделать это – как необходимую медицинскую процедуру, поэтому я тихо застонала, когда он сжал губами мой сосок и обвел его языком по кругу.

– Помоги мне… – попросил он, расстегивая ширинку и направляя внутрь мою руку.

Я закатила глаза – вот Артем как-то сам справлялся! – и попыталась нащупать его член, но обнаружила только нечто очень мягкое и вялое.

Это он называет «хочу»? Я впервые член без эрекции в своей жизни увидела, когда Артем смертельно нажрался и заснул прямо посреди секса. Но раз уж я решилась, то что – зря пропадать готовности? Тушкой, чучелком, но секс у меня сегодня будет!

Решительно обняла пальцами нечто невнятное, едва держащее форму, и попыталась подрочить ему, как если бы держала нормальный стоящий член. Получалось, кажется, не очень, но Тоха закатил глаза и задышал глубже. Одной рукой он мял мою грудь, а второй выдвигал ящик стола, доставая оттуда презервативы. Едва его член обрел хоть какую-то твердость, он попытался раскатать по нему латекс, но от этих усилий все вернулось к изначальной консистенции.

– Ничего, ничего… – Тоха не стал доверять мне и теперь дергал свой вялый член самостоятельно. – Я сейчас. Ты такая красивая, поверь мне, так тебя хочу!

Но у него тоже ничего не получалось. Попытавшись еще немного, он бросил это безнадежное занятие, стянул презерватив и выбросил в корзину.

– Давай сделаю тебе приятно, – предложил он и, не дожидаясь ответа, встал на колени перед столом, раздвинул мои ноги шире, отвел в сторону полоску трусиков и приник губами к моему клитору. Я положила руку ему на голову и время от времени вежливо постанывала, когда чувствовала, что он особенно усердно работает языком. Мне было совершенно никак.

Он то выпрямлялся, пытаясь вновь воскресить своего бойца судорожными движениями, то вновь начинал вылизывать меня между ног, принимая стоны как поощрение. И только приговаривал:

– Ты такая вкусная там, я так тебя хочу… Сейчас все будет, все будет, просто переволновался!

Хотелось плакать от обиды. Столько себя переламывать, унижаться – и даже потрахаться с кем попало не получилось.

А Инночка еще говорит, что на Артеме свет клином не сошелся…

Так выходит, что сошелся!

10. Кофейня и Пашка

Каждое утро я встаю на час раньше родителей. Пробираюсь тихонько в ванную, чищу зубы, принимаю душ, крашу глаза, и обычно времени на завтрак уже не остается. Хватаю что-нибудь из холодильника, если есть – сыр для бутерброда или йогурт. Часто потом попадает от мамы за то, что не спросила, можно ли, а она сама собиралась этим позавтракать. Но возвращаюсь я обычно поздно, когда она уже спит, и спросить не могу.

Если бы я лучше училась в последний школьный год или послушалась родителей, которые хотели, чтобы я стала экономистом, мне бы не пришлось пять дней из семи вставать в несусветную рань и возвращаться почти в полночь. Но я хотела поступать только на журфак. Мама сказала – сама плати за свои придури, если на бюджет не поступишь.

На бюджет не прошла. Думала, она сжалится, все-таки я поступила на дневное, да и факультет не самый плохой. Но она сказала, что за свои решения я должна расплачиваться самостоятельно, так же, как их принимала. На экономиста – пожалуйста, заплатим. На журналистику – мудохайся сама.

Найти работу, на которую взяли бы едва семнадцатилетнюю студентку дневного с зарплатой достаточной, чтобы это дневное оплачивать, конечно, не удалось. Учиться на вечернем было дешевле, и оставалось больше времени на работу. Правда, поначалу была совсем беда: приходилось хвататься за любой заработок, и я моталась то курьером, попутно раздавая листовки, то расшифровывала диктофонные записи, то заполняла базы данных однотипными описаниями товаров.

К тому же оплачивать институт пришлось сразу на год вперед, а такой суммы у меня, конечно, не было. Кредит, разумеется, никто мне не дал. Родители напомнили про ответственность за свои решения. Пришлось идти на поклон к единственному известному мне человеку, у которого можно было занять эту сумму, – маминому брату. Человек он неприятный, и всегда таким был, не зря же мама перестала с ним общаться. Сначала он долго меня унижал, рассказывая, что в его время брали мозгами, а не деньгами, советуя лучше найти мужа хорошего, хотя кто меня такую наглую замуж возьмет? Но денег в итоге дал, хоть и требовал возвращать помесячно, строго первого числа, без опозданий.

В восемнадцать стало легче – взяли на полную смену в кофейню, где заработок за месяц ровно-ровно укладывался в ту сумму, что я должна была отдавать дяде. Чтобы еще что-то есть все то время, что я провожу вне дома, приходилось еще немножко подрабатывать написанием статей. Спасибо, родители пока не требовали вносить свою долю квартплаты и деньги за еду, как у некоторых моих знакомых. Еще и это я бы точно не потянула.

Получалось, что я вроде бы и взрослая, а вроде и не совсем, должна подчиняться строгим правилам: всегда сообщать, куда и с кем я уезжаю, ночевать вне дома не чаще двух раз в неделю и навещать бабушку с дедушкой минимум дважды в месяц.

Я сняла с холодильника позавчерашний стикер. «Уехала с Артемом, переночуем у Инночки». Скомкала, чувствуя, как острые края режут ладонь. Ушла в ванную и уткнулась носом в полотенце, чтобы слезы впитались сами. Но вместо того чтобы успокоиться, я только сильнее разрыдалась. Еще сейчас отца разбужу, выйдет и настучит по голове за то, что из-за парней реву. Сама виновата. Брось его.

В автобусе кусала губы, чтобы не заплакать. Закушенные губы мне не идут, я знаю, они никому не идут, но смазанная тушь идет мне еще меньше. Вырядилась сегодня истошно-красиво – чтобы и платье, и туфли, и даже стрелки на веках. Вылила полфлакона духов, воткнула в уши Монеточку на полную громкость. Иду, ничего не слышу, кусаю губы.

Как я скучаю по Артему… Без нашей субботней ночи у меня ломка по его коже, по его запаху, по теплу его тела. Ни одному мужику этого не понять – как можно получать кайф только от прикосновений к его руке, только от его дыхания, от вмятины, оставшейся на подушке, когда он уходит в душ… И кажется, что я никогда не доживу до среды. И страшно, что доживу – и опять что-нибудь сорвется.

Пашка сегодня был, наоборот, в отличном настроении. Пока я вяло шевелила ватными пальцами, наливая кофе в стаканы, добавляя сливок, взбивая молочную пену – медленно, как печальная улиточка, так что заказы уже копились, он успевал поболтать с посетителями, предложить попробовать новый десерт, подогреть бутерброд, вымыть за мной брошенные на полпути миксеры и кувшины из-под молока и даже взял на себя все холодные напитки, оставив мне только кофемашину. И все равно я тормозила.

Когда утренний поток схлынул, он все еще оставался энергичен и бодр и тут же начал фонтанировать идеями по нашему каналу:

– Кошк, я тут подумал: давай пригласим каких-нибудь знаменитостей? Они нам рейтинги поднимут!

– На фига каналу про кошек знаменитости? – вяло отмахнулась я.

– Позовем знаменитостей, которые связаны с кошками!

– Кого, например? Куклачева?

– Вот я список набросал, – сунул Пашка мне распечатку с именами.

Я шевельнула глазом:

– И ты думаешь, что Алена Лурия, которая спела-то всего одну песню про кошек, возьмет вот так и приедет к тебе на дачу сниматься для нашего канала?

– Ну не приедет так не приедет, – не теряя задора, отозвался Пашка. – За спрос не бьют в нос. Можно по морде, а можно и впендюрить!

– А кто такая Ассоль? – ткнула я пальцем в незнакомое имя.

– Бьюти-блогер, живет в Калининграде, двести тысяч подписчиков, если она нас упомянет…

– А кошки тут при чем?

– У нее живет лысая кошка Мурена, которая любит катать ее карандаши и помады. Думаю, многие подписаны больше на Мурену, чем на Ассоль. Сама подумай, кому ее кисточки интересны? Вот кошка…

Слишком много информации. Незнакомая мне Ассоль забивала и так сузившиеся каналы восприятия и вызывала у меня похмелье. Но если Пашку заткнуть, он обидится.

– А Вишневский – это тот чувак, что пиво рекламировал? «Вишневский крик», да? Он тут каким боком?

– Он продал пивной завод и теперь производит корм для кошек! – сообщил Пашка. – Его морда всем примелькалась тогда с пивом, народу зайдет. Может, еще и на спонсорство раскрутим…

Выражение лица у Пашки было самое мечтательное.

– Ты еще даже не впендюрил, а уже планируешь, как бабло срубишь, – скривилась я. – Вот поэтому у тебя ничего и не взлетает. Не дели шкуру неубитого медведя.

– Кош, что с тобой? – подозрительно посмотрел на меня Пашка.

– А что со мной?

– Вялая какая-то. И злая.

Наконец-то и до него дошло. Напарник такой напарник. Мне даже покупатели желали хорошего дня и советовали не унывать, а он только заметил.

– Нормальная, – пожала я плечами.

– Да нет, не нормальная! – он ухватил меня за плечи и развернул к себе, вглядываясь в лицо. – Что случилось? Раньше ты прям пищала, когда я придумывал новую фишку для канала, и сама в ответ десять штук предлагала. Кошк, я бы без твоего огня это все один не вывез, серьезно.

– Не могу я больше, Паш, – честно призналась. – Просто не могу…

В глазах щипало, но я держалась, помня про идеальные стрелки.

Но он привлек меня к себе, погладил по голове и ласково спросил:

– Чем я могу помочь? Кто тебя обидел? Кого убить?

Вот тут я и сломалась.

Содрогаясь в рыданиях, я сползла на пол, села, привалившись к стойке, и подтянула к себе ноги. Пашка быстро оглянулся, высматривая покупателей, и тоже устроился рядышком, поглаживая меня по коленке.

И я рассказала все – и про Артема, и про совет Инночки, и про три неудачных свидания вчера и четвертое – совсем позорное. Без подробностей, но он и так все понял.

– Инночка на обратном пути меня все выспрашивала, как прошло. Обычно она не такая, ну я ее к стенке прижала, и оказалось, Лешик ей признался, что ожидал такого. У Тохи, оказывается, жена есть, на нее тоже не стоит, и он решил попробовать «свежего мяса», думал, дело в том, что она растолстела после родов. И он же сказал, что мы слишком недолго возились, если бы у него получилось, полчаса вряд ли бы хватило.

– Бррр… – поежился Пашка. – Не хотел бы, чтобы меня так обсуждали. «Да, маленький, но еще может удивить! – Чем удивить? – Может не встать!»

– Паш! – я фыркнула, тоже вспомнив этот мем. – Тебе всего двадцать пять. Что, уже не стоит?

– Стоит! – почему-то обиделся он. Даже отодвинулся и перестал терзать мою коленку. – Доказать?

– Еще тебя не хватало для полного счастья! – от души возмутилась я.

И расстегнутой ширинки прямо в кофейне, ага.

– Ну, а вдруг?! – запальчиво заявил он. – Вдруг я твой идеальный любовник, с которым ты забудешь про Артема?

– Ну тебя на фиг… – Я поднялась на ноги и пошла к раковине умываться. Пашка потащился следом. Встал вплотную, опершись на край стола, и смотрел, пока я не психанула: – Ну ты серьезно? Думаешь, если я чуть с тем мужиком не переспала, я уже такая шлюха, что тебе халява обломится?

– Я к тебе серьезно отношусь, – тут же снова надулся он. – Вот чего ты меня даже не рассматриваешь? Сколько таких случаев, когда твоя судьба ходит поблизости?

Он, кажется, и правда не шутил. Я выдохнула, запрокинув голову, вытерла пальцы салфетками и повернулась к нему:

– Ну окей, давай попробуем. Поцелуй меня.

До этой секунды он напряженно ждал моего ответа, как будто от этого зависело его будущее. Но не успел последний звук слов: «Поцелуй меня», – слететь с моих губ, как ими тут же завладел мой коллега и напарник.