– Вопрос в том, как вы вообще дали ему уйти? Не ты ли убеждал меня в том, что эта битва положит всему конец, что к концу дня Каратак будет или покойником, или пленником? Но похоже, вместо этого он продолжит портить нам жизнь. Ничего не изменилось. Император будет недоволен, и это еще мягко сказано. У вас обоих ведь в Риме семьи?

На самом деле это был не вопрос, а утверждение, и оба командира уставились на Нарцисса, не скрывая ненависти и ужаса.

– Что ты предлагаешь? – тихо спросил Веспасиан.

Нарцисс откинулся на стуле и сцепил длинные, изящные пальцы.

– Сегодня вы оба потерпели неудачу. Все имеет свою цену, и эта цена должна быть уплачена. Император ожидает этого, и я должен доложить ему, что вами предприняты соответствующие шаги. В противном случае плата будет взыскана в Риме. Так что на самом деле особо выбирать не приходится. Итак, почтеннейшие, на кого у нас ляжет позор? Кто виновен в том, что Каратак спасся?

Секретарь императора переводил взгляд с одного военачальника на другого и с бесстрастным лицом терпеливо дожидался ответа.

Наконец командующий пожал плечами:

– Это очевидно. Он бежал через брод, который должны были охранять. От этого зависел успех моего плана. – Плавт бросил взгляд на своего подчиненного. – Вина за случившееся лежит на Втором легионе.

Веспасиан поджал губы и выдержал недобрый взгляд начальника, но мысли его в это время метались в поисках подходящего ответа. Он понимал, что в сложившейся ситуации его репутация, карьера, а может быть, даже его жизнь и жизнь его близких находятся под угрозой. То же самое, разумеется, относилось и к командующему, однако Веспасиан был достаточно мудр и опытен, чтобы понимать: в данных обстоятельствах тот, кому принадлежит власть в Риме, предпочтет возложить вину на менее значимую фигуру. На роль виновника больше всего подходит человек, который, с одной стороны, занимает достаточно высокое положение, чтобы послужить примером для других, но при этом не слишком могуществен и влиятелен, чтобы с ним можно было расправиться без нежелательных политических последствий. Нужен кто-то вроде самого Веспасиана.

На какой-то миг он даже подумал о том, чтобы принять вину на себя, показав тем самым, что в чувстве гордости и собственного достоинства превосходит командующего, хоть у того и длиннющая родословная. Это доставило бы ему определенное удовлетворение. «Впрочем, – тут же подумал он, – весьма эгоистичное удовлетворение». В любом случае единственный результат такого самопожертвования – спасение репутации Плавта. Между тем Веспасиан считал, что в конечном итоге он сам может предложить Риму больше, чем престарелый, растерявший силы командующий. А потом легата осенило: какие бы соображения формально ни выдвигали на первый план, главное – это самосохранение. Так было всегда. И будь он проклят, если позволит кому-то из этих самодовольных аристократов затравить его псами ради собственного спасения. Веспасиан откашлялся, стараясь, чтобы ничто в голосе не выдало горечи или страха:

– Замечу, никто не предполагал, что неприятель вообще выйдет к этому броду. Этот план – план командующего, насколько я понимаю, – состоял в том, чтобы три легиона вместе со вспомогательными когортами неотступно преследовали Каратака и вынудили его приблизиться к одной из главных переправ, где мне предстояло дожидаться его с основными силами легиона. Третий брод никто серьезно не принимал в расчет, и предполагалось, что охранять его потребуется лишь для того, чтобы не дать уйти за реку немногочисленным беглецам, сумевшим ускользнуть после схватки у первых двух бродов. Никому и в голову не приходило, что Каратак ударит туда всеми своими силами.

– Незначительную вероятность тоже нельзя сбрасывать со счетов, – вставил Плавт. – Приказы были достаточно ясны. Твоим людям было предписано защитить переправы при любых обстоятельствах.

– Таковы были полученные приказы?

Веспасиан поднял брови.

– Уверен, там еще не то будет, – пробормотал Нарцисс. – Легат, правильно я понимаю, что, по твоему мнению, армия командующего двигалась недостаточно быстро для того, чтобы захлопнуть ловушку?

– Да.

Плавт сердито подался вперед:

– Проклятье, мы двигались со всей быстротой, на какую были способны. Нельзя же всерьез рассчитывать, что тяжелая пехота превзойдет по скорости ополчение варваров. И вообще, скорость наших войск тут не главное. Мы загнали противника в западню, и, если бы Второй легион исполнил свой долг надлежащим образом, наша ловушка сработала бы превосходно. Веспасиану следовало позаботиться о том, чтобы брод был должным образом защищен. Одной когорты для этого недостаточно, – по-моему, это каждому дураку ясно.

– Для выполнения задачи, которая на самом деле перед нами стояла, одной когорты было более чем достаточно, – отрезал Веспасиан.

На миг оба военачальника встретились взглядами: глаза сверкали в колеблющемся пламени ламп. Затем командующий откинулся на стуле и обратил взор на Нарцисса.

– Я не желаю, чтобы этот человек продолжал служить под моим началом. Он некомпетентен как командир легиона, а подобное пренебрежение субординацией и вовсе недопустимо. – Он снова повернулся к легату. – Веспасиан, я хочу, чтобы ты подал в отставку и убрался отсюда на первом же корабле, отплывающем в Галлию.

– Я не сомневаюсь, что именно этого ты хочешь, – холодно произнес Веспасиан, – ты ведь заинтересован в том, чтобы я убрался подальше и не имел возможности ответить на все те обвинения, которые ты на меня возводишь. Но ничего у тебя не выйдет. Я отказываюсь подавать в отставку и не собираюсь покидать вверенный мне легион, а все свои соображения изложу в рапорте.

Прежде чем Плавт успел ответить на эту дерзость, вмешался Нарцисс:

– Почтеннейшие, прошу вас, прекратите. Достаточно. Я уверен, вину нельзя полностью возложить ни на ту ни на другую сторону.

Оба военачальника гневно уставились на него, намереваясь возражать, но секретарь императора быстро поднял руку и, не дав себя прервать, продолжил:

– Каждый из вас настойчиво утверждает, что вина лежит на другом, и я опасаюсь, что такое упрямство при даче показаний в сенате может лишь повредить вам обоим. Однако мне кажется, есть лучшее решение: провести незамедлительное расследование и найти подходящего виновного, конечно, из числа командного состава, но не военачальника высокого ранга. Если вы оба без промедления установите виновного и подвергнете его суровой каре, то я уверен, что это удовлетворит всех, кто потребует наказать вас за вашу неудачу.

Последние слова заставили Плавта заметно вздрогнуть, но это не помешало командующему моментально уцепиться за брошенный ему и легату спасательный линь.

– Очень хорошо, – кивнул Плавт. – Соберем военный трибунал. Председательствовать будем мы с легатом. Надеюсь, Веспасиан, на это ты согласен?

– Так точно, командир.

– В таком случае к рассвету я подготовлю приказы. У всех, кто имеет отношение к делу, будут взяты показания. Если мы станем действовать быстро, все может разрешиться в течение нескольких дней. Это устроит императора?

– Устроит, – с улыбкой ответил Нарцисс. – Прошу мне поверить. Думаю, что теперь все получится к общему удовлетворению. Пусть никто из вас больше не портит себе сон, переживая из-за этой истории: вина за случившееся ляжет на другие плечи, туда, где раньше были головы виновных. – Грек издал саркастический смешок. – Проведите собственное расследование. Найдите подходящих людей, на которых можно будет возложить вину, и как только им предъявят обвинение, я смогу вернуться в Рим с докладом. Надеюсь, господа, мы пришли к соглашению?

Плавт кивнул, хотя чувствовал теперь горечь и досаду, причем на себя он злился даже больше, чем на собеседника. Веспасиан опустил голову, уставившись на стоящий на подносе графин, а потом тоже медленно кивнул.

Глава 14

Солдаты Второго легиона, укрывшись плащами, провели ночь под открытым небом. Спали беспробудно, ибо все смертельно вымотались, когда были вынуждены совершить форсированный марш, а потом еще и соорудить походный лагерь. Поскольку весь шанцевый инструмент остался в обозе, бойцам пришлось копать ров мечами и насыпать внутренний вал вручную. Снаружи лагерь обнесли грубым частоколом и с каждой стороны вала выставили часовых.

Легионеры Третьей когорты устали больше всех прочих, ибо на их долю, помимо нелегкой работы, выпало еще и жестокое сражение. Некоторые никак не могли заснуть и беспокойно ворочались, лежа на примятой траве. Одним не давали покоя засевшие в памяти страшные картины битвы, другие скорбели о друзьях, сраженных врагами у них на глазах. Катону же мешали спать не впечатления прошедшего дня, а опасения перед грядущим.

Бегство большей части противников фактически означало, что изнурительная военная кампания будет продолжена. Даже если Каратака не было среди спасшихся, кто-нибудь из его соратников непременно подвигнет уцелевших и дальше сопротивляться Риму, мстя за погибших товарищей. Не приходилось сомневаться, что крови прольется немало, и оставалось лишь гадать, сколько еще сможет впитать в себя земля, прежде чем сама превратится в кровавое месиво.

Этот пугающий образ заставил юношу грустно улыбнуться, повернуться на другой бок и поплотнее закутаться в плащ, пристроив голову на поножи.

Плохо, что некоторому числу врагов удалось бежать, но еще хуже, что когорта не справилась с порученным заданием. И произошло это по вине центуриона Максимия. Он не имел права отвлекать основные силы когорты и пускаться в погоню за маленькой шайкой дикарей, пусть даже они и разорили аванпост, зверски перебив гарнизон. Начальник обязан был вести когорту сразу к броду.

Сам Максимий прекрасно понимал, кому поставят в вину эту роковую ошибку, и перед отбоем, накануне неизбежного расследования созвал командиров, отвел подальше от солдат, чтобы те ничего не слышали, и начал совещание.

– Нам наверняка будут задавать вопросы о сегодняшних событиях, – начал он, пристально глядя на освещенные луной лица центурионов. – Я призываю всех вас держаться вместе, заодно. Я сам буду отвечать за всех и приму любую вину, которую легат захочет возложить на Третью когорту.

Выражение его лица было вполне искренним. Катон одновременно испытал облегчение от того, что обвинение минует лично его, и устыдился этого, сочувствуя командиру когорты, которого, очевидно, ожидало суровое наказание. С карьерой Максимия было покончено. Ему еще повезет, если он отделается разжалованием в рядовые легионеры. Но и в этом случае придется нелегко: он потеряет командирское жалованье и накопления и сможет рассчитывать лишь на солдатскую пенсию. Да и служить в новом качестве будет очень непросто. Максимий был суровым командиром, и все те, кто терпел от него наказания и затаил обиду, захотят жестоко посчитаться с ним теперь, когда он сравняется с ними в статусе.

– Мне очень жаль, что я довел вас до такого положения, – продолжил Максимий. – Вы хорошие командиры, и под началом у вас хорошие солдаты. Вы заслужили лучшего.

Повисло тягостное молчание. Наконец Феликс подался вперед и пожал командиру когорты руку.

– Для нас было честью служить под твоим началом, командир.

– Спасибо, дружище. Я знал, что могу рассчитывать на твою верность. Надеюсь, и на верность всех остальных, а?

Центурионы в один голос выразили согласие – все, кроме Макрона, который стоял с напряженным выражением лица и не издал ни звука. Однако если Максимий и заметил это, то не подал виду. Он пожал всем центурионам руки и пожелал спокойной ночи, не преминув напомнить:

– Не забудьте, я буду говорить от вашего имени.