– Я всегда делаю ресёрч. Первым делом. Разговариваю с людьми. Ищу информацию в Интернете. Пытаюсь узнать как можно больше о продукте.

– Перед питчем?

Слишком много усилий, они ведь не знают, получат заказ или нет. И если это так важно, то почему Лео пошел домой, а она нет.

– Перед любой работой. Нужно проникнуть в суть вещей. По крайней мере, я без этого не могу. Ресёрч необходим мне для творчества.

– Понимаю, – сказал Адам, хотя мало что понимал. Но он же не был представителем творческой профессии.

– Наверно, звучит странно.

– Судя по всему, ты знаешь, что делаешь.

– Правда? – с иронией спросила она.

Было понятно, что она имеет в виду «Стурехоф».

Он отмахнулся.

– Я имею в виду – в работе. Ты делаешь то, что считаешь правильным, не обращая внимания на других, полагаясь на свою интуицию.

Она внимательно посмотрела на него, и в груди у него защемило. В Лексии было что-то, что его обезоруживало, он заметил это еще при первой встрече. Беспомощность в ее глазах ранила ему сердце.

– Мог ли ты это вообразить? Что будешь работать с женским нижним бельем?

– Конечно, – с иронией ответил он. – Это было моей главной мечтой.

Девушка рассмеялась. Ему нравился ее смех, теплый и мелодичный, не девчачий и хихикающий, а искренний, искрящийся. Она кашлянула, потупилась и начала теребить клавиатуру. Он протянул руку и коснулся одной из ручек на столе. Вообще-то ему пора оставить ее в покое.

– Я иду за кофе, – произнес он вместо того, чтобы удалиться. Ему не хотелось расставаться с ней и нравилось слушать ее голос. Адаму хотелось вернуть ее доверие, которое возникло у девушки при первой встрече, когда она не знала, кто он. Поразительно, ему никогда раньше не хотелось узнать своих подчиненных поближе. – Тебе принести? Или, может, все-таки пойдешь домой? – Под глазами у нее залегли тени. Может, ему стоит приказать ей пойти домой. Но ему не хотелось разрушить хрупкое перемирие, возникшее между ними.

Девушка улыбнулась и выпрямила спину. От этого грудь подалась вперед, и его взгляд невольно упал на полные груди, натянувшие ткань. Адам поспешно отвел взгляд. Молодая женщина только что критиковала сексизм, а он пялится на ее грудь. Как неловко.

– Я с удовольствием выпью кофе.

Она пошла с ним в кухню. Ее волосы коснулись его плеча, и Адам весь напрягся. Он потянулся за коробкой с капсулами, чтобы занять руки и не выдать своего волнения.

– Так чем ты сегодня был занят?

– Какой кофе ты будешь?

Спросили они одновременно.

Лексия снова засмеялась:

– Обычный кофе.

– Деловые встречи.

Снова одновременно ответили они.

– О’кей, – сказала она и замолкла.

Адам включил кофемашину. Они смотрели, как она журчит и фыркает. Закончив, Адам достал чашку и протянул ей. Лексия протянула руку, и их пальцы встретились. Она тут же смущенно отдернула руку.

– Сначала ты, – сказала она.

– Эта была для тебя, – сказал он и подумал, что они ведут себя как идиоты. Что такого в том, что он коснулся ее руки? Люди все время друг друга касаются. Это не значит ничего особенного. Но тепло ее пальцев осталось у него на коже.

– Спасибо.

Адам пригубил свой кофе.

Она держала чашку обеими руками.

– То, о чем мы говорили раньше. О том, как тяжело быть женщиной. Для меня это действительно личное, – медленно произнесла она.

Он оперся на стойку и молчал.

Девушка выпила кофе.

– Все началось, когда школьная медсестра нас взвешивала. Одна за другой мы вставали на весы на глазах у всех остальных. Я весила больше всех. И одна девочка в классе не могла мне этого простить. Она была популярной, другие дети следовали ее примеру. Они дразнили меня и, разумеется, думали, что это забавно, но меня эти шутки глубоко ранили.

– Понимаю.

Адам представил эти мучительные сцены.

– Это не был моббинг, но меня дразнили и подкалывали. Та девочка просто не выносила сам факт моего существования. Дети бывают очень жестокими.

– Да, – подтвердил он, зная об этом не понаслышке. Дети жестоки, когда им это позволяют. Кто-то взрослеет, кто-то и дальше мучает слабых.

– Эти годы сказываются на формировании личности. Я знаю, что мне не стоит переживать из-за этого, но легче сказать, чем сделать. И этот питч будит много чувств и мыслей. О теле. О стандартах красоты. О ненависти и розни.

– Сложно освободиться от детских страхов и абстрагироваться от социального контекста.

– Вот именно. Когда обычная женщина обнажается, на нее тут же обрушивается шквал комментариев о том, что она жирная, уродливая, мерзкая. Чуть полноватая женщина в социальных сетях получает столько критики, что невозможно представить. А если полная женщина выкладывает свое фото и не просит прощения за лишний вес? Если она борется за свое право быть такой, как все, – Лексия покачала головой, – если верить комментариям, ей не стоит жить.

– Но разве это не относится и к мужчинам тоже? – удивился Адам.

Он вырос в мужской среде и никогда не думал о лишнем весе и ни с кем не обсуждал эти темы.

– Не в такой степени. Ненависть к женщинам сильнее. Женщин оценивают по внешнему виду. Это прочно вбито нам в головы. Ненавидеть себя за то, что не вписываешься в рамки. Худеть. Подстраиваться.

Она умолкла, погрузившись в свои мысли.

– Лексия? В чем дело?

– Однажды меня унизили в социальных сетях. В Инстаграме.

По ее лицу он понял, что это серьезно.

– Что случилось?

– Пару лет назад одна девушка выложила мое фото сзади, на котором видно было только бедра и пятую точку. Это было не лучшее мое фото. Меня недавно бросил парень, я была расстроена и попросила ее удалить фото.

– Но она этого не сделала?

– Нет. Вместо этого попросила подписчиков высказать свое мнение о фото. Комментарии посыпались градом. Люди были очень жестоки.

– И что они писали?

– Они писали, что девушка на фото жирная, уродливая, вульгарная, плохо одетая, тупая. И ставили тэги, приглашая других вступить в дискуссию. – Лексия отвела взгляд. – Ух, я пыталась забыть об этом ужасном происшествии, но это нелегко. Мне тогда было очень плохо.

– Но это же ужасно!

Адаму внезапно захотелось надавать тумаков всем, кто над ней издевался.

– Ужасно. Но когда я пыталась с ней это обсудить, то услышала в ответ, что это шутка, что я не понимаю шуток. Что можно ответить на это?

– Но фото она по крайней мере удалила?

– Нет. Оно по-прежнему там, насколько мне известно. Все это вызывает у меня бурю эмоций. Знаешь, у какого количества людей индустрия готового платья сформировала комплексы?

– Ну… все это для меня в новинку.

Вид у нее был уже не такой грустный, и это его радовало.

– Когда начали массово выпускать одежду стандартных размеров. И женщины стали думать, что проблема в них, потому что одежда им не подходила. Но проблема была в одежде. Полное безумие.

– Действительно.

Его тронула страстность, с которой она все это рассказывала.

– Для меня это больная тема, ты же знаешь, – сказала Лексия и покраснела.

Это прозвучало так, словно Адам должен был знать, о чем она говорит.

– Прости, что ты сказала? – спросил он, вырываясь из воспоминаний о поцелуе в «Стурехофе».

– Что я вешу слишком много.

Он инстинктивно обвел взглядом пышную грудь, соблазнительные бедра, все достоинства Лексии Викандер и с трудом вспомнил, что она уже говорила что-то подобное в баре. Но это звучало настолько абсурдно, что он не стал воспринимать это всерьез. Адам понятия не имел, что на это сказать. Как ее начальник, он не мог сказать, что она чертовски горяча и что он восхищается ее фигурой. Это было бы непрофессионально. И пауза затянулась.

– Я не знаю, что сказать, – честно признался он.

Лексия склонила голову и какое-то время молчала.

– Мне надо закончить работу. Спасибо за кофе, – нейтральным тоном произнесла она.

– И тебе спасибо, – ответил Адам. Ему хотелось добавить еще что-то о том, что он ценит ее доверие, что те, кто над ней издевался, настоящие идиоты. Что она само совершенство. Верх совершенства.

– Я редко об этом говорю, – добавила она, вся еще красная от смущения.

– Жозефина Ужасная… – произнес Адам, которого внезапно осенило.

– Что?

– Одна из тех, кто дразнил тебя в школе, не так ли?

Лексия закусила губу. Вид у нее был озадаченный.

– Ты это запомнил?

– Ага.

Адам помнил все, что произошло в тот вечер. Его взгляд остановился на ее губах. И некоторые вещи он помнил отчетливее других.

– Мне не стоило этого говорить. Если бы я знала, кто ты такой на самом деле, то держала бы язык за зубами.

– Прости, – извинился он, хотя и не считал себя виноватым. Если бы Лексия знала, кто он, она бы его не поцеловала.

– Жозефина замужем за Лео.

– Да, я догадался.

– Это было непрофессионально с моей стороны. Я прошу за это прощения. И за то, что слишком много наговорила сегодня. Извини.

– Лексия, я твой начальник, мне ты можешь все рассказать, – сморозил глупость Адам. Это прозвучало так, словно в его рабочие обязанности входит вызывать у нее доверие.

Лексия моргнула.

– Я хотел сказать, что я всегда готов тебя выслушать, – добавил он, но это снова вышло неловко. Раньше с Адамом такого не случалось. Он общался с женщинами абсолютно спокойно. Видимо, это все стресс. Голова медленно соображает.

– Конечно.

Лексия допила кофе, поставила чашку в мойку и робко промолвила:

– Я пошла.

– Хорошо.

Она вышла из кухни и вернулась к компьютеру. Адам тоже вернулся в кабинет и сидел там, пока Лексия не погасила лампу и не надела пальто.

– Увидимся завтра, – крикнула она на прощание перед тем, как выйти. Обычное проявление вежливости, ничего особенного, но все равно, вернувшись домой, Адам долго не мог заснуть. Он лежал и думал обо всем, о чем они говорили, о том, как вкусно от нее пахло, и о том, какое желание ему пришлось подавлять. Желание прижаться к ее нежным губам в поцелуе.

– 11 —

Лексия

– Такси приехало, – крикнула Лексия, повязывая шарф, одолженный (без разрешения) утром у Сири. У Сири был более смелый и дерзкий стиль, и сегодня Лексии тоже захотелось стать такой. Вот почему она «одолжила» шарф. Яркие цвета Лексии шли. Они подчеркивали цвет глаз и контрастировали с белой кожей. Высокий каблук, черное платье, скрывающее живот и подчеркивающее грудь, и изрядная доза уверенности в себе.

К ней подошел Лео. Небритый, растрепанный. Запустил руку в кудри и застыл в таком положении. Он часто принимал эту позу, наверно, считал, что она придает ему интеллектуальный вид. Она давно подозревала, что Лео считал, что его место в Голливуде среди знаменитых кинорежиссеров, а не во второразрядном рекламном агентстве в Швеции. Он поработал над питчем спустя рукава. С одной стороны, это раздражало, с другой – дало Лексии возможность продвинуть собственные идеи. Но как ему не стыдно выезжать за счет других людей?

– В чем дело? – спросил он раздраженно, поймав ее взгляд.

– Я подумала, что для следующей рекламы шампуня мы пригласим тебя.

– Хорошо, что хоть один из нас годится для таких целей.

– Ну, разумеется, в нашей паре ты – внешность, а я – мозги, – отшутилась Лексия.