А ничего. Мази у него в тюбике достаточно. А потом он просто заменит тюбик на новый. Взятый в аптеке посёл… Колин оборвал себя на этой мысли. Нету, скорее всего, ни посёлка, ни аптеки! Ударная волна наверняка сравняла все дома их поселения с землёй! И даже пробовать сходить посмотреть – страшно!

Ну, ничего: где-то же сохранились другие посёлки и города? Там наверняка остались и аптеки. Вот только добраться туда…

Сейчас проблематично.

Значит, пока придётся обходиться тем, что есть.

Обматывая ногу бинтом, он как раз об этом и думал: что ходить ему не нужно хотя бы три-четыре дня. Чтоб раны зарубцевались. Ну, или затянулись. И перестали кровоточить. Да и больно! Впрочем, плевать: главное – они живы!

А вылезать на поверхность всё равно ближайшие двое суток нельзя!

Радиация!

Когда вернулся под кровать, Сарочка уже не рыдала, а только часто и прерывисто дышала: похоже, кончились у неё слёзы… Вот: кстати!

У них нет ни одной бутылки с водой!

А взять её сейчас – точно негде. Значит, придётся найти воду здесь.

Колин усмехнулся. Усмешка вышла кривой: почти как у какого-нибудь злодея из вестерна. Вот только снимать его на камеру – некому. И он – не киногерой. Он простой мальчик. Которому через три месяца исполнится девять. Если, понятное дело, он выживет.

Вот и нужно стараться, и делать всё возможное, чтоб они с сестрой – выжили.

Так. Вода. Он не слишком беспокоился по этому поводу: в любом насосе, там, в полуподвале, этой самой воды – хоть купайся! И она наверняка достаточно чистая: из горных же ручьёв и маленькой речки! А вот подводящий канал наверняка засыпан, и осушен. Следовательно, ему нужно попробовать отыскать краник в каком-нибудь насосе!

– Сарочка! Давай-ка, перебирайся наверх. На матрац. А то простудишься, если будешь долго лежать на голом бетонном полу! А я пойду попробую достать нам попить!

На то, чтоб заставить сестру перебраться наверх, ушло какое-то время. Но в конце-концов на его уговоры и подталкивания она отреагировала. Колин подумал, что сейчас самое лучшее было бы, если б она поспала. Но для этого вначале она (Да и он!) должна попить. И поесть.

Но перед этим…

Он уже перетащил и рюкзак и сумку в их каморку, и сейчас достал свою зимнюю, длинную, куртку. Накрыл сестру:

– Лежи!

А сам он в это время…

Что ж. Вперёд, к насосам!

Как говаривали пираты корабля, получившего пробоину.

Краник на ближайшем же насосе оказался под его «днищем» – явно для полного спуска воды из агрегата. Открылся легко. И выпустил в подставленную Колином чашку струю воды. На вид чистой. Но тут уж не до тонкостей: вряд ли им в ближайшие пятьдесят лет стоит рассчитывать на хлорированную водопроводную воду. Значит, нужно приучиться к обычной. Речной. Озёрной. Да любой!

Колин вернулся с чашкой к сестре:

– Сарочка! Нужно попить! Давай, маленькая!

Сарочка не стала возражать или упираться: похоже, долгий подъём по лестнице утомил и обезводил и её! Хотя когда Колин щупал её пижамку, не заметил, чтоб та была вот прямо – пропотевшей насквозь… Но сейчас, убедившись, что сестра напилась, и он сам тоже больше не страдает от жажды, Колин переодел сестру. В сухую майку, и спортивное трико. Переодел и носки – на тёплые. Подумав, надел на неё и кроссовки, и шапочку, и лёгкую курточку:

– Сарочка! Тут довольно прохладно. Подвал, всё-таки. А, думаю, будет ещё холодней. А ночью – так и вообще будет холодно! А печки у нас нет. Так что сиди так. Ноги только накрой моей курткой. А я пока открою банку с консервами.

Так, где тут его консервный гож?..

Тушёнку, вылив остатки воды из чашки, он вывалил прямо в чашку. Ложки.

Нет, ложка: сестрёнку всё равно пришлось кормить ему. Ну вот не хотела она брать ложку, и есть холодное мясо. Колин и сам пока не слишком проголодался. Ну, или это шок от пережитого и боль в ноге лишила его аппетита. Но чтоб были силы, и нормально шло выздоровление, есть – нужно!

Так что помучившись с полчаса с кормёжкой, он доел остатки трёхсотграммовой банки. Не слишком вкусно в холодном виде, конечно. Зато – очень питательно! Мясо же!

Ну вот. Порядок. Пустую банку он просто выкинул в дальний конец полуподвала: им не нужно следить за «чистотой» помещения, а тем более – заниматься уборкой! А через три-четыре дня они отсюда свалят к такой-то матери. И поищут что-нибудь более… Удобное и уютное. И тёплое – его пробирала дрожь. То ли от действительно – холода полуподвала, то ли – от нервов.

А пока полуподвал вполне подойдёт как угол, где можно переждать, пока радиационный фон не вернётся к приемлемым величинам. Да и жить «на матраце» – вполне можно. Даже мягко. И, само-собой, теплее, чем на бетонном полу!

После того, как они с сестрой поели, и справили в дальнем углу полуподвала нужду, Колин подумал, что первое, что нужно поискать в тех городах или посёлках, куда они дойдут – туалетную бумагу. И только если не найдётся – привыкать к чему-нибудь другому. А то изнежены «цивилизацией» их задницы. А им теперь предстоит жизнь – словно у пещерных людей. Машин точно не останется! Как и супермаркетов. Ну, вернее – их зданий. И всего того, что там будет в железной упаковке…

Тварюшки скорее всего успели-таки разлететься на безопасное – для них! – расстояние!

Но это он узнает очень скоро. Потому что насосы – они из металла! Как и электродвигатели. А такие «заметные» для их сверхчувствительных детекторов цели мошки наверняка обнаружат быстро. Вот, кстати!

Нужно провести ревизию: что из их оборудования и вещей может быть съедено?

В первую очередь, конечно – консервные банки! Они – из жести!

Значит, нужно съесть продукты, которые он захватил – побыстрее. Пусть и придётся есть через «не хочу». Потому что до уцелевших посёлков и городов нужно ещё дойти! А для этого нужны – силы! Ну, и зажившая нога. А ещё хорошо бы всё же переждать радиацию… То есть – так и так нужно сидеть здесь, внутри!

Колин убедился, что лежащая на матраце, свернувшаяся комочком сестрёнка не мёрзнет. Подлез к ней со стороны спины и сам. Накрыл себя сзади своей курткой.

Вой ветра практически стих, и теперь снаружи царила мертвящая тишина.

Но Колин не опасался нападения: ни со стороны диких животных, ни мародёров. Не осталось тут, в окрестностях их «бункера» никого! Значит, можно попытаться поспать!

Ну, или хотя бы расслабиться и отдохнуть. Они и правда – очень устали и перенервничали, пока выбирались…

– Спи, Сарочка, спи. После обеда лучше всего – поспать!

Сарочка вдруг встрепенулась. Быстро развернулась к нему. Огромные испуганные глаза впились в его лицо:

– Колин! А что с мамой и папой?! Когда они за нами придут?!

Колин проглотил волосатый липкий комок, застрявший в горле. Подумал, что самое время «солгать во спасение». Но утешающие слова почему-то не шли. Он сказал:

– Мама и папа не придут. Они умерли. И все остальные люди там, в Убежище – тоже умерли. И мы теперь – сами по себе. Поэтому мы должны держаться вместе. И ты должна теперь слушаться меня. Так сказал папа!

Как ни странно, Сарочка не стала биться в истерике, и рыдать, как она делала, когда чего-то хотела, или ей было больно. Вместо этого она прижалась к груди Колина сильнее, и всхлипнула:

– Я знаю, что мамочки больше нет. И папы. Я… почуяла. Ещё тогда, когда ты пошёл к ним в комнату. Они ведь ещё тогда умерли?

– Да. Их отравили газом. Который запустили в Убежище злые дяди из Пентагона. И бомбу на Убежище тоже сбросили они. И мы теперь должны выжить, вырасти, и отомстить им! За маму и папу! Да и за всех наших друзей и близких.

– Да. Я согласна отомстить. Но ведь мы – маленькие дети. Нам надо вырасти!

– Да, Сарочка. Нам надо вырасти. – Колин закусил губы. На глаза снова навернулись слёзы. Но он не позволил рыданиям прорваться в голос, – А для этого нам нужно три-четыре дня оставаться здесь. Чтоб нас не убила остаточная радиация!

– А что такое – оста… э-э… чная радиация?

– Не знаю, Сарочка, – он отвечал честно, поскольку и правда – имел очень смутное представление, о том, что это такое, и чем конкретно опасна, – Но только говорят, что от неё умирает куда больше людей, чем от самого взрыва! И убивает она медленно и мучительно – хуже ядов каких, или болезней! Так что будем сидеть здесь. Пока она не рассосётся. И пока не кончатся наши продукты.

А вода здесь есть! В насосах.

Он не стал говорить, что время их пребывания здесь, скорее всего, ограничено не едой и водой, а – мошками. Которые могут съесть и насосы, и консервные банки. И тогда консервы испортятся. О!

Он же может найти какой-нибудь кусок, скажем, полиэтилена, и подложить под банки! Тогда даже если корпуса съедят, продукты – останутся! И будут хотя бы – чистыми. А не вывалявшимися в грязи.

Но это не горит.

Пока что им действительно лучше – поспать.

– Ладно, малышка, как-нибудь прорвёмся. А пока давай отдыхать! А то мы сегодня очень много ходили. И не спали полночи. Отдыхай!

– Да, Колин. Будем «спать после обеда». А что у нас на ужин?

– Мясо. Консервированное. И вода. Сырая.

– Ну, ничего. Как-нибудь «прорвёмся»!

– Да. Должны.

И хотя он и старался говорить спокойно и уверенно, совсем как папа, но вот чего он не ощущал – так это как раз – уверенности…

10. Ожидание

Проснулись уже в сумерках.

А, вернее – в уже почти полной темноте. Колин догадался, что так темно оттого, что ещё не рассеялась гигантская туча над тем местом, где взорвали бомбу. И пыль и испарившаяся вода так и летают в воздухе, закрывая от них даже тусклый свет захода, медленно оседая, и покрывая всё вокруг той самой радиацией…

Нога не то, чтоб сильно досаждала ему, но ныла и словно бы стала горячей – это прощупывалось даже сквозь бинты. Сарочка заворочалась – значит, вот-вот проснётся.

Пришлось заняться насущными проблемами: пошарив в любимом рюкзаке, поставленном в головах матраца, он достал свечки и спички. Пока шарил, сестра, разумеется, проснулась. Глаза Сарочки, в которых колеблющееся и мерцающее пламя отражалось как-то странно, уже были сухими: кончился, стало быть, «слезливый» период.

Колин, думая, не слишком ли сильными оказались переживания последних часов, попробовал заговорить с сестрёнкой:

– Сарочка! Что открыть нам на ужин? Снова говядину? Или свинину? А может, рыбу?

Сарочка, невидящим взглядом смотрящая на пламя, моргнула. Повернула голову к нему:

– Мне всё равно. Открывай, что хочешь.

Плохой признак. Если его всегда резвая и капризная в плане еды сестра ничего не хочет, это говорит о том, что потеряла она и резвость, и интерес к происходящему. А, может, и к жизни. А этого нельзя допускать.

Открывая банку с беконом, Колин думал, чем бы вывести сестру из ступора.

Придётся рассказать её сказку. А какую? Хм-м… Ну, наверное, такую, чтоб вселяла оптимизм. И желание жить! А вот тут – два раза «хм-м»! Он и сам не слишком оптимистично настроен сейчас. Но ради сестры постараться надо!

Отковыривая небольшие кусочки мяса, и привычно кормя сестру с ложки, он решился:

– Знаешь, Сарочка, жил-был в старые-стародавние времена один король. И долго у них с женой не было детей. Но потом вдруг родилась у них дочка! И такая она была хорошенькая, беленькая, и весёлая, что назвали они её Белоснежкой! Но после родов королева заболела, и умерла! И остался король один. И чтобы было кому воспитывать его дочь, решил он жениться во второй раз. А новая жена ему попалась красивая. Но очень хитрая и коварная! И очень любящая… Только себя! И вместо того, чтоб воспитывать падчерицу, она только и занималась, что своей внешностью! И постоянно гляделась в своё волшебное зеркальце!