Теперь я хочу, чтобы все произошедшее со мной не превратилось в абстрактное воспоминание, дымка от которого периодически заволакивает мои мысли, придавая им конформистский импульс. Я хочу, как умел это раньше, мыслить прицельно и четко. И я собираюсь упорядочить все детали произошедшего и изложить свою историю точно так, как она произошла в реальной жизни (мои недавние противники уже пытались и еще могут попытаться представить ее в карикатурном виде). Для этого мне потребуется постоянно вспоминать и анализировать свой опыт, а это, мягко говоря, не совсем то, что мне советует сделать психоаналитик. Но я убежден, что, только завершив эту задачу, процедив каждую пагубную мелочь через сито беспристрастного анализа, я сделаю шаг к полному восстановлению. До сегодняшнего дня мои решения, как правило, оказывались верными, хотя зачастую их последствия и не приносили мне радости. Увидим, прав ли я в этот раз.

Ниже – мой рассказ. Приступая к работе над ним, я начал с того, что тщательно собрал всю фактуру: события, их последовательность, мои ожидания и конечный результат. Получилось нечто похожее на служебную записку, не лишенную смысла, но обезличенную, написанную шаблонным языком. Это не соответствовало моей цели. Перефразируя Льва Толстого, можно сказать, что все корпоративные работники счастливы одинаково, а несчастливы – по-разному^[3]. И описание этой моей личной трагедии невозможно без упоминания об эмоциях и переживаниях. По этой причине я не церемонился с самим собой, постаравшись рассказать все именно так, как это было в действительности. Если я испытывал страх – так и писал, если малодушничал – не стеснялся признаться в этом, если делал ошибки – отмечал их. «Если играешь – играй с открытыми картами», – сказал мне один из моих руководителей в консалтинге. Я так и играю. Скрывать мне нечего.

Бесконечные тысячи людей работают в компаниях, больших и маленьких. Сколько человек осознанно позволяют этим компаниям нарушать свои права? А сколько работников даже не знают, что их права нарушают? Такие опросы не проводят, обиженных не считают. Обиженных не любят, в компаниях их всех без разбора считают «конфликтными». Но что значит конфликтный? Это относительно новое, очень удобное в корпоративном мире слово, эвфемизм, который в различных контекстах может означать «отстаивающий свои права», «очерчивающий свои личные границы», «не дающий безнаказанно себя обидеть», «не готовый терпеть оскорбления и надругательства» и пр. Иногда слово «конфликтный» может означать «склонный к конфликтам и любящий их» (прошу прощения за вынужденное рекуррентное определение термина). Должен заметить, что за всю свою сознательную жизнь я не встречал конфликтных в этом смысле людей: стремление человека не дать себя в обиду я никак не мог толковать как «желание создать конфликт»; людей же, пытавшихся, что называется, «прожать» меня в разных обстоятельствах, я определял как «жестких», «имеющих чрезмерно высокие требования к другим» или даже «мошенников» (привет автоподставам). Если считать конфликтом «предельное обострение противоречий двух сторон», то я не знаю примеров, когда кто-либо сознательно стремился бы к этому.

Я горжусь тем, что в корпоративной и личной жизни некоторые считают меня «конфликтным». Это означает, что я не унижаюсь за подачки и настолько верю в свой интеллектуально-аналитический аппарат, что готов отстаивать результат его деятельности – свое личное мнение. Если вы попали в тяжелую ситуацию на работе и вас назвали «конфликтным» – я жму вам руку. Вы не один такой, но, безусловно, вы в меньшинстве.

Пусть моя история станет напоминанием о том, что сопротивляться силам, возведенным современным экономическим укладом в абсолют, – коммерческим фирмам – можно и нужно. Размер и история фирмы не имеют значения – мне, например, пришлось сопротивляться транснациональной гидре. Я надеюсь, что вы найдете в моей истории практические советы (как действовать в определенных ситуациях, когда на вас оказывается давление), а также эмоционально откликнетесь на нее. Возможно, личная составляющая здесь даже важнее, чем прикладная: в течение всего времени, пока я вел борьбу с представителями той мощнейшей фирмы, мне очень не хватало человека, способного провести меня за руку через минное поле или хотя бы объяснить, каким образом можно через все это пройти. К счастью, мои друзья были рядом и не дали мне сойти с ума, когда психологическое давление достигало пика. Повторюсь: в нашем обществе не принято отстаивать свои права, почти никто этого не делает, а если какие-то попытки и предпринимаются – о них молчат. Надеюсь, что, прочитав эту историю, вы снизите градус давления на вас, почерпнете мотивацию не опускать руки и повысите свои шансы на успешное завершение схватки.

Пусть так и будет.

Практические рекомендации

• Не стоит чисто формально относиться к задачам, возникающим в ходе работы, и выполнять свои обязанности «от сих до сих». Нужно четко определить зоны своей ответственности и обозначить их границы: любое нарушение этих границ должно быть обусловлено объективной необходимостью; ваши коллеги не должны относиться к такому нарушению как к чему-то повседневному и само собой разумеющемуся. Если же подобные действия сопровождаются грубостью и хамством, то вы должны сразу же пресекать это.

• Вежливо, но твердо сообщите противной стороне, что подобный стиль общения с вами недопустим. Помните, что вы обладаете множеством прав, прописанных в Конституции и в Трудовом кодексе РФ. И тот факт, что вы знаете о своих правах, не может никого оскорблять или обижать. Не бойтесь напоминать противной стороне о том, что ваши права не должны нарушаться, если вы чувствуете, что такое нарушение вот-вот произойдет.

• Не используйте ваши права и знание о них как инструмент давления на других людей, чтобы нарушить их права (о которых они, возможно, даже не знают).

Глава 2
Встречают по одежке, а провожают по расторжении договора

Я работал в крупной международной компании немногим менее года. В соглашении о расторжении трудового договора, подписанном мною при увольнении, содержится пункт три-точка-один, утверждающий, что в течение трех лет с момента подписания настоящего соглашения я не имею права разглашать так называемую конфиденциальную информацию, которая, в свою очередь, определяется как «любые сведения, составляющие коммерческую тайну, результаты маркетинговых и иных исследований, информацию по отдельным договорам, планам производств, продукции, услугам, клиентам, рынкам распространения продукции, программному и техническому обеспечению, о финансах и сбыте», прочее-прочее-прочее, «а также другую деловую информацию, переданную работодателем работнику в течение периода найма последнего».

Как много слов, как витиевато сформулирована фраза «другая деловая информация», призванная закрыть фантомный пробел в утомительном перечислении типов сведений. Ну что же, ответственно заявляю, что ничего из вышеперечисленного разглашать не намерен. Для освещения моей истории этого не требуется. Я буду описывать лишь процесс урегулирования вопросов трудового характера и свои собственные переживания и мысли, которые, насколько мне известно, не были мне переданы работодателем и не являются его собственностью. Хотя после совершенно лживой риторики некоторых лиц, упомянутых ниже, ни в чем нельзя быть уверенным.

В соответствии с пунктом три-точка-четыре соглашения о расторжении трудового договора «работник признает, что он не имеет к работодателю никаких имущественных и / или неимущественных претензий…». Такой пункт является стандартным в составлении типовых соглашений о прекращении взаимоотношений между сторонами, но это не мешает ему быть смешным при всей своей простоте. Подумайте, компания же не подписывается ни под одним подобным обязательством, а это значит, что менеджмент при желании может в будущем предъявить вам как работнику любые претензии. Отдельно стоит отметить следующее: если работник выражает претензии работодателю, то почти всегда это не отражается на конкретных людях – представителях компании. Если же компания, представляемая конкретными людьми, выражает претензии работнику, то это скажется на нем не только как на сотруднике фирмы, но и как на обычном человеке, и повлияет на всю его жизнь. И если вы не Джефф Безос, то с вероятностью, близкой к единице, ресурсы компании, которая она способна направить на предъявление вам претензий, значительно превысят ваши собственные ресурсы для защиты. Крепостное право в России отменили некоторое время назад, но, похоже, не все об этом знают.

Еще один забавный пункт соглашения о расторжении трудового договора, три-точка-пять, гласит: «…работник не вправе неуважительно или пренебрежительно высказываться в адрес работодателя или его аффилированных должностных лиц, акционеров или работников». Забавным я его считаю потому, что, очевидно, его цель – сохранять имя компании незапятнанным, но по формулировке, в которой сквозит обычная трусость, видно, что в ряде случаев работники обладают достоверными фактами, разглашение которых может нанести урон репутации работодателя; компания же занимается крючкотворством, чтобы защитить себя, заставляя часто безвольных и наивных сотрудников подписывать документы, напичканные умозрительными дефинициями. Все это может делаться вместо того, чтобы реально решать проблемы, наносящие урон репутации этой фирмы. Мне, например, наплевать, что кто-то может сказать про меня: я достаточно уверен в себе как в профессионале и личности, чтобы не бояться, что мой знакомый, услышав нелицеприятные заявления в мой адрес, изменит свое мнение обо мне. В мире корпораций, видимо, иные правила, компании склонны «думать» иначе.

Итак, имеем промежуточный итог: разглашать конфиденциальные данные здесь и ниже не планирую, позволять себе делать неуважительные высказывания в адрес компании не собираюсь, претензий к компании не имею, и вообще вся эта история вымышленная, как мы помним. Я, кстати, действительно считаю компанию отличной платформой для работы и развития, однако в ней работают не роботы, а люди (пока…), а человеческий фактор надо учитывать (урок для меня). Надеюсь, мощи корпорации хватит, чтобы перемолоть все текущие трудности и продолжать изменять мир к лучшему. Такие возможности у нее есть.

Важный момент: когда мне дали на ознакомление соглашение о расторжении трудового договора, я счел, что моя война завершена. Это было моей ошибкой, но, к счастью, не повлекло негативных последствий, потому что к тому времени я уже взял в привычку подстраховывать каждый свой шаг. Со мной продолжали обращаться по-скотски, используя такое поведение как инструмент оказания на меня давления. Эйчар^[4] вызвала меня в переговорную комнату и буквально швырнула документ, ледяным голосом заявив, что его надо подписать. Я ответил, что мне необходимо время на ознакомление, – эйчар выделила мне десять минут на шестистраничный документ, написанный на русском и английском языках. Мне было сообщено о важности этой процедуры, а также о том, что я трачу чужое время. Также прозвучала прекрасная по своей смысловой глубине фраза «здесь и так все понятно».

Казалось бы, я уже столько раз подвергался давлению, терпел оскорбления и хамство и знал, что именно и каким голосом отвечать. Но несмотря на все это, я испытал мощный порыв подписать все, не читая, и убежать из кабинета. Конечно, я не позволил себе роскоши так поступить, хотя, возможно, для моей нервной системы это было бы лучше всего.

Я потратил на работу с документом столько времени, сколько мне и моему юристу потребовалось для полноценного анализа. Я находился в отдельной переговорной комнате, несмотря на требования эйчар ознакомиться с документом в ее присутствии (я вежливо сообщил ей, что этот документ крайне важен для меня, поэтому я должен вдумчиво его изучить, что смогу сделать только в полном одиночестве). После этого вышел из кабинета, спокойно сделал необходимые фотографии текста, переслал их своему юристу и, не сказать, что медленно, но уж точно не впопыхах, изучил документ. Затем мы созвонились с юристом, все обсудили и отметили отдельные блоки, потратив на все это чуть меньше часа.