– Вот, махни! – произношу я, всовывая посудину ему в руку. Уилл уже развалился на ковре.

Стою над ним, глядя, как он опрокидывает содержимое чашки себе в рот, но не могу сдержать возбужденного трепета. Все идет по плану. Наркотик скоро подействует. Уилл полностью у меня в руках. Он с дурацким видом улыбается мне непослушными губами.

– М-может, тоже присядешь?

– Погоди, сначала мне надо попудрить носик.

Оставляю его там, направляясь в туалет с ванной, примыкающий к спальне. На самом деле в туалет мне пока не надо, но я приглаживаю волосы, стряхиваю со щеки прилипшую ресничку и поддергиваю платье повыше. Заглядываю под бант на руке – посмотреть на смарт-часы. Чтобы подействовал рогипнол, потребуется пара минут.

Присаживаюсь рядом с Уиллом и изучающе смотрю на него. Глаза у него уже стеклянные, физиономия так и пылает, нижняя губа блестит от слюны. Он сидит слишком близко ко мне. На кофейном столике какой-то иллюстрированный альбом про всякие пещеры и разломы, а прямо на нем то ли чашка, то ли пепельница из распиленной пополам агатовой жеоды^[42]. Подхватываю ее, разглядывая слои ярко-голубых кристаллов, зародившихся где-то в самой толще земли.

– Где твой телефон? – спрашиваю я. – Может, сделаем селфи?

Он кривится.

– Нету телефона. Уронил, пришлось отдать в ремонт. – Кладет мне руку на колено, крепко сжимает. – А ты классная, тебе это когда-нибудь говорили?

Медленно моргает.

Кладу свою руку поверх его лапы. Замечаю, что подсунутое мной пойло он не допил. Приложился основательно, но все равно кое-что осталось. Уилл тянется ко мне губами для поцелуя, открыв рот. Легонько отталкиваю его двумя пальцами в лоб.

– Не так быстро! – Этот толчок, пусть даже всего двумя пальцами, производит магический эффект. Если б он захотел, если б был трезв, то даже и не пошелохнулся бы. – Давай для начала поболтаем.

– Поболтаем?

Он ухитряется натурально прошепелявить это слово, хотя в нем нет ни одной буквы «с». Отшатывается назад, упершись в пол локтями и едва не пролив намешанную мною бурду, которую я успеваю спасти.

– Просто хочу задать тебе несколько вопросов, – говорю я, соблазнительно поводя чашкой у него перед носом.

– Ты что, не помнишь меня? – вдруг спрашивает он.

Застываю.

– Что-что?

Уилл опять садится ровно, выпрямив спину.

– Ты ведь… Мы когда-то были знакомы. Так ты что… не узнаешь меня?

– Откуда я должна тебя знать?

– По Нью-Джерси, – с некоторой настойчивостью произносит Уилл – или, по крайней мере, с такой настойчивостью, какую можно выдавить из себя под действием рогипнола и алкоголя.

Я ошибалась? Уж не узнал ли он меня в ту же секунду, как увидел меня тогда в штаб-квартире САЭ? Я постоянно твердила себе, что слишком сильно изменилась, что пубертатный период заметно на мне сказался, что изменить имя на Хлою будет вполне достаточно, чтобы одурачить такого тупицу, как Уилл. И вот теперь он смотрит на меня выпученными глазами – зрачки настолько расширены, что едва не перекрывают радужку. Выражение у него на лице почти беззащитное.

– Ты ведь помнишь… то, что случилось в ту ночь.

По-прежнему не могу пошевелиться, отчего накатывает злость. Он застал меня врасплох, мы почти поменялись ролями, и мне нужно сохранить контроль за ситуацией.

– Уилл, у тебя до сих пор то видео?

– В ту ночь ситуация вышла из-под контроля… вышла из-под контроля, а не должна была.

– Где это видео? У кого еще оно есть?

– Но я же тебе нравился – я знаю, что нравился…

– Ты мне и вправду нравился.

– Я тебе нравился, – повторяет он, на сей раз громче. Изо рта у него начинает течь слюна.

– Да, нравился. Я была готова писать твое имя на заборах, потому что мне было двенадцать, а ты изнасиловал меня.

– Э-э, погоди… – очень медленно произносит Уилл, подаваясь ко мне. – Я тебе нравился!

Моргаю, крепко вцепившись пальцами в острые кристаллы жеоды, которую до сих пор держу в руке, – одна сторона этой каменной чаши отполирована и идеально гладкая, все остальное грубое и шершавое. Сердце бьется ровно. Изучаю его лицо: бледные белесые брови, начинающую пробиваться щетину на щеках.

– Ты трахнул меня, а Бретт Миллер заснял это на твой телефон, и мне было всего двенадцать! Где этот телефон? Где видео?

Фаза Номер Три – это получить запись. Мне нужно во что бы то ни стало добраться до нее.

Уилл таращится на меня, и я не могу понять по его лицу – то ли он в шоке, то ли рогипнол стер с него любое различимое выражение. Недоверчиво смотрю, как его глаза наполняются слезами.

– Мишель… прости меня!

Взмахиваю жеодой и крепко бью его прямо в лоб. Брызжет кровь, он вскрикивает от изумления и боли, падает на пол и остается лежать совершенно неподвижно. Да как он посмел! Как он посмел произнести мое имя! Да еще и извиняться! После всего, что сделал… После того как так унизил меня!

Немного остыв, я растерянно сознаю, что именно только что натворила, и не свожу глаз с крови, которая начинает пропитывать первозданную белизну овчинного ковра.

Черт!

«Господи, Хлоя, ну почему ты не можешь держать себя в руках?» Резко поднимаюсь на колени, прижимая руки к губам, мысли пролетают со скоростью в тысячу миль в час. Вот ведь ирония ситуации: мне и вправду требовалось убить Уилла, но только не сейчас. Пока у меня нет этого видео.

Черт, черт, черт! Придвигаюсь к нему, поворачиваю его голову. Не могу понять, насколько опасна рана, поскольку любые ранения головы обильно кровоточат. Вскоре все руки у меня в крови. Сажусь на пятки, пытаясь думать.

Но тут слышу какой-то шумок, заставляющий меня застыть. Шаги. Где-то у самого входа в домик. Оборачиваюсь.

В дверях стоит Чарльз – лицо бледное, рот удивленно раскрыт. Взгляд его перемещается по комнате, натыкается на тело Уилла, на ярко-красные пятна на белоснежном ковре. Нет… Только не Чарльз! Это последний человек, которого я хочу сейчас здесь видеть.

– Он напал на меня! – начинаю всхлипывать я. – О боже, звони в «девять-один-один»!

Закрываю лицо руками, размазывая кровь по щекам и истерически подвывая. У меня есть смутное чувство, что Чарльз пришел мне на выручку.

– Он ударил меня! О боже, я думала, что он хочет меня убить! Звони в полицию!

Рискую поднять взгляд сквозь слезы, струящиеся по лицу.

Чарльз присаживается рядом со мной на корточки, теперь крепко закрыв рот. Лицо у него лишено любых эмоций, взгляд острый; эти глаза словно говорят мне: «Прекрати!» Перестаю плакать, уже второй раз за вечер не совсем представляя, что происходит и что теперь делать. Чарльз медленно протягивает руку к щегольскому платочку в нагрудном кармане, вытаскивает его. Встряхивает рукой, чтобы расправить, а потом начинает вытирать кровь и слезы с моего лица.

– М-да, ну ты тут и насвинячила, – мягко произносит он.

12

Таращусь на него, широко раскрыв глаза.

Чарльз протягивает руку, хватает меня за запястье, стаскивает с него черную повязку с бантом, открывая мои часы. Я не в силах пошевелиться, словно загипнотизированная выражением его глаз, – в них лишь жесткая пустота, смешанная с чем-то вроде насмешки. Он лезет себе за пазуху – две верхние пуговицы рубашки у него расстегнуты – и вытаскивает оттуда что-то маленькое, черное. Свои собственные смарт-часы, без ремешка.

– Так ты… – Я даже не могу должным образом выразить свое изумление.

Чарльз отпускает мою руку.

– Про тебя я никогда бы не подумал, – произносит он.

В этот самый момент Уилл издает негромкий стон, и по всему телу у меня разливается облегчение. Подносит руки к голове. Жив. Ладно, похоже, что не все еще потеряно. Единственно, осталось…

Поворачиваюсь и сознаю, что Чарльз неотрывно смотрит на меня, а не на своего пострадавшего приятеля.

– Так что тебе тут на самом деле понадобилось? – интересуется он ровным тоном учителя, застукавшего своих учеников за дележкой шоколадок, стыренных в супермаркете.

– Мы просто разговаривали.

– На какую тему?

Чарльз по-прежнему не сводит с меня глаз. Не отвечаю – понятия не имею, сколько он успел подслушать. Есть что-то хитровато-коварное в том, как его чудесные глаза соскальзывают с меня на тело Уилла.

– Ну что ж, по-моему, ему надо в больницу, – наконец произносит он.

– Нет!

Чарльз опять переводит взгляд на меня, вопросительно подняв брови.

– Нам нельзя в больницу. Я опоила его, – признаюсь я.

– Чем?

– Рогипнолом.

– Вот уж не думал, что тебе нужны такие вспомогательные средства в мужской компании, – замечает он с улыбкой.

Делаю вид, что он мне якобы польстил, и краснею.

– Все с ним будет нормально, но сейчас нам меньше всего надо, чтобы кто-нибудь узнал…

– Нам?

Бессловесно смотрю на него большими глазами. Ты можешь, конечно, что-то доказывать мужчинам, но гораздо лучше взывать к их самым основным инстинктам. Зацепить ту часть их Y-хромосомы, которая любит поучать женщин – ту часть их, которая любит помогать им, поскольку это позволяет мужчинам ощутить свою значимость.

– Да все с ним нормально, Чарльз. По-моему, ему надо просто полежать и проспаться.

– У него может быть серьезное повреждение мозга.

Предпочитаю промолчать. Пока не совсем понимаю, в насколько серьезную заморочку вляпалась.

Чарльз укоризненно вздыхает, бросив на меня взгляд, как на какую-то шалунью. Бросает свой платочек на пол и встает, оглядывая устроенный мной бардак в доме. Подходит к Уиллу, присаживается рядом с ним на корточки.

– Уилл? Ты очухался?

Тот стонет.

– У моего папани есть такие мужики, – произносит Чарльз, поворачиваясь ко мне, – типа телохранителей. Один из них воевал и наверняка разбирается в оказании первой помощи. Он мне уже и раньше помогал.

– С чем?

– Я еще никогда не вышибал людям мозги жеодой, если ты об этом, но как-то разбил пару тачек и не хотел, чтобы отец про это знал. Сейчас я ему позвоню, и мы попробуем привести Уилла в чувство. А ты возвращайся в дом, – говорит он, тыча рукой в том направлении. – С утречка садись в первую же машину, которая тебя возьмет, и уезжай отсюда, а я присмотрю за Уиллом.

– А вдруг он что-нибудь запомнил? Он так и не допил свой стакан.

– Думаю, ты в самом скором времени это узнаешь, – произносит он без всякого сочувствия в голосе.

Я все медлю.

– Почему я должна тебе доверять?

– Потому что я не звоню в полицию, хотя мог бы. Иди умойся и приведи себя в порядок – у тебя все платье в крови.

Тихонько ускользаю в ванную, в голове полный кавардак от этого внезапного поворота событий. Жутко злюсь на себя, что не сумела сохранить контроль над собой в самый неподходящий момент, – а ведь это то качество, которое, по словам доктора Уимена, мне нужно в себе развить. Но также, пусть ситуация и крайне стрёмная, присутствие рядом Чарльза приятно возбуждает меня. Он вдруг оказался не просто симпатичным парнем, отношения которого с подружкой я планировала порушить, – он нечто куда как большее. Он опасен. И я прекрасно понимаю, почему Чарльз мне помогает: это дает ему власть надо мной. Единственный вопрос, как он собирается этой властью распорядиться.

Увидев себя в зеркале, испускаю стон. Кровь размазана по всему моему замечательному платью. Стаскиваю его с себя, умываюсь. Платье не из тех, под которые можно надеть лифчик или нижнее белье, так что заворачиваюсь в пушистое белое полотенце, а потом подбираю изгаженное платье и заталкиваю его в чистый мешок для мусора. Не хочу оставлять после себя никаких улик.

Когда выхожу обратно в гостиную, Чарльз как раз заканчивает тихо разговаривать с кем-то по телефону.

– Он уже идет – давай двигать.

– В полотенце? – Я фыркаю. – Народу будет интересно, чем мы тут с тобой занимались.