Чтобы попасть на второй, надо было подняться по треугольным ступенькам деревянной винтовой лестницы, которая располагалась в левом углу гостиной, если смотреть от входа. Это было третье после сортира и телевизора чудо дома Бураковых. Его сработал без единого гвоздя сводный брат деда Вадима – Алексей Ефремович – человек с золотыми руками и говённым характером, известный в послевоенной Москве столяр-краснодеревщик. Олег никогда не видел этого человека, но историй про него наслушался достаточно – это был персонаж, про которого в семье любят поговорить, но никогда не хотят видеть. Больше всего Олегу запомнилась байка про то, как руководство мебельной фабрики, на которой после войны трудился Алексей Ефимович, поручило тому сделать состоящие исключительно из деревянных деталей напольные часы для подарка самому Сталину. Часы эти должны были быть уменьшенной копией Спасской башни Кремля, а бой их должен был повторять бой курантов. Согласно легенде, Алексей Ефимович со своей задачей справился, но подарок до юбиляра так и не дошёл, поскольку кому-то из секретариата Сталина не понравилось, что часы отстают от кремлевских на сколько-то там секунд. Разумеется, о дальнейшей судьбе часов ничего известно не было…

Осторожно ступая по похожим на кусочки пиццы деревянным ступенькам, Олег поднялся на второй этаж, когда-то полностью отданный женской половине семьи – бабушке и матери Вадима. Здесь было всего две комнаты, одна из которых была лишена окон – в ней жила бабушка, имени которой Олег уже не помнил, – зато вторая имела выход на балкон, тут проводила время мать Вадима – Эмма Львовна. Олег сначала заглянул в бабушкину комнату, но, увидев там огромную кучу запылённого хлама, поспешно закрыл за собой дверь, а затем направился в комнату Эммы Львовны. Здесь никакого хлама не было, но было видно, что в комнате уже давно никто не живёт. Стараясь не касаться закрытых белыми чехлами предметов интерьера, вид которых наводил на него невероятную тоску, Олег пересёк комнату по диагонали и очутился у стеклянной двери, ведущей на балкон. Сквозь грязноватое стекло ему открылся вид на улицу и кусочек участка напротив, как раз того, на котором невидимые до этого момента соседи жарили шашлыки. Со своей позиции Олег без труда разглядел там трёх человек – двоих мужчин и одну женщину, к которым вскоре добавилась ещё одна. Судя по общей стройности фигур и отсутствию поблизости детей, это были две молодые пары, видимо, приехавшие сюда весело провести выходные.

«Везёт же людям», – подумал Олег, пытаясь получше рассмотреть высокую брюнетку в ярко-желтой куртке, которая крутилась вокруг плечистого парня, жарившего шашлыки.

С весенним скрипом открыв деревянную дверь, Олег вышел на занесённый неубранным с зимы мусором балкон. Брюнетка в жёлтом обернулась на звук и, немного поблуждав взглядом по горизонту, заметила Олега. Пока тот решал, стоит ли приветственно помахать ей рукой или нет, интерес брюнетки к его персоне иссяк и она снова вернулась к своему кавалеру-шашлычнику, который, кажется, что-то увлечённо рассказывал. Привычный к женскому непостоянству Олег не придал случившемуся ни малейшего значения и, облокотившись на перила, закурил.

* * *

Бывают дни, когда не хочется не только не выходить из дома, но и вообще существовать. Когда всё на свете делать лень, когда кажется, что у тебя мокрые ноги, когда по нестиранному небу ползут простреленные облака, похожие на капельки чёрной туши в мутной воде. День, предшествовавший тому, в который Олег прибыл на новое место жительства, был именно таким.

Олег лежал на узком продавленном диване в большой комнате маленькой квартиры своей любовницы Нины и внутренне рыдал по самому себе. Плач его был столь же неслышен для мужчин, сколь и прекрасно различим для большинства женщин.

– Жалеем себя, мужчина? – спросила Нина, проходя мимо Олега из кухни в ванную.

Олег не ответил, этого совершенно не требовалось. Он лишь перевернулся на другой бок, чтобы проходящим мимо не было видно его лица.

– Может, сделать тебе настойку поджопника? – поинтересовалась Нина, возвращаясь обратно.

«Настойка поджопника, – повторил про себя Олег, – это как раз то, что мне сейчас нужно».

– От вас, барышня, я с радостью получу всё, что угодно, – сказал он, когда Нина в третий раз появилась в поле его зрения, – даже кинжал в сердце.

– Ну, нет, – мимоходом ответила Нина, – такого удовольствия я тебе не доставлю. Только долгая и мучительная смерть!

Олег отвернулся к стене. Он не знал, как покинуть эту реальность с дождём снаружи и тоской внутри.

– Можешь пожить у меня, – сказала Нина где-то через полчаса, когда Олег всё-таки смог привести себя из горизонтального положения в полувертикальное, то есть, сидячее.

Олег невесело усмехнулся – слова его любовницы на самом деле означали одно: пойти подальше, но только не прямо сейчас, а чуть позже, когда немного очухаешься. Вот если бы она сказала: «жить у меня» или «остаться у меня», это могло бы стать началом больших отношений, к которым Олег был в принципе готов. Но приставка «по», чётко обозначавшая временные рамки Нининого предложения, ставила на данной перспективе большой жирный крест.

– Спасибо, нет, – сказал Олег.

– И куда же ты пойдёшь? – спросила Нина и через паузу добавила: – Теперь.

– У меня в кармане туз, а на лысине картуз, – ни к селу, ни к городу ответил Олег.

Нина посмотрела на любовника рассеянным взглядом усталой бездетной женщины.

– Пойдём-ка выпьем кофе, – сказала она, – я сделаю тебе с пенкой, как ты любишь.

Олег немного подумал над её предложением и решил-таки покориться неизбежному – с трудом отделил себя от тёплой поверхности дивана и нетвёрдой походкой хомо эректуса направился следом за любовницей на её шестиметровую кухню, из окна которой был виден слоновник Московского зоопарка.

Кофе оказался единственным привлекательным атрибутом этой реальности. Чёрный, с кремовой пенкой.

– И куда же ты пойдёшь? – повторила свой вопрос Нина, промокая кофейные усы салфеткой.

– К Вадику на дачу, – ответил Олег. – Им нужен кто-то следить за домом, пока ремонт.

Нинины брови немного сдвинулись к переносице.

– К какому Вадику? Буракову?

Олег кивнул, глядя в чашку.

– Значит, ты будешь сторожем и надсмотрщиком за таджиками у Бураковых?

– Да, – подтвердил Олег, – пока ремонт.

Теперь кивнула Нина.

– Понятно. А с работой у тебя как?

– Три месяца после увольнения я могу совершенно легально валять дурака, получая выплаты с уже бывшей работы в размере среднего заработка, для чего мне нужно будет раз в две недели отмечаться на бирже труда.

Нина оживилась.

– На бирже труда? Когда ты успел встать на учёт на бирже труда?

Олег раздумывал, бросить ему в чашку ещё один кусочек сахара или ограничиться двумя. Поколебавшись пару секунд, опустил уголок белого кубика в чашку. Кубик моментально стал коричневым.

– Обожаю наблюдать, как кофе пожирает сахар, – прокомментировал он увиденное.

– Капиллярные явления, – быстро сказала Нина, – физика, десятый класс. Так что там с биржей труда?

– Вчера мотался, – сказал Олег, – мерзкое место. Сказали, перспектив никаких, но ходить надо, иначе справку не дадут.

– Какую-такую справку?

– На старую работу. Для выплаты за третий месяц. Порядок такой.

Нина откинулась на спинку стула, сложила руки под грудью и подытожила:

– Значит, ты намерен три месяца без одной недели валять дурака за счет уволившей тебя компании. Так?

– Я намерен три месяца работать сторожем и надсмотрщиком за таджиками на даче у Бураковых в Валентиновке, – поправил её Олег, – и жить, соответственно, намереваюсь там же.

– Пока ремонт, – вставила Нина.

– Пока ремонт, – подтвердил Олег.

На Нинином веснушчатом лице образовалась скептическая гримаса.

– Они тебе хоть заплатят?

– Обещали, вроде, – убрав в сторону глаза, протянул Олег, – только не сказали сколько.

– Плохо, – неожиданно резко заключила Нина.

– Это ещё почему?

– Деньги… они могут означать конец прекрасной дружбы.

Нина ему всегда очень нравилась и как женщина, и как человек, причём это было ясно как ему самому, так и самой Нине. Их связь длилась очень долго, почти столько же, как и его последний брак. Олег даже несколько раз был близок к тому, чтобы уйти от жены и жениться на ней, но всякий раз останавливался в шаге от. Когда же жена ушла от него сама, оказалось, что Нина совершенно не хочет за Олега замуж – она была из тех женщин, которым достаточно иметь регулярно приходящего мужчину. Олег принял это не сразу, поскольку, как любой нормальный мужчина, был уверен, что Нина, как любая нормальная женщина, хочет, чтобы их еженедельная порнуха в один прекрасный день закончилось свадьбой.

«Она просто боится в этом признаться», – до поры успокаивал себя Олег.

Но реальность оказалась кусачей. Нина не только не хотела, чтобы это закончилось свадьбой – она хотела, чтобы это закончилось вообще. Такого Олег понять не мог, как ни старался – это было выше его уровня понимания.

– Ну что, какой у тебя теперь план? – спросила Нина, технично выводя Олега из мыслительного анабиоза.

– Завтра встречаемся с Вадиком на объекте, – после небольшой паузы ответил Олег. – Если ты не против, я у тебя сегодня переночую?

Нина мягко хлопнула глазами в знак согласия.

– Я же сказала, – произнесла она, – можешь пожить пока у меня.

Слово «пока» окончательно разрушило Олеговы надежды на своё счастливое будущее.

– Но я могу к тебе иногда приезжать туда, – добавила Нина, чем ещё больше запутала и без того запутавшегося в собственной жизни Олега.

* * *

Дача Бураковых, на которой Олегу предстояло отбывать добровольное заточение, была построена относительно недавно – во второй половине восьмидесятых – и до поры выгодно отличалась от других домов посёлка. А раньше на месте двухэтажного дома, на балконе которого теперь безмятежно курил Олег, стоял другой, поменьше, пожалованный деду Олега советской властью за какие-то там заслуги перед партией и правительством. Тот полутораэтажный, покрашенный по местному обыкновению в зелёный цвет, с шатким крыльцом, открытой верандой и шиферной крышей дом был практически разрушен упавшим огромным дубом во время урагана восемьдесят четвертого года. Первого хозяина дома к тому времени уже не было в живых, и потому вопрос, что делать с полуразрушенным домом, пришлось решать его сыну – отцу Вадима Николаю Максимовичу Буракову, который был для Олега просто дядей Колей. Тот подошёл к вопросу радикально и решил разрушить до основания то, что осталось от подарка советской власти, и воздвигнуть на его месте новый с газовым отоплением, круглогодичным водопроводом и полноценным вторым этажом. Стоившее хозяевам многих седых волос и сумасшедших по советским временам денег строительство затянулось на всю перестройку, захватило время полураспада и распада и закончилось окончательно лишь во времена повсеместного паскудства и заказных убийств. В результате всех этих усилий на карте Валентиновки появилось строение, выдержанное в стиле советского дачного минимализма, хотя и имевшее претендующие на роскошь отличия – циклопических размеров крыльцо и полукруглую в плане веранду, невидимую со стороны дороги.

При доме был убогий и неухоженный двор, в котором когда-то был огород, потом плантация плодоносящих кустарников, а после детская площадка. За последнее время двор превратился в заросший разномастными сорняками пустырь, который служил объектом претензий соседей, имеющих наглость выращивать овощные культуры в зоне рискованного земледелия. Вот именно с ним, то есть с запущенным донельзя двором, и предстояло разобраться в скорости прибывающей бригаде строителей. О приближающихся работах возвещали две большие кучи песка, одна – чернозёма и небольшая, взятая в аренду у соседей деревянная бытовка.