Максимов, который в отличие от нее и впрямь погрузился в сонное забытье, поморгал, протер глаза и разглядел на горизонте силуэт корабля, шедшего к берегу. Корабль ловил всеми парусами малейшие потоки ветра и быстро приближался. Вскоре уже можно было опознать в нем двухмачтовую шхуну американского образца – из тех, что используются, как правило, для каботажных плаваний на небольшие расстояния. Флаг на грот-мачте отсутствовал, по бортам и на носу стояли пушки, что свидетельствовало о ее отнюдь не мирном назначении.

– Интересно, – проговорил Алекс на ухо Аните, – как они собираются причаливать? Тут сплошные рифы… Или шкипер знает эту местность, как свою зюйдвестку?

Не успел он умолкнуть, как в скальной нише вспыхнуло ярчайшее искристое пламя. Это горел фальшфейер – приспособление для подачи световых сигналов, начиненное зажигательной смесью, – да так ослепительно, что не нужно было никакого маяка.

Ни Анита, ни Алекс не могли видеть, кто скрывается в выемке у самой кромки воды. Максимов пополз было по песку вперед, но Анита удержала его, дав понять: еще не время.

Шхуна остановилась прямо напротив скалы, с левого борта спустили шлюпку с четырьмя гребцами, и она понеслась к суше. Вскоре лодка ткнулась в песок, и гребцы убрали весла. Сидевший вместе с ними высокий человек, закутанный в плащ, как испанский идальго, что-то скомандовал и выскочил на берег. Ему навстречу из ниши уже спешил не кто иной, как мсье Гаше. С лощеным коммерсантом произошла разительная перемена – в матросской непромокаемой куртке и сапогах до колен он больше смахивал на деревенского мужлана.

Прибывший на шлюпке по-братски обнял его, они негромко засмеялись, и тут Аните вздумалось наконец выступить на сцену. Она встала, стряхнула песчинки и направилась к этим двоим. Алекс не получил распоряжений, но он и так знал, что делать, – с револьвером на изготовку он сопровождал ее в качестве верного телохранителя.

– Добрый вечер, сеньоры! – приветливо произнесла Анита. – Отличная погода, не правда ли?

Лицо мсье Гаше исказилось, он сунул руку под куртку, а гребцы в шлюпке зашевелились, сверкнули вынутые из-под скамеек ружья. Казалось, вот-вот прозвучит сакраментальное «Измена!» и дружный залп скосит непрошеных свидетелей.

Но Анита, ничуть не оробев, устремила взгляд на незнакомца в плаще, словно знала, что он здесь главный и от его слова зависит дальнейшее развитие событий.

– Прикажите своим людям убрать оружие. Вы же не разбойник.

Незнакомцу было лет сорок. Широкий лоб, плавно переходящий в залысину, курчавая борода. Под плащом угадывался военный мундир, на котором Максимов разглядел эмблему франкмасонов – треугольник со зрачком: точно такую, как на запонках у господина Гаше.

– Вы меня знаете? – спросил приезжий не с тревогой, а скорее с любопытством.

– Конечно. Лет десять назад ваши портреты висели на столбах с припиской «Разыскивается приговоренный к виселице». А нынче вы – национальный герой. – Анита склонилась перед ним. – Мое почтение, сеньор Джузеппе. Когда я вас узнала, то поняла, что можно обратиться без экивоков. Вы с вашим благородством не допустите, чтобы нас застрелили.

– Джузеппе? – У Максимова отвисла челюсть, и он опустил револьвер. – Гарибальди?

Теперь-то и он признал этого человека, наделавшего шуму не только в родной Италии, но и далеко за ее пределами, вплоть до Уругвая и Североамериканских Штатов.

– К вашим услугам, – поклонился тот. – А теперь позвольте спросить, кто вы такие и как здесь оказались в этот неурочный час?

Анита представила себя и Алекса, после чего повернулась к господину Гаше:

– А как ваше имя? Ведь мсье Гаше из Перпиньяна в природе не существует. Я нарочно сделала запрос – в этом уважаемом городе никто и слыхом не слыхивал ни о вас, ни о ваших так называемых компаньонах.

– Вас подослали жандармы? – прошипел тот, сжимая рукоять тяжелого американского «кольта», который давно пустил бы в ход, если б получил на то санкцию всесильного сеньора Джузеппе.

– Мы обыкновенные путешественники. Но я люблю разгадывать маленькие шарады, а ваша привлекла меня своей необычностью.

– Как же вы ее разгадали? Вам кто-то меня выдал?

– Нет, что вы! Я сопоставила факты, только и всего… Мы не видели никого из ваших компаньонов, и я задала себе вопрос: а существовали ли они в реальности? Про первого мы узнали с ваших слов, от второго остались только накидка и фотографическая камера. Но накидку вы могли бросить заранее, а вспышку на скале легко устроить при помощи химических веществ с замедленной реакцией. Что касается Жоржа, который будто бы снял номер в гостинице… Это были вы сами, только в гриме. Все, что от вас потребовалось, – запереть дверь и выбраться через окно. Несложный трюк, вы его проделывали и после.

– Но пятно от кислоты на полу! – напомнил Максимов. – И главное – череп!

– Череп принадлежал человеку не нашей эпохи, Алекс. Я обратила на это внимание и чуть погодя поинтересовалась у аптекаря, не пропадал ли из его домашнего музея аналогичный экспонат. Он подтвердил. К слову, череп ему вернули в жандармерии, правда, он изрядно попорчен кислотой… Так что все это не более чем инсценировки, устроенные господином Гаше для нас и легковерных жителей деревни.

– Но как ему удалось проникнуть в дом аптекаря и найти нужное? – допытывался Алекс. После затянувшегося неведения он дорвался до расспросов и собирался уяснить для себя все тонкости.

– У меня есть гипотеза. Она построена на сходстве глаз, лицевых углов, отдельных жестов… – Анита снова вперила взор в мсье Гаше, или как там его звали. – Вы и есть сбежавший сын аптекаря, не так ли? Многолетняя разлука, немного маскарада, и в деревне вас не распознали.

– Вижу, вам известно все, – процедил мсье сквозь зубы. – Поразительная проницательность! Я бы сказал, пронырливость…

– Но-но! – Максимов пригрозил ему револьвером. – Поделикатнее, сударь! С трех шагов я не промажу.

– Труднее всего было раскрыть фокус с записками, – продолжала Анита. – Но я подумала вот о чем. Захудалая приграничная деревенька. Писем почти никто не пишет, почтовые служащие отвыкли от работы. И вдруг – целый вал корреспонденции, причем с одинаковым содержанием. Если цензор поначалу и просматривал эту галиматью – точки, черточки, квадратики, – то впоследствии махнул рукой. Я сама это видела на днях… В них никто не вглядывался, не изучал досконально. А между тем они очень важны.

– Чем же? – не отставал Максимов.

– Тем, что это не просто путаница знаков, а схема прибрежных французских вод. То есть на большинстве записок она бессмысленна, но на одной – той, ради которой все и затевалось, – обозначен точный фарватер, позволивший кораблю сеньора Джузеппе обойти мели, рифы, сторожевые суда и прибыть сюда незамеченным.

– Но почему письмо нельзя было отправить безо всяких ухищрений?

– Имелся риск, что его перехватят и вычислят отправителя. Ведь оно было послано в Италию. Вспомни, с каким пристрастием нас досматривали на границе. Нет, Алекс, письмо должно было затеряться в груде ему подобных, как лист в твоем любимом псковском лесу. Деревенские рыбаки, убежденные, что на записках лежит проклятие, рассылали копии куда придется. А у многих есть родня в соседних странах… Перегруженная почта утратила бдительность.

– А ты видела то… настоящее письмо?

– Разумеется. Ради него я и устроилась помощницей господина почтмейстера. Я сличала рисунки, особенно в записках, адресованных иностранным получателям, и нашла то, что искала.

– И вы никому ничего не сказали? – усомнился блудный аптекарский отпрыск. – Позволили письму уйти по назначению?

– Понимаете… Я не хочу вмешиваться в политику, и Алекс тоже. Подозреваю, что сеньор Джузеппе прибыл сюда, чтобы забрать груз, необходимый ему для сопротивления французским войскам в Риме. Ружья, порох, ядра… Все это, скорее всего, закопано в масонском подземелье – это надежное убежище, и оно выходит прямо к морю. Возможно, на борт должны прибыть наемники, но нам нет до них дела. Все равно, кто победит в вашей войне, меня она не касается.

– Так что же вам угодно, сударыня? – с прохладцей спросил Гарибальди. – Отступные за молчание?

– Dios mio! Какого же вы гадкого мнения о моей персоне… У нас с Алексом достаточно средств, я не собираюсь выступать в роли вымогательницы. Но рассудите сами: эта бедная деревня пострадала… она погружена в хаос, который уляжется еще не скоро. Да и впоследствии обо всем этом будут вспоминать с содроганием. К тому же семьи, у которых и так денег негусто, потратились на эти глупейшие письма. А у Плешивого Гастона мсье Гаше еще и амбар подпалил… Вам не кажется, что люди заслуживают компенсации?

Сеньор Джузеппе поднял правую руку, точно готовился дать клятву.

– Пусть будет так. Мой помощник, – он бросил суровый взгляд на развенчанного винодела, – проявил недюжинную хитрость, но кое в чем перестарался. Я возмещу убытки. Каждая семья найдет на пороге своего дома кошелек с двадцатью франками. Это равняется их среднему месячному доходу. Как, по-вашему, соразмерное вознаграждение за причиненные неудобства?

– Вполне, сеньор, – не стала торговаться Анита.

– Но каким образом это устроить? – вновь подал голос похититель черепов.

– Вот вы все и устроите, мой дорогой Лоран, – наградил его усмешкой итальянский герой. – Вы же у нас такой изобретательный…

Над морем уже брезжил рассвет, когда Анита и Алекс возвращались домой. Деревня хранила гробовое молчание. Никто не высовывался из домов и, соответственно, не мог видеть, как по песчаной отмели сновали матросы, грузившие на шхуну ящики с боезапасом. Максимов опасливо оглянулся.

– Знаешь… я бы на их месте нас пристрелил. Где гарантия, что мы не сдадим их жандармам?

– Хорошо, что ты не на их месте, – отозвалась Анита. – Я была наслышана о сеньоре Джузеппе и уверена, что он поведет себя как истинный джентльмен.

Максимов помолчал, а потом спросил то, что давно вертелось на языке:

– Ну а та записка, которую я выловил в море? Что ты с ней сделаешь? Сохранишь для истории?

– Вот еще! – Анита фыркнула, словно он сморозил несусветную чепуху. – Я выбросила ее сразу же, как только сообразила, в чем дело. Ридикюль у меня и так невелик. Таскать в нем бесполезный мусор – это не по мне…

Елена Логунова. Юстас – Алексу

Мой тщательно взлелеянный прекрасный план неожиданно поломался, но тут же вместо него возник новый, просто гениальный.

Я никогда не затруднялась с фантазиями и планами. Соображалка у меня работает – будь здоров!

Не то что у моей сестрицы Алки. Та всегда была тугодумкой.

Папа наш дипломатично говорит, что у его старшей дочери немного хромает логика.

Ха-ха, немного хромает!

Да Алкина логика едва ковыляет, дунь на нее – завалится.

В школе Аллочка еле-еле вымучила свою серебряную медаль, над учебниками физики, химии и математики корпела ночами. С упорством-то у нее проблем отродясь не бывало, она если встанет на чем – с места не сдвинешь без бульдозера.

Внешне мы с ней похожи: Алка и я, старшая сестра и младшая, а вот по характеру – волна и камень, стихи и проза, лед и пламень. Но при этом между собой прекрасно ладим, даже помогаем друг другу.

Как говорится, мы разные, но вместе – команда.

Алка за меня как-то целый учебный год вела «Дневник наблюдений» – это была дурацкая придумка нашей учительницы по биологии. Скучища смертная: самая натуральная зеленая тоска с ежедневной фиксацией температуры воздуха, давления и состояния живой природы, доступной для обозрения в окна городской квартиры.

Я бы померла, если бы каждое божье утро начинала с пытливого взгляда на уличный термометр! А Алка ничего – даже с удовольствием аккуратно записывала в специальную тетрадочку: «Второе марта, температура воздуха в 7:00 плюс три градуса выше нуля по Цельсию, атмосферное давление в норме, сосульки на крыше тают, слышна капель в темпе аллегро модерато».

Алка, пока я в шахматную секцию ходила, в музыкалке училась.