Гусев обернулся к нему и сверкнул глазами.

– Еще какого! Ты про Шацкого слыхал?

– М-м…

– Ну этот… Деятель шоу-бизнеса. Продюсер. Который всех своих музыкантов пересажал на кокс. Помогал талантливой молодежи раскрыться… А четыре года назад сам переборщил с наркотой и столовым ножом жену выпотрошил.

– А, тот волосатый? Помню. Редкостный урод. Так его же… Погоди, разве он сам?!

– Вот именно. Собственноручно. Тупым столовым ножом. Беременную. Он же великий продюсер, лучший в Союзе – нюхнул какой-то дряни, и из него мания величия полезла. Решил, что провинциальная соплячка недостойна носить его ребенка. Сам рассказал: я же брал его тепленьким.

– Ни фига себе!

– Вот именно. Эх… Взять-то я Шацкого взял. Жалко, не убил на месте. Потому что его у нас менты забрали. И выпустили. Сказали, может быть нежелательный резонанс. Мол, артистам Союза положено нюхать исключительно цветочки и ширяться только витаминами.

– Соболезную, – вздохнул старший. – Четыре года… Слушай, а я ведь помню. Нас тогда гоняли в «Олимпийский» какие-то офисы шмонать. Мы человек двадцать всякой мелкой сошки там переловили. Не считая просто обкуренных и упоротых. Выходит, это Шацкий их сдал?

– Безусловно.

– Думаешь, к нему Писец идет?

– А к кому еще? Я в такие совпадения не верю, – твердо сказал Гусев. – Что у нас есть на Писца, помимо рэкета, которым он грешил по молодости? Оптовая торговля. А что такое Москва? Рынок сбыта, который замер в ожидании. Кто был господин Шацкий? Покупатель с большими деньгами. Отлично знающий конъюнктуру!

Старший откинулся на спинку кресла и уютно сложил руки за головой.

– Логично, – признал он. – Но будь я на месте Писца, я бы с Шацким не связывался. Допустим, Писец не в курсе, что Шацкого спалили. Ментовка умеет такие дела проворачивать по-тихому. Но он ведь сам наркоман! Опасно.

– После трагической гибели жены Шацкий завязал, – сказал Гусев, снова берясь за бинокль. – Убитый горем муж, любимая супруга которого была зарезана пьяным хулиганом в подъезде… Нашему отделу внешних связей памятник надо ставить! А мы тогда приехали по звонку соседей. Девчонка страшно кричала. Вскрыли дверь, а там – мама дорогая…

– Представляю.

– Он ее на самом деле выпотрошил. Это я не для красного словца, – сказал Гусев деревянным голосом. – Ты не подумай, что у меня к Шацкому личный счет. Просто такое прощать нельзя. Я уж молчу, сколько талантливых ребят из-за него коньки отбросили или угодили в лагерь. Хороший продюсер музыкантам вроде отца, плохого не посоветует, дурного не предложит… А Шацкий как раз хороший продюсер.

Старший тяжело вздохнул и сел прямо.

– Что ты предлагаешь? – спросил он.

– Есть у меня подозрение, что Писец убьет Шацкого.

Некоторое время старший молчал. Члены его группы притихли настолько, что не было слышно дыхания. Валюшок, присевший в углу в ожидании приказаний, тоже непроизвольно замер.

– Как именно убьет? – поинтересовался старший деловито и сухо.

– Вижу два варианта. Либо мы опоздаем, либо обнаружим себя на подходе… Нет, это все ненадежно. Устроим импровизацию, не знаю пока какую. Выдумаем.

Валюшок судорожно глотнул. В него еще ни разу не попадали настоящей пулей, и он не был особенно уверен в надежности своего «комбидреса». Хотя Гусев уверял, что девять миллиметров из пистолета броня выбраковщика держит неплохо. Только очень больно, и остается жуткий синяк.

Буквально за пару секунд весь многомудрый психологический тренаж, которым Валюшка задолбали на подготовительных курсах, полетел к чертовой матери.

– Тебе идти, тебе и решать, – заметил старший. – Только есть ли у Писца ствол?

– По «Указу сто два» Писец вне закона. Для него любой контакт с ментами или АСБ – верная смерть. Он просто обязан иметь оружие. Это его единственный шанс отбиться и уйти.

– А ведь ты маньяк, Гусев, – заметил старший ласково.

– Почему тебя это удивляет? – спросил Гусев, по-прежнему глядя в окно.

– Хм… Твое дело. Меня удивляет другое. Ты не учитываешь, что в ресторане может сидеть наблюдатель от ментов. И что там добрая половина столиков уже занята.

– Ну, тебя-то менты волновать не должны…

– Меня – нет. Мое дело – прикрытие.

– …а честных граждан не заденет, обещаю.

– Телом будешь закрывать? – предположил старший донельзя язвительно.

– Конечно, – согласился Гусев на полном серьезе, отчего у Валюшка нехорошо защемило под ложечкой.

– Как знаешь, Пэ, – старший поднял руки, давая понять, что сдался. – Одно могу обещать: я – могила. Парни тоже. Верно, парни?

«Парни» хором промычали что-то утвердительное.

– Дело святое, – высказался сурового вида уполномоченный, матерый дядька лет пятидесяти. – Мочить надо гадов. Давно пора. Ведь лезут же, снова лезут изо всех дыр, как тараканы! Сколько мы их в расход пустили, а они снова лезут…

– Слабину нашу почуяли, – бросил старший, и Валюшку показалось, что он эти слова уже не раз слышал. Конечно слышал. В Центральном.

– Есть! – выдохнул один из наблюдателей. – Вижу! Скорее всего – он!

По комнате прошла волна общего движения. Старший бормотал в микрофон, отдавая распоряжения второй половине группы, блокировавшей тылы ресторана. Несколько выбраковщиков быстро выскочили за дверь. Валюшок в который раз проверил игольник.

Никогда в жизни он так не нервничал.

* * *

Клиент подъехал к ресторану на потрепанной «десятке». Его сопровождала пара быкообразных типов, от вида которых Гусеву сразу полегчало. Он боялся увидеть в свите Писца телохранителей новой формации: симпатичных людей с дорогими прическами и без лишней мускулатуры, подмечающих любой намек на опасность, а в бою – резких и стремительных. Эта же парочка двигалась как коровы на льду и не сумела даже толком осмотреться.

Впрочем, сам Писец тоже оказался тот еще увалень. Он словно на машине времени прибыл из начала девяностых, когда Москву заполонили бритоголовые ублюдки. Рядом с ним современная охрана не выполняла бы очень важной своей функции – внешне походить на охраняемого.

И, против ожидания, пластической операции Писец не сделал. Только отпустил бороду, выкрасил ее заодно с волосами в светло-русый цвет да еще очки нацепил. Это точно был он, никаких сомнений.

Троица вошла в ресторан. Гусев вопросительно оглянулся на старшего.

– Все чисто, – сказал тот. – Контрнаблюдения не отмечено. Мои бойцы встанут на места, как только ты начнешь. Один нюанс. Клиента все-таки пасут менты. На солидном удалении. В ресторан не полезут.

– А уверяли, что понятия не имеют, откуда он едет… – протянул Гусев. – А если не менты? Проверь.

– Номера на машине ментовские.

– Тогда плевать. Леха, готов?

– Угу, – еле выдавил Валюшок, чем заслужил оценивающий взгляд старшего.

– За мной! – скомандовал Гусев.

– Живите, мужики… – напутствовал их старший.

* * *

Все свои действия Гусев и Валюшок расписали заранее. Более того, отрепетировали их в тактическом классе, где раз двадцать совершали разные эволюции вокруг парты, имитирующей ресторанный стол. Но теперь Валюшок понятия не имел, чего захочет Гусев. И поэтому решил не дергаться попусту, а ждать.

Как ни странно, животный ужас немного ослаб.

Спустившись вниз, к двери на улицу, Гусев остановил ведомого и привычно его оглядел.

– Хорош, – заключил он. – И красиво, и оборудование не торчит. А как тебе галстук идет! Не то что мне. Леха, почему ты не ходишь на работу в галстуке?

– Да ну его… – вяло запротестовал Валюшок. Сейчас на нем был красивый длинный плащ, костюм, белоснежная сорочка и галстук, который долго выбирала жена, уверенная, что ее Лешка идет с Гусевым валять дурака на какую-то официальную церемонию.

Сам Гусев драпировался в элегантное черное полупальто, сделавшее его похожим на убийцу из Чикаго тридцатых годов – только шляпы не хватало. Если судить по седине в волосах, Гусев давно и успешно работал на одну из тамошних «семей».

– Хорошо. Действуем четко по схеме. Выносим этих двух «быков». Только вот что. Фокус с разговором между нами – отставить. Я все беру на себя. Стреляй по слову «извините». Ясно? Потом ты держишь Шацкого, а я говорю с Писцом. Все, – он натянул тонкие лайковые перчатки.

– Есть, – поняв, что его функции особенно не меняются, Валюшок несколько воспрял духом.

– И не спрашивай меня, на фига это нужно, – строго приказал Гусев. – Нужно, и все.

– Понял.

Послышался вызов, Гусев достал мобильный телефон. Штатный трансивер он сегодня бросил в отделении.

– Да? Понял. Отлично. Спасибо. Как только зайдем внутрь, сделай одолжение, позвони мне еще раз. Просто так. Все, мы стартуем.

Гусев сделал знак рукой, Валюшок открыл дверь и шагнул на улицу.

– Везуха нам, – сказал позади Гусев. – Рядом освободился столик. Нас за него и посадят. Все-таки нашли ребята выход на метрдотеля. А еще говорят, что в АСБ одни тупицы служат…

Ресторан был небольшой, уютный, здесь играла тихая ненавязчивая музыка и в воздухе плавали едва ощутимые вкусные запахи. Столики размещались в небольших закутках, рядом стояли вешалки. Насчет вешалок Гусев выяснил в первую очередь, без верхней одежды идти в обеденный зал он отказался бы наотрез.

На входе их встретил некто величественный, облаченный в смокинг.

– Господа, прошу за мной, – изрек он и царственным шагом проследовал вперед.

У Гусева в кармане зазвенело. Он тут же вытащил мобильник и на ходу с головой ушел в беседу, внимательно глядя под ноги, чтобы не споткнуться.

– А она что? – спрашивал он. – А ты? Не может быть! Ну, поздравляю от души. И когда? А почему не в «Праге»? Какая разница, что дорого, я добавлю, Мишка, не сомневайся! Ради такого дела…

Валюшок из-за спины Гусева уже видел Писца и компанию.

Безразлично мазнул взглядом по Шацкому – это оказался нервный мужчина лет сорока с длинными вьющимися волосами, – и сконцентрировался на красотке, удачно подвернувшейся справа. Даже голову повернул.

– Да ну! – вдруг заорал Гусев и расхохотался куда громче, чем предписывали хорошие манеры в публичном месте. «Быки» мгновенно им заинтересовались, Писец и Шацкий продолжали беседу. До них осталось всего ничего, шагов пять-шесть.

Гусев ржал, «быки» неодобрительно его разглядывали. Он мешал их боссу разговаривать. И полностью занял их внимание. Валюшок мысленно перекрестился. Они вышли на позицию, нужно было начинать.

Гусев поймал злобный взгляд своего «быка».

– Ой, извините! – смутился он.

Валюшок четко, как на тренировке, выдернул оружие из кобуры и всадил две иголки в массивное бедро телохранителя, торчащее из-под стола. Но Гусев все равно вырубил своего первым.

«Быки» медленно валились со стульев. Валюшок уперся игольником в грудь Шацкого.

– АСБ! – сказал он негромко, но твердо.

Шацкий очень натурально побледнел.

Писец, в свою очередь, налился кровью.

– Что ж ты руки на столе держал, идиот? – спросил его Гусев. Телефон он давно уронил на пол и теперь левой рукой придерживал стул, с которого все падал и падал «бык». Игольником Гусев небрежно помахивал у живота, не оставляя Писцу шансов потянуться и вырвать оружие. – А туда же – вор в законе, король наркотиков… Ты ведь был «ракетой» по молодости, неужто все забыл?

– Это нелепая ошибка, – сообщил Писец глухо. Выговор у него был немосковский, Валюшок так и не понял, какой именно.

– Я заявляю решительный протест! – с достоинством произнес Шацкий, честно отыгрывая роль. – Я директор продюсерского центра… – и тут его заклинило.

Валюшок понял: Шацкий узнал Гусева.

– АСБ! Специальная операция! – раздалось от входа. – Пожалуйста, оставайтесь на своих местах. Вам ничего не угрожает, с этого момента вы находитесь под нашей защитой!