За мной тогда присматривала молодая чеченка Зара – старшая дочь в многодетной семье. У нее было трое младших братьев. Она частенько приводила меня в свой дом, чтобы я поиграл с мальчишками. Я был вхож в их семью лет с четырех, а с того дня, когда погорел гарнизон моих родителей, больше не покидал их дом. Родители Зары усыновили меня. Стыдно признаться, но я даже не осознал в полной мере, какая утрата меня постигла. И в этом – большая заслуга моей новой семьи. Так получилось, что теперь это моя единственная семья, другой нет и не будет. Они окружили меня настоящей заботой и любовью. Детвора не давала мне ни малейшей возможности захандрить. И у меня теперь трое братьев и сестра. Все они чеченцы, и за каждого из них я, не раздумывая, отдам жизнь.

– Так Руслан один из них?

– Да, ты, наверное, заметила, что мы не очень похожи.

– Пожалуй, – согласилась Ева, но при этом задумалась: действительно не похожи, но она ни на секунду не усомнилась, что они братья.

Адам продолжил:

– Конечно, фрагменты из детства всплывают в памяти, не давая до конца забыть, кто я и откуда – нежные прикосновения маминых рук, мягкие губы, которыми она зацеловывала меня – что, кстати, совсем не принято в моей кавказской семье, – мелодичный голос, колыбельные на ночь, строгие и справедливые наставления отца. Но их лица стерлись из памяти, и нет ничего более мучительного, чем бесконечные попытки вспомнить их. Только во сне я отчетливо вижу их, но стоит мне открыть глаза, как образы безвозвратно рассеиваются. Это не давало мне покоя до тех пор, пока я не приехал в Москву несколько лет назад. Здесь я нашел дальних родственников, у которых остались фотографии моих родителей.

Теперь Ева внимательно разглядывала профиль Адама, повествовавшего о самом сокровенном. Он по-прежнему смотрел прямо перед собой. Она подалась вперед и накрыла ладонью его запястье. Он моментально отреагировал – подвинулся поближе к ней, сел на бортик и положил ее голые ноги себе на колени.

– Я не утомляю тебя?

– Нет, но к чему ты клонишь?

– Я бы долго мог говорить загадками, но мне хочется, чтобы ты понимала, кто я. Всего тебе знать необязательно, но для начала этого будет достаточно.

– Хорошо, как считаешь нужным, – покорно отозвалась Ева и положила голову ему на плечо.

– Мне было двенадцать, когда официально объявили о начале военных действий на территории Чечни. Хотя, как я уже сказал, для моей семьи, то есть для моих родных родителей, она началась намного раньше. В общем, я впитал все ужасы войны, насмотрелся такого, что если бы природа не наградила меня стальной психикой, я давно бы тронулся умом.

Не скрою, непросто быть русским мальчиком в чеченской семье в период ожесточенных военных действий. На ум приходит сказка про гадкого утенка, который выделялся на птичьем дворе, но я влился в компанию братьев довольно органично и называл себя чеченцем, хотя всегда имел собственное мнение по всем вопросам, в том числе и политическим. Благо семья моя не была настроена фанатично и не навязывала никакой позиции. Но и я, и мои братья участвовали в военных действиях в той или иной мере.

Так вот, даже будучи русским мальчиком, невозможно было принять бесчинства российских военных на кавказской земле. Понятно, что изнутри действия чеченской стороны выглядят привлекательнее – она оборонялась, тогда как российская нападала. Масштабы разрушений и гибель людей от российских войск я наблюдал своими глазами. Но даже чеченская сторона не вправе оправдывать ту войну, особенно если вспомнить, с какого варварства по отношению к тем же советским гарнизонам она начиналась.

Долгие годы, параллельно с военными действиями, я искал себя, искал истину, пытался определить свою позицию, при этом не забывая, что сделали чеченские бандиты с моими родителями, но и вместе с тем наблюдая, как русские солдаты убивают невинных обывателей, кавказских женщин и детей. Постепенно в моей голове вырисовывался вывод: откровенно правых и виноватых быть не может, боевики – лишь марионетки, которых дергают за ниточки манипуляторы с верхов. В силу молодого возраста я не сразу смог добраться до них, но война была долгой, и в конце концов мне это удалось. Я никогда не воевал в прямом смысле этого слова, просто волей-неволей варился в этой каше, и иногда до меня доходила важная информация, с которой необходимо было что-то делать.

Справедливости ради надо заметить, что родители умудрились дать нам с братьями достойное образование и продолжали заниматься нашим развитием даже в самые тяжелые времена. Конечно, всякое бывало, несколько раз я импульсивно порывался покинуть свою чеченскую семью, но рано или поздно все равно возвращался. Им со мной пришлось тяжелее всего, ведь любили они меня как родного, но им периодически приходилось это доказывать, чтобы я не чувствовал себя обузой.

– Но гадкий утенок все же расправил лебединые крылья и покинул родовое гнездо окончательно? – заметила Ева.

– Мне тридцать три года, вполне естественно, что я больше не живу с родителями. Но как раз сейчас у меня уже нет таких метаний – только там я чувствую, что я дома. Я много времени провожу с семьей, когда бываю в Грозном, хотя там у меня есть своя квартира. Обожаю племянников. У Зары двое детей, у Шамиля, старшего брата, недавно родился сын. В общем, у нас большая веселая семья. Когда-нибудь я познакомлю тебя с ними, и ты будешь в восторге.

Еву немного покоробило это смелое обещание на столь раннем этапе общения, но виду она не подала.

– А что в Москве?

– Живу здесь последние шесть лет. Много дел по бизнесу именно в столице. Но на Кавказ и в другие города летаю часто. У меня, например, еще в Волгограде есть квартира.

– Ничего себе! Не любишь гостиницы? – пошутила Ева. И добавила: – Доходный у тебя бизнес, судя по всему.

– Когда-то я пообещал себе, что сделаю все, чтобы я и моя семья ни в чем никогда не нуждались… Может быть, прогуляемся? – предложил он.

– Конечно. – Ева вложила руку в ладонь Адама, слезла с бортика и расправила платье.

Они вышли из беседки и пошли по узкой дорожке, тянущейся вдоль реки и виляющей меж деревьев и кустарников.

– Впервые я оказался в Москве, когда мне было шестнадцать, – продолжил свою историю Адам. – Я тогда занимался спортивной борьбой, приехал на соревнования со своей командой и братьями. Так получилось, что по дороге от вокзала до гостиницы в суете московского метро я отстал от группы. Шансов найтись не было никаких, ни названия гостиницы, ни места проведения соревнований я не знал. Несколько тщетных попыток что-либо выяснить не увенчались успехом. Но смутная надежда, что меня каким-то невероятным образом найдут, почему-то не покидала меня. С этой надеждой я переночевал на вокзале, а наутро обнаружил в кармане вместо паспорта, обратного билета и денег огромную дыру. Еще день я голодный и замерзший пошатался по городу. Обращался к стражам закона, но они только небрежно отмахивались от меня, сулив лишь одну перспективу – оказаться в обезьяннике. Тогда я удивлялся и недоумевал, но потом понял, что для середины девяностых это в порядке вещей. Третий день пребывания в Москве я не забуду никогда. Меньше суток мне понадобилось, чтобы собрать деньги на обратный билет, ходя по вагонам метро и из раза в раз повторяя свою невеселую, но правдивую историю. Нашлись добрые люди, и их было немало. С того дня я поклялся себе, что никогда больше не будет такого, чтобы мои карманы оказались так безнадежно пусты. И пока мне удается сдерживать это обещание, данное тому шестнадцатилетнему пацану.

Адам остановился, посмотрел на Еву, нежным жестом поправил ее растрепавшиеся волосы. Она перехватила его руку и прижалась к ней губами на несколько секунд. Затем отпустила и посмотрела на него снизу вверх обеспокоенным, немного тревожным взглядом.

– Ты непрост, Адам.

– Наверное. Я хотел, чтобы ты знала, прежде чем…

– Ты убивал?

Выражение его лица изменилось, он весь напрягся, губы сжались, как будто он сдерживает боль.

– Только с целью спасти жизни других, более слабых и беззащитных. Я никогда никому не подчинялся и не исполнял военные приказы. В то время, как все вокруг устраивали беспорядочную резню, я многое решал путем переговоров. И результаты этих переговоров спасли сотни жизней. Тем не менее я убивал тоже. Но поверь, их сложно назвать людьми.

Ева ожидала такой ответ. Если бы Адам сказал другое, она посчитала бы, что он врет. Она понимала, что перед ней личность вне закона, возможно, бандит, но вместе с тем – человек добрый и справедливый, в этом она не сомневалась. Далеко не каждый законопослушный гражданин может похвастаться таким набором положительных качеств, которые она успела разглядеть в Адаме. Человек может платить налоги, соблюдать правила дорожного движения, вовремя гасить кредиты, но при этом быть насквозь гнилым, трусливым и подлым.

Однако сколько бы оправданий она ему ни нашла… Он убивал. А это серьезно. И это – конец всему.

– Теперь ты знаешь достаточно, чтобы решить, остаться ли со мной здесь сегодня.

– А у меня есть выбор? – удивилась Ева.

– Я могу отвезти тебя в город.

– Но ты же выпил…

Ева сказала это и осеклась – закон о трезвом вождении у Адама точно не стоит на первом месте.

– Совсем немного. И времени уже достаточно прошло.

Ева начала судорожно соображать. Необходимо было принять разумное предложение Адама и распрощаться с этим человеком навсегда. Однако когда она уже готова была согласиться, вдруг вспомнила, в чем состояло главное «но»:

– Но я не могу уже сегодня сесть за руль. Мы же оставили мою машину у магазина, а я выпила несколько коктейлей.

Ева не могла поверить в происходящее. Складывалось впечатление, что она спала и видела прекрасный сон, и вдруг ее разбудили самым бесцеремонным образом. Кто? Кто посмел так поступить?! Полчаса назад она готова была поверить, что встретила свою судьбу, а сейчас они обсуждают, как им уехать из этого райского места, чтобы расстаться навсегда! Но это здравый смысл. Он восторжествовал и теперь не позволит чудному сну стать явью.

– Пойдем. Снимем еще один номер. Ты выспишься, отдохнешь, и завтра в обед мы уедем.

– Хорошо.

Он больше не взял ее за руку. И даже ни разу не взглянул на нее по дороге до гостиницы. Ева впала в ступор, не веря, что все кончено, что она сама добровольно только что отказалась от человека, который наконец-то заставил ее сердце радостно биться. Понимая, что происходит нечто ужасное, она не могла вымолвить ни слова, хотя внутри ее все кричало: «Что ты наделала, Ева?! Еще не поздно все исправить! Останови его! Возьми за руку! Это ведь такая редкость! Ты уже и не думала, что вообще способна на подобные чувства!» Но она продолжала идти, теперь уже чуть позади Адама, вглядываясь в темноту у себя под ногами.

Незаметно они оказались у входа в гостиницу, и когда Адам коснулся ручки двери, Ева заговорила. Получилось нервно и отрывисто:

– Зачем ты мне все это рассказал? Что мне с этим делать? Чего мне опасаться?

– В смысле? – Адам остановился и повернулся к ней. – Я просто сказал правду. Опасаться тебе абсолютно нечего. Я переживал, что ты меня не примешь таким. И, как выяснилось, не зря.

Он дернул дверную ручку и зашел внутрь. Ева последовала за ним. Девушка на ресепшене приветливо улыбнулась припозднившейся парочке и не смогла скрыть удивления, когда Адам попросил еще один номер на свое имя.

– Остался только двухместный люкс.

– Давайте.

Девушка быстро оформила номер и протянула Адаму ключ. Он посторонился и указал на Еву. Та покорно приняла его.

– Доброй ночи, Ева.

– Доброй ночи, Адам.

Девушка на ресепшене едва заметно прыснула. Наверное, со стороны такое прощание походило на ролевые игры.

Еве же было совсем не до смеха. Она смотрела на решительно удаляющуюся спину Адама и не могла пошевелиться. Это сон. Это все страшный сон. Он уходит. Она теряет его, не успев обрести. Сейчас она проснется. Но где? Может быть, на том моменте, когда неделю назад решила заехать в придорожный супермаркет за сигаретами? Тогда она просто проедет мимо. Или вернется на двадцать минут назад и не позволит себе обидеть Адама своим испугом и сомнением.

– Ваш номер в той стороне, – подсказала девушка с ресепшена задумавшейся Еве.

– Да, конечно. Спасибо.