* * *

…Наравне же с тобой, дорогой дневник, у меня есть еще два друга. Не ревнуй только, ладно? Вы все для меня одинаково значимы, важны, ценны и дороги… Нет, ну а что ты хотел? Кольцо и на телефон – пошлость на пошлость! Уже как… да… почти год. Полгода же с… небольшим… Быстро же время летит! Но и это если говорить о неодушевленных – всего лишь зеркало и тональник. Прошу любить и… не жаловаться! Другие и к ним же – уже второстепенные… Основа же всегда была… и всегда же будет… одна спасать меня от дурацких ответов на не менее же дурацкие вопросы: «Откуда у тебя это?». «А откуда у тебя то?». «Кто это сделал с тобой?» и… И прочие. Не знаю! Нет. Я, наверное, просто не знаю и не понимаю смысла в этих вопросах. Ведь если… если ты не сможешь, а ты и не сможешь, помочь, хоть что-то же с этим и сделать… зачем спрашивать? Да еще и что-либо обещать… Вселять надежду! А по итогу? Лишь обезнадеживать. Я не могу себе помочь! Я! И изначально и… А другие? Другие уж и подавно не важны. Если не я, то и никто, ведь верно? Хоть и выслушать же, да, конечно и бесспорно, тоже ведь какая-никакая, как мертвому припарка но и все-таки же помощь. Но и для этого же у меня есть ты! К чему мне еще кто-то и с тем же все функционалом? Ни к чему. Да и ведь это же бы было… ко всему же еще… лишним и не экономным и предательством, да? Изменой! Наверное…

* * *

– И вот вроде бы же не чужие люди… И да, пусть не родные. И вовсе же не люди… Но… И не чужие же! Сколько времени-то прошло?.. А все ведем же себя как собаки. Бездомные собаки… Брошенные… И причем что разных же еще и пород!.. И где я же – какой-нибудь шпиц. А она… доберман… нет… ротвейлер! Да… Да и к тому же… – легкий смешок слетел с ее надтреснутых и сухих губ, больше походящий на истерический и какой-то до боли обреченный, – …где она же уже готова вгрызться мне в глотку и грызть, загрызая заживо… Мне! Да. Мне и… как никому же другому… Рвать до крови! До вырванных кусков мышц и мяса… А я что? А я терплю. Терплю… и жду окончания ее трапезы – моей пытки. Ничего же! Подумаешь… – и вновь правой же рукой, с толстой кистью на черной пластиковой матовой ручке и темным же кремовым корректором на мягких длинных бордовых волосках наперевес, она так же легко, как и прервавшись же до этого и хмыкнув, проходится по слою уже нанесенного ранее светло-бежевого тонального крема на ярко выраженных скулах и крыльях курносого носа, – …будто впервые! Хотя да… Каждый же раз как первый. Вот только с болью уже не той… Помноженной же на все и все же разы сразу и одновременно! Наверное… Но ей же это нравится! Она же чувствует кайф от боли, принесенной нечеловеку… Принесенной мне! Она же ведь сильнее всего… сильнее всех… боль близких и родных… цепляет. Точнее – радует. Цепляет же как раз таки жертву, не хищника… И пусть конкретно же здесь боль не близкого и не родного. Но и не чужого же! Хотя опять же, скорее всего только для меня. Не для нее. Как и близкого и родного же – кому-то. И не ей… Но и тем самым же, особо, в отместку же ему… кому-то… самому. И в этот же раз пусть – не мене… Но и вновь не ей же! Несправедливо. Да… Но отчего бы и нет? – Касается следом боковых поверхностей высокого и широкого лба и нижней части суженного подбородка, растушевывая границы и фиксируя тон. – Ни с чем же несравнимое удовольствие – видеть, как кто-то захлебывается собственной кровью от твоих же собственных рук и ног… Когда и оригиналов, когда и… копий. А если же этот кто-то – еще и объект какой-никакой, но и мести тому же все кому-то… Это же эйфория! Без малого же – оргазм. Ведь и мало же того, что он близкий и родной. Так еще же и любимый человек… И нечеловек… Семья… Отец для… дочери! И как же в таком случае забыть о незнании?.. Наверное… как я. Как и о нечеловеке. И наверное же лишь: человеке… Наверное же, родном. Как и наверное же: близком. Любимом… Я ведь в остаточной и осадочной обиде – его чуть ли и не возненавидела!.. Но успела, вспомнила, что он-то как раз таки и… не помнит. Не знает. И как же ни странно здесь правило об освобождении от ответственности сработало отлично. Почему? Потому я ее взяла на себя… Как и его. Вместе с его же незнанием… Ведь я же ему не дала знать. Сама!

* * *

…И ведь ладно еще на лице и так уж сильно ничего нет! В смысле… На правой же стороне его и… Как и на теле же – тоже. А эти… Эти можно и не особо стараться скрывать – за одеждой же не так уж и видно… А даже если и видно… Споткнулась, упала, очнулась – гипс! Ну да, ну да, ну… нет! Не видно! Как и в случае же неожиданного столкновения с кем-то из демонов. А уж и тем более ангелов или… людей. Да и всех же их смесей! Не будет видно ничего. Как и неощутимо же что-то извне… Что-то не мое. Но… и мое. Будто от них же и не от них… Да… Как их же энергия! Но скорее же и одна из разновидностей самой же темной энергии… Демонической энергии… В остальном же сама же я и близко же к телу никого не допускаю. Ближе, чем и не кожа к коже. Да и, кроме нее же самой, никого… Будто она и спрашивает об этом хоть когда и как! Но и надо же отдать ей в этом хоть какое-то, но должное – не появляется же рядом со мной и не делает не магию вне стен не Хогвартса, когда со мною уже есть кто-то. Знает же, что тогда уже к вопросам выше прибавится и еще же столп. А там и столпы… И не только же ко мне. И что там уже без ответов будет никуда и никак… Я не оправдываю ее. Как и себя… Просто говорю и привожу же это все как факт: «пока же и что – так». И да, можно было бы, конечно, спустить все это на тормоза и отшутиться, мол: «Партаки как часть жизни и вторая натура! Да и я же сама тоже в какой-то степени партак…». Но зайдет же это не всем… Не от ангельской же энергии! Да и не человеческой. А уж и тем более при смеси и еще не выбранной пока точно и толком же стороне. И точно же не весело! Ведь в продолжении той незаконченной фразы почти сразу же после пойдет: «…как и ошибка. Ошибка, да! И как мое же второе имя. А первое – ее». Не его, да. Матери! И тоже же ведь не матери… Лучше уж пусть вообще не знают, чем так и частями… Без аргументов и фактов… Подтверждений или опровержений… Вот… как я. Как и я же сама! И не знают же… пускай ничего. Крепче же спать будут. А я же в это самое время немного подмажу здесь и… здесь. Под искусственным же слоем еще лучше ничего не будет видно, в случае же чего. Пусть и на запахе же это особо тоже никак не отразится. Если только сильно, конечно, не принюхиваться и осадки какие не пойдут и не выпадут в тот же миг… Но перестраховка ведь никогда и никому не вредила. Вот и сейчас же она мне не повредит. И… Все! Так-то. И так что… Немного же средств уходит. Я же ведь все же экономная…

* * *

– Кровь как вино хлещет через глотку. Попадая в рот, нос и уши… Вот только если приторный напиток попадает внутрь извне, и разве как амбре расходится по остальным каналам, то артериальная жидкость, как и капиллярная и венозная, выходит наружу изнутри… Тут же слышится хриплый и какой-то утробный кашель. За ним – мокрое харканье и гулкое сплевывание… По телу стекают алые, малиновые и вишневые струйки от бывшего фонтана крови… – Взяв другую кисть из того же набора, но тонкую и плоскую и лишь с небольшим посеребренным концом, девушка сменила и тон корректора на светлый, и теперь не спеша начала рисовать под глазами перевернутые треугольники, тщательно растушевывая границы. – И вот, кажется, пора бы уже приехать скорой! Но… ее нет. Да и как она приедет, если ее не вызывали? Не вызывала – видела ж смысла! Ведь на завтра все обязательно станет… вновь будет нормально. Для нее. Она же будет улыбаться… Будет приветствовать меня за завтраком… И расставаться до обеда… Чтобы встретиться уже за ужином вновь… Будет и задаваться вопросами о моем самочувствии и учебе… Конечно! Как же. Еще же и чтоб по-настоящему. Ага. Не о первом же так точно. Ну а вот о втором… За что же еще получать, как не за среднюю успеваемость и прогулы с объяснительными, а?! Так еще же и за очередной ее вызов, равно как и срыв, во всех же смыслах, в учебное заведение к директору. Ну и как бонус – за потраченное же впустую все еще вновь и все же еще на меня время. Ну а я… А что же снова я? Я и уже, конечно, далеко же и глубоко после, как и уже стандартно и по накатанной в режиме «ты, да я, да мы с тобой и двое же в лодке, не считая… косметички, ежедневника и ручки», вновь перед т… собой. До утра. А утром… Так миры, общий и каждого же в отдельности – мой и ее, снова вернутся на свои орбиты. И продолжат же свой путь… Как будто и вернув же все на круги своя. И как раньше… И не как! Где мы все же еще по отдельности. Да и никто. Ведь как никогда же не были, так никогда и не будем… Как и иначе!

* * *

…И никто ведь так и не заподозрит, что что-то вчера или еще же позавчера в очередной же раз пошло не так. Да и как? Ведь «счастливые улыбки» не дадут соврать. Да-да. Обе. Но и лишь на момент же встречи лиц. Как ее же искусственная и моя же отзеркаленная. И что же лучше, а что хуже, а? Все равно. И тут же ведь – верно. Опять же, если еще учесть, что себя я не вижу со стороны и без зеркала, да и предпочитаю же если не вовсе, то и чаще же на себя не смотреть. И что всякое же лицемерие лучше с ней, чем и еще же одна худшая возможность схлопотать еще же и за его отсутствие без нее, при наличие же зато сложной и постной мины пусть и при все такой же игре. Как и пробиться к душам душе. Моей! Про ее – не знаю… Была ли она вообще? А суть важно? Важно, как и иронично, по крайней мере и опять же все для меня, как раз таки и то, что – ее же улыбка еще и искусна. Выработана годами и отработана же чуть ли не веками! И только мы же сами, охотник и жертва, будем знать: «каково это – мухлевать и натягивать улыбки»… Ну а для всех же остальных это же самое каково так и не вскроется ни до, ни в процессе, ни уж тем более после – вечером и под ночь… Когда ей в очередной же раз позвонят из моего универа и скажут, что на первой половине пар я спала, а вторую благополучно и так же ведь непринужденно прогуляла. Да уж… И словно ведь будто бы специально не замечают не знают, и не хотят замечать знать, что я ангел, в конце-то концов! Пусть и наполовину… Но и ниспосланный же сюда уже не на побывку, а на постоянку! И не только же все для образования, как и обретения же своего предназначения и выбора стороны, настоящего и дальнейшей, но и себя… И как в этом же конкретном моменте, так и в принципе. Сначала спасая, а потом, возможно, еще и карая, если вдруг первое не понравится… А оно ведь и никак не понравится, если все это так и продолжится. С будто бы и не будто бы, чрезмерной же и важностью обучения. Важнее же, чем и все остальное и сразу… Я ведь тогда тоже, и не продолжить, могу – прямо-таки же уже и… начать… карать. Возможно…