Подошвы ног горели, а бедра дрожали от напряжения. Я всегда была спортивной, но только после того, что случилось со мной в старшей школе, я стала по-настоящему одержима бегом, далеко не в лучшем смысле этого слова. Пэм – она не любила, когда я называла ее мамой, утверждая, что выглядит для этого звания слишком молодо, – говорила, что после «Инцидента» я стала выглядеть «горячо», и я старалась не ненавидеть ее каждый раз после этих слов.

Джесси, ты только посмотри на свои ноги. Вот она, твоя визитная карточка. Просто постарайся раскрыться и веди себя менее странно, тогда все будет в порядке.

В такой поздний час на дороге были только мы с Шэдоу. Тем лучше. Когда прохожие узнавали меня, они либо смотрели на меня как на мусор, либо отводили взгляд, будучи уверенными, что так я не замечу жалости в их глазах. Одиночество давно стало мне другом. Настолько, что, по иронии судьбы, превратилось еще и в собеседника.

Позади меня Шэдоу начал громко пыхтеть, поэтому я остановилась, наклонилась и немного растянула мышцы, дотянувшись пальцами рук до носов кроссовок.

– Отдохни, Старина. – Я потрепала пса по холке в ожидании начала следующей песни на iPod.

– Джесси? Джесси Картер? – защебетал женский голос позади меня.

От неожиданности мое сердце пропустило удар. Я резко обернулась, вырывая наушники из ушей. Рен, девушка, с которой мы вместе посещали старшую школу, махала и бежала в мою сторону. На ней был наряд для клуба, состоящий из маленького красного платья, едва прикрывающего ягодицы, не говоря уже о двух силиконовых шарах, которые она получила в подарок на свое семнадцатилетие. Она была в тапочках и казалась пьяной, что заставило задуматься: какой идиот позволил этой двадцатилетней девушке тусоваться в баре до середины ночи. Я выдохнула. Рен жила в Эльдорадо. Вероятно, она заметила меня, возвращаясь домой, и решила поздороваться. Хотя я и понятия не имела зачем.

– Я знала, что это ты, – выдохнула она, подтащив свое пьяное расслабленное тело к моему, напряженному и взволнованному. – Обожмой, я же говорила им, что это ты.

Им? Кому им? Я уже хотела спросить, когда Рен решила еще раз вставить свое несуществующее слово «обожмой».

– Обожмой, и я не могу поверить, что твоя собака все еще жива. Ему, должно быть, уже лет двадцать, верно?

Прежняя Джесси ответила бы, что не всем же быть такими молодыми, как ее новые сиськи и нос. Но нынешняя Джесси избегала конфликтов практически любой ценой. Рен окинула меня оценивающим взглядом с головы до ног. Ее взгляд был похож на яркий прожектор, направленный на спящее животное. Мне хотелось свернуться клубочком и умереть.

Она ухмыльнулась:

– Ты сногсшибательно выглядишь, Джесси. Соблюдаешь диету Дюкана^[18] или что-то подобное?

Я потрепала Шэдоу за ушами и возобновила легкий бег трусцой, надеясь, что она уловит намек и перестанет вести одностороннюю беседу. К моему разочарованию, она бросилась за мной, подстраиваясь под темп.

– Не будь стервой. Поделись секретом.

Быть изнасилованной своим же парнем и кучкой его друзей. Такой опыт либо полностью отобьет аппетит, либо сожрет тебя изнутри вместе со всеми чувствами.

– Я не сижу на диете, – напряженно процедила я.

– Ну, ты великолепно выглядишь! Точнее, ты всегда выглядела прекрасно. ОЧВ. – Она создала аббревиатуру из слова «очевидно», потому что оно было слишком длинным для ее священных уст. Первые три года старшей школы я входила в список самых популярных девчонок. Практически была королевой. Опустошающие голубые глаза и невероятно длинные ноги. Меня называли Белоснежкой: темные волосы, бледная кожа, мать-ведьма. Способствовало и то, что я родилась и выросла в Анахайме. Моя мама только что вышла замуж за нефтяного магната, и все ученики Школы Всех Святых думали, что я из гетто. «Классная, но гетто», – повторял Эмери каждый раз, когда кто-нибудь спрашивал, видела ли я своими глазами, чтобы кого-то зарезали или подстрелили. После «Инцидента» мой статус резко упал. На самом деле к концу выпускного класса моя репутация опустилась даже ниже туалетных сидений и раздаточного стола в кафетерии Школы Всех Святых. Рен вместе с друзьями одна из первых начала выкашливать слово «шлюха» при моем появлении в коридорах и первая упоминала венерические болезни, когда ее просили пересесть за мою парту на химии и алгебре.

– Это действительно имеет огромное значение, – сказала я саркастически, воздержавшись от вопросов про ее жизнь. Я не хотела ничего знать.

– Хотела бы и я вкладывать столько усилий в свое тело. – Рен драматично вздохнула, еле поспевая за моей скоростью. От звука шлепков ее пьяных ног по земле мне хотелось выдрать себе волосы. – Но я так занята в школе, друзьями и своим новым парнем. Ты ведь знаешь, что я теперь встречаюсь с Джастином Финном?

Я этого не знала. После случившегося я перестала разговаривать практически со всеми. Единственная вещь, которую я помнила про Джастина Финна, – это то, как зубы его брата Генри касались моего бедра, когда я наконец очнулась, с головокружением и тошнотой, после того как они избили меня до полусмерти. Его смех у меня между ног, когда он пробовал беззащитную меня на вкус против воли. Я запомнила это так отчетливо, что могла все еще чувствовать его на своем теле, даже после двух прошедших лет и бесконечного количества душа. Я с силой закусила губу, сдерживая крик.

Их здесь нет.

Они не смогут причинить тебе вред.

– Какого черта ты здесь делаешь, Рен? Сейчас три часа ночи.

– Ой. Она разговаривает! Потрясающе, – она захлопала в ладоши и злобно улыбнулась. – Так чем же ты теперь занимаешься?

В мое сознание начала проникать мысль, что я могу оказаться в реальной опасности. Дом Рен находился в другой стороне района. Дорога проходила через небольшой парк с качелями и горкой. Во время летних каникул подростки часто приходили сюда по ночам, чтобы напиться. Что значит – она здесь не одна. Я уже в невыгодном положении.

– Ты выглядишь немного бледной, Джесси. Или, может, ты просто никогда не выходишь из дома. – Она фыркнула и засмеялась. Я ускорилась, наблюдая боковым зрением, как Рен машет руками в изнеможении. Шэдоу хрипел позади меня. Я мысленно умоляла его не ненавидеть меня за то, что я делаю. Но меня накрыла паника. Я хотела бежать домой, но кто, черт возьми, знает, что поджидает меня у детской площадки?

– Тебя давно никто не видел. Люди говорили, что ты загремела в психиатрическую больницу. Я подумала: о боже мой, Джесси? Ни за что. Но серьезно, Джесси, где ты была?

Рен снова попыталась меня догнать, но ее тело не выдержало. Мы с Шэдоу были выносливее. Мы профессиональные бегуны. И мы воспользовались этим преимуществом.

Ко мне возвращались обрывочные воспоминания о старшей школе, неуклюже складываясь в шаткую картинку прошлого, которую я так старалась забыть. Мы с Рен прекрасно ладили до «Инцидента» – заклятые подруги на верхушке школьной иерархии. Но потом она стала одной из них. Одной из тех, кто набивал мой шкафчик презервативами и выводил слово «шлюха» на его дверце, кто обменивался испуганными взглядами с другими учениками, когда ее ставили в пару со мной на лабораторной работе или уроке физкультуры. Я побежала быстрее.

Шэдоу заскулил. Только тогда мой мозг проснулся. Я не хотела, чтобы с псом что-нибудь случилось, поэтому схватила его на руки, все тридцать килограмм веса, и сменила курс, прыгнув между деревьями, окружавшими особняк Спенсеров.

– Эй! Куда ты собралась? – Я слышала, как Рен заныла где-то позади меня. Как только первые ветки ударили меня по лодыжкам, а кеды погрузились в грязь, я уже поняла, что пожалею о своем решении. Я чувствовала острую обжигающую боль на ногах от новых порезов, но все равно продолжала бежать.

– Дрянь, ты не сможешь долго прятаться! – ее голос звучал приглушенно и слабо, но кое-что я успела расслышать отчетливо и громко. Вытекая из моих ушей, слова заполнили собой остальные части тела, осев на душе мертвым грузом, который я буду носить с собой, как шрам, долгие годы. – Беги сколько захочешь. Все равно никто за тобой не погонится, маленькая шлюшка.

* * *

Еще одна вещь, которую я не забыла: Рен всегда была мстительной соплячкой.

Вот почему я не удивилась, обнаружив возле детской площадки припаркованный автомобиль, когда мы с Шэдоу, все в грязи, прихрамывая, двинулись по направлению к дому.

Я не могла узнать их на таком расстоянии, но видела, как они прислонились к капоту, скрестив ноги и сложив руки на груди. На площадке было пустынно, не считая их машины: черный Camaro SS, разрисованный желтыми языками пламени.

Я уже собралась развернуться и похромать в обратном направлении, но громкий свист пронзил тишину ночи.

– Так-так. Неужели это любимая шлюшка всего Тодос-Сантоса, – пропел один из парней. – Доброе утро, Джесси.

О боже. О нет.

Страх имел свой запах. Едкий, тошнотворный запах холодного пота, и он окружил меня, как туман, проникая в рот и высасывая мою душу.

Я повернулась в сторону источника звука.

Присмотрелась.

Затем узнала и второго парня.

Генри и Нолан.

На них были привычные футболки поло, а на лице самодовольные ухмылки. Какого черта они делали в Эльдорадо? Посреди долбаной ночи? И самый важный вопрос – Эмери тоже здесь? Рен. Рен их впустила. Вероятно, она тусовалась в их компании, они подбросили ее домой, но потом заметили меня и не смогли упустить возможности немного повеселиться.

Подавив рвотный позыв, подступивший к горлу, я потянула Шэдоу за поводок в сторону главной дороги, молясь, чтобы по ней проезжала патрульная машина, но, зная свою удачу, понимала, что этого не произойдет.

– Пойдем, Старина, – мой голос звучал умоляюще. Неожиданно я перестала ощущать порезы на ногах и комки грязи, облепившие мои кеды.

– Чувак, да у нее даже пес калека, – хихикнул Нолан, бросая пустую банку из-под пива, с глухим эхом покатившуюся по бетону. – Как твои ноги, Джесси? Все еще хромаешь?

Уже нет, но они чуть не сломали мне тазовую кость, когда напали на меня в выпускном классе. Мощная волна страха прокатилась по позвоночнику, мое сердце колотилось с такой скоростью, что я зажала рукой рот, боясь, что вот-вот выплюну его.

– Белое отребье и ее никчемный пес. – Засмеявшись, Генри оттолкнулся от капота машины и направился ко мне. Страх сковал мои движения, и я застыла на месте, словно статуя, чувствуя, как к щекам приливает кровь. Пламенная ярость наполняла все мое тело. Позади него, на заднем сиденье автомобиля, Рен делала вид, что поправляет макияж и не участвует в происходящем.

Шэдоу зарычал на Генри, обнажив свои желтые зубы. Я притянула его ближе к бедру, втягивая носом воздух. Черт, черт, черт.

– Куда ты направлялась, Джесси? На ночную смену в борделе? Давай немного повеселимся! – закричал Нолан от машины, щелкнув фонариком на телефоне и направив его на меня.

– Да, Джесси. Ты ищешь неприятности? Можем устроить тебе парочку по старой дружбе. Только не говори Эмери. Хотя на самом деле не думаю, что он бы возражал. У него теперь есть милая, приличная девушка, которая не раздвигает ноги так часто, что потом даже не может вспомнить, кто сорвал ее вишенку.

Не знаю, что было хуже: услышать имя Эмери или узнать, что он продолжал жить дальше, без каких-либо последствий. Или, может быть, худшим являлось само напоминание о том, что ночь на Индианской аллее действительно произошла. Впрочем, у меня и так было много причин помнить ее, даже помимо физических повреждений. Через несколько недель после той ночи Пэм повезла меня делать аборт в частную клинику за городом. Я умоляла ее оставить ребенка, но она была твердо убеждена, что «оно» разрушит наш несуществующий имидж в Тодос-Сантосе.

Я развернулась и побежала в сторону главной дороги.