Говоря всё это, Кэтрин ковырялась пальцами и каким-то медицинским инструментом вроде тонкого кривого пинцета (при этом меня откровенно передёрнуло от совершенно каменного, лишённого эмоций, выражения её лица) в ране, а потом, с видимым усилием и явным облегчением, достала и кинула на пол глухо звякнувшую, толстую, явно от полицейского пистолета-пулемёта, пулю. Из дыры обильно выступила кровь, но эта «железная леди» не стала штопать себя и даже не прижгла рану каким-нибудь порохом или сигареткой. Вместо этого она достала сзади трофейную флягу с водой, ополоснула руки и довольно долго пила. Хотелось верить, что она всё-таки знает, чем чревато подобное самолечение. Потом моя напарница туго обмотала вокруг талии и завязала узлом на спине извлечённое из чемодана длинное и узкое полотенце. На белой материи тут же выступили красные влажные пятна. Тоже мне перевязка, блин…

– Для восстановления мне надо провести пару часов в полном покое, – сказала Кэтрин. – Сможете вести машину?

– Думаю, да. И тебе точно хватит этой «медпомощи», может, что-то ещё? Отвезти в какое-нибудь медучреждение?

– Вообще-то, мы там уже были. В остальном у меня всё под контролем. Наш «клиент» движется на запад, похоже, тоже на автомобиле, но довольно медленно. Поэтому езжайте по этому шоссе в прежнем, западном, направлении. Если нас будут останавливать – демонстрируйте им меня и как можно жалобнее кричите, что вашу любимую и единственную жену тяжело ранили при авианалёте, вы везёте её в больницу, она умирает и прочее. А если будут пробки, заторы, бомбёжки или обстрел – съезжайте с дороги и маскируйтесь. В подобном случае лучше эти пару часов где-нибудь отстояться…

И, сказав это, она замерла на своём сиденье в характерной позе, будто её разом выключили. Голова с растрёпанной причёской набок, полное впечатление, что без сознания или вообще померла. Импровизированная повязка в крови, ладонь на животе, рядом валяется скомканная, окровавленная одежда (правда, картину несколько портил изящный кружевной лифчик бордового оттенка). Действительно, для патрулей будет смотреться более чем живописно и убедительно…

В оставшемся позади городе разгорались пожары. И не похоже, чтобы кто-то бросался их тушить. Возле дороги действительно начали попадаться свежие воронки, а на самой дороге – горящие и просто брошенные бундесверовские грузовики, КУНГи и бензовозы, которые я с трудом объезжал. Стало понятно, кого тут штурмовали эти «МиГи».

Пару раз меня обогнали панически несущиеся в том же, западном, направлении гражданские легковушки. Несколько раз над окрестными, поросшими лесом горами и холмами пролетали в разных направлениях, отблёскивая серебром не крашеного дюраля, группы самолётов, вот только непонятно, чьи они были. Глянув на юг, в ту сторону, где ещё недавно был Мюнхен, я увидел сплошную стену дыма до небес, во весь далёкий горизонт. А на севере, за горами и деревьями, поднимались в бледное утреннее небо не менее десятка дымных столбов. Выглядели они явно пожиже, но в них тоже не было ничего хорошего.

Сквозь жидкие осенние облака робко проклёвывался солнечный свет, а на обочине шоссе мелькнул очень весело горевший, скособоченный в канаву бронетранспортёр М113 с как будто продавленной и разломанной надвое крышей хлипкого алюминиевого бронекорпуса (прямое попадание авиабомбы мгновенно разобрало бы эту «коробочку» на запчасти, так что скорее тут поработали НАРы не слишком крупного калибра). Рядом с пылающим БТРом растянулись на проезжей части два свежих трупака в почерневшей до полного обезличивания дымящейся одежде, одного из которых я не сразу заметил и, невзначай, переехал передним колесом…

Вот уж, воистину, как в той древней песне – встаёт заря угрюмая, с дымами в вышине…

Тебе не всё равно, кто тебя убивать будет?

Глава 2. Никто не хотел умирать, но их и не спрашивали

Где-то у дороги, в сорока километрах восточнее Штутгарта. Баден-Вюртемберг. ФРГ. 28 октября 1962 года

Признаюсь, что проехал на манер излишне порядочного водилы Румянцева из одноимённого древнего фильма (только вёл я не угловатый бортовой «МАЗ-200», а изящный полуспортивный «мерин», да и бабенция-попутчица не мирно спала, уткнувшись мордой мне в плечо, а лежала, культурно выражаясь, «в отрубе») я не долго. И дело тут даже не в том, что я такой уж хреновый водитель. Просто «атомные часики» тикали, и, кажется, до западных немцев помаленьку начинала доходить вся серьёзность и необратимость произошедшего прошлой ночью.

Сначала, вспомнив (почему я не обратил на это внимания раньше – сам не пойму, на нервяке о таких вещах как-то не думаешь), что позади наших сидений, вперемешку с окровавленными деталями дамского туалета и чемоданами, совершенно открыто лежат разнообразные огнестрельные трофеи, я притормозил и быстро переложил всё оружие, боеприпасы (кроме пистолета, одной G3 с тремя магазинами и пары гранат, которые я попрятал в пределах ручной доступности) и прочую «ручную кладь» в багажник. Слава богу, что в этот момент встречных или обгоняющих машин не было и меня никто не увидел, а то спалился бы в один момент. Поскольку не рискую предполагать, как именно местные обыватели отреагируют на гражданских персонажей с оружием. Тут всё-таки не Североамериканские Штаты, где каждый второй давно прикупил себе или пистолет/револьвер или дробовик…

Затем, по мере моего дальнейшего продвижения на запад, машин на дорогах становилось всё больше, всяких, и военных, и гражданских. Причём армейский, в основном очень тяжело нагруженный, транспорт (я видел грузовики и фургоны с маркировкой бундесвера, а также американской и британской армий) почему-то пёрся с разной скоростью в самых разных направлениях, а не (что было бы логично) на восток – либо им так предписывали хитрые довоенные мобилизационные планы, либо вояки из НАТО от страха совсем с ума сошли? Гражданские же легковушки, а также небольшие грузовики и фургоны западногерманских обывателей ехали почти исключительно на запад, начисто презирая любые правила – загромождавшая проезд военная техника игнорировалась и объезжалась, то, что горело после бомбёжек, не тушилось, интерес к уже валявшимся кое-где покойникам был вообще нулевой.

Никакой дорожной полиции не было и в помине, что в сочетании с шелестевшей где-то прямо над головой непонятно чьей авиацией и отчётливо слышной со всех сторон канонадой, похоже, изрядно нервировало всех участников дорожного движения.

Постоянно обгонять соседние машины оказалось нереально, и это я понял очень быстро. Сначала мне пришлось резко сбавить скорость, а затем, минут через сорок ну очень медленной езды, в леске, на перекрёстке двух дорог, где-то, судя по попавшимся навстречу указателям, у Гейслингена, я в числе других штатских шпаков влетел в плотный затор.

И здесь я впервые после сгоревшей ночью «ракетной долины» встретил на пути следования несколько сотен американских солдат, включая заблокировавшую движение (как мне сначала показалось) военную полицию, десятки джипов, тентованных грузовиков и фургонов.

Остановившись в крайнем слева ряду, я не стал выходить из машины, подобно прочим немцам и немкам, которые бесцельно бегали или стояли вокруг своих машин, курили, с опаской смотрели на небо и заметно нервничали. Подходить близко к американской технике они не решались, поскольку выстроившиеся цепью поперёк дороги солдатики с буквами МР на касках и винтовками М14 на изготовку имели вид весьма решительный. Я присмотрелся к обстановке и очень скоро мне стало понятно, в чём тут дело.

Откуда-то с севера на юг двигались две гигантские 280-мм пушки М65 «Атомная Энни» с маркировкой 216-го батальона полевой артиллерии армии США. Если кто не помнит, каждая из них – это фактически осадное орудие, которое было способно стрелять трёхсоткилограммовыми (в том числе и ядерными) снарядами. В походном положении такая весящая 78 тонн двенадцатиметровая дура, шириной в три с лишним метра, передвигалась с помощью сцепки из двух присоединённых к лафету орудию «цугом» (ну то есть один спереди, другой сзади) коротких двухосных тягачей, передний из которых являлся ещё и управляемым. Подвижность и маневренность подобного «автопоезда» не выдерживала никакой критики, и во многом именно поэтому в 1963 году М65 окончательно сняли с вооружения в пользу тактических и оперативно-тактических ракет.

Однако здесь и сейчас это угробище всё ещё было одним из компонентов «несокрушимой атомной мощи» американской армии. Именно поэтому две «Атомных Энни» в сопровождении положенного транспорта (в числе которого на дороге оказался даже армейский автокран) и многочисленного личного состава куда-то ехали (куда именно, это, разумеется, «военная тайна»). И, судя по всему, при повороте на этом самом злополучном перекрёстке с передним тягачом первой М65 что-то случилось. Возможно, водитель просто не справился с управлением на не очень широкой дороге или что-то сломалось. Так или иначе, в результате этого закреплённый по-походному ствол пушки с лафетом и задним тягачом встали фактически поперёк дороги, а передний тягач, протаранив ограждение шоссе, оказался в сильно накренённом состоянии в придорожной канаве, при этом передняя часть лафета этой М65 фактически легла на полотно дороги.

И это был полный тырдец, поскольку сложно представить, как можно вообще сдвинуть подобную, весящую больше любого тогдашнего тяжёлого танка, длинную, как панелевоз, железяку с дороги. Тут не факт, что помогла бы даже сцепка из нескольких гусеничных тягачей или танков, учитывая, что ни того, ни другого здесь не было. Тем более что из-за этого ДТП вторая М65 не могла ни сдать назад, ни развернуться. В результате вооружённые до зубов американские солдаты и офицеры, практически впав в истерику, носились между своими машинами, одновременно продолжая упорно не подпускать никого к секретным «атомным пушкам». Было видно, как какой-то, слегка похожий на генерала Макартура (очень высокого роста, в высокой фуражке и притемнённых очках в золотой оправе) американский подполковник орал на двоих вытянувшихся перед ним капитанов, но не похоже, чтобы он высказывал что-нибудь дельно-конструктивное. Скорее, что-нибудь классическое, в стиле: «Если бронепоезд не пройдёт за семафор через пятнадцать минут – командующий приказал вас повесить!». В остальном складывалось впечатление, что до почти всех здесь (и военных и гражданских) уже так или иначе дошло, что шансов быстро разрулить эту пробку нет никаких, а объехать её тоже нереально.

В результате это хаотическое скопление техники автоматически становилось настоящим подарком для следующего авианалёта. Тем более что никаких зенитных средств, кроме нескольких пулемётов на джипах М38А-1 (да и те зачехлённые), у застрявших здесь американцев не было. Местность вокруг холмистая, дороги хорошие, но узкие, а видно сверху всё очень неплохо – осень, как-никак, листва частично облетела, и какие-нибудь подвернувшиеся истребители-бомбардировщики со всей дури долбанут по этому перекрёстку даже и без дополнительной доразведки.

В общем, рассудив, что ловить мне здесь, скорее всего нечего, я, пока не началось, не без труда развернулся и погнал «Мерседес» обратно по узкой обочине, несколько раз рискуя разбить «мерс», намертво сесть на днище или перевернуться. Но, на моё счастье, машина выдержала подобное издевательство. При этом всё так же, по-бараньи, стоявшие в пробке гражданские бундесдойчи смотрели на меня как на идиота. То ли не одобряли, что я порчу дорогую тачку, то ли не понимали – как же это можно в это время ехать обратно, на восток, к большевикам прямо в лапы?

Чуть позже стала понятна и ещё одна причина, почему они так на меня смотрели – ведь никаких боковых съездов с этого шоссе позади нас не было. Они-то точно знали местность лучше меня. И только в полном отчаянии проехав несколько километров, я неожиданно наткнулся на уходившую вправо от шоссейки узкую, но относительно хорошо укатанную грунтовую дорогу, терявшуюся в лесу. Несмотря на стоявший у самого поворота свежий столб с табличкой «Sie durfen hier nicht aufhalten! Dies is Privatbesitz!» (т. е. «Въезд запрещён, частная собственность», причём про собственность гордо написали с большой буквы), который я недальновидно не заметил, проезжая здесь в первый раз, я всё-таки свернул туда. Не будут же эти «частные собственники» сразу же стрелять по мне на поражение, хотя, учитывая ряд обстоятельств, это не казалось столь уж и невероятным…