Ладно, неважно. Я знаю, как это выглядит со стороны. Даже если вы снимете все, что я вам покажу, они найдут способ, как меня дискредитировать. Мы же не можем допустить, чтобы общественность узнала про альтернативы монополии на драконью энергию, да?

Более столетия назад Томас Эдисон и Генри Форд решили совместными усилиями привязать нас к электричеству, сделав его нашим главным источником энергии, и с тех пор мы безостановочно стремились к тому, чтобы извлекать из драконьего дыхания все больше и больше электричества. Так мы постепенно стали зависимы от этих созданий, и теперь драконий энергопромышленный комплекс помыкает нашими политиками, и ничего с этим сделать они не могут.

Нет-нет, не беспокойтесь, я не буду оспаривать догму, что драконы совершенно безопасны, – я не буду устраивать дискуссий.

Так вот… как мне объяснить, что я против нашей энергетической политики без?..

А вот как. Все видят, что воздушные и морские пути прокладываются вдоль маршрутов миграции драконов; мегаполисы выживают и процветают в зависимости от численности драконов; целые страны оголтело соревнуются, чтобы привлечь гигантских зверей, которые поднимают им ВВП.

Мы говорим о драконьих фондах и государственных стратегических резервах, но эти выражения придуманы, чтобы все казалось лучше, чем есть, и чтобы вводить нас в заблуждение. Драконы вольны прилетать и улетать, когда им вздумается, а империи рождаются и умирают по прихоти существ, которых нам никогда не понять и не приручить. Вы когда-нибудь читали «Ружья, микробы и драконы»^[12]? Там выдвигается такая гипотеза, что доминирование Запада во многом было обусловлено благоприятным присутствием огнедышащих драконов в Европе. Восточная Азия отстала в Промышленной революции, потому что их драконы дышали холодным туманом и водой, а не огнем. И пока Лонг Жуюань из Тяньцзиня, вдохновившись трудами Роберта Стирлинга^[13], не изобрел инь-ян-двигатель, который приводился в действие огне- и туманодышащими драконами, баланс сил так и оставался смещен в сторону Европы. И даже сегодня преобладание малых стран и городов-государств связано с нашей зависимостью от драконов, а не на с культурными или политическими особенностями.

(Глубокий вздох.)

Я же хочу сделать так, чтобы мы больше не зависели от дешевой драконьей энергии. Мы радовались, когда Варшавский договор^[14] пал из-за того, что их драконы решили массово улететь, но откуда мы можем знать, что драконы не сделают однажды того же и здесь, в Содружестве Массачусетса и Мэна? Мы очень рискуем, когда забываем историю.

Но из-за моих тревог люди называют меня чудачкой, дурой.

ЗОИ

[Она засияла изнутри – но не совсем радостью, скорее осторожно готовясь к ней. Она все еще стесняется и говорит запинаясь, но рассказывает гораздо больше прежнего.]

Рисунки? (Нервно смеется.) Нет, вряд ли. Это просто детские каляки-маляки. Понятия не имею, где они, я их не сохранила.

Я хочу рассказать про настоящих драконов.

Кто-то жалуется на шум и запах, на то, что они всюду гадят. Кто-то орет, что драконы устраивают беспорядки на улицах. В первую неделю было примерно двадцать происшествий на семнадцатом шоссе, рядом с государственным парком, и тогда пришлось перекрыть все движение. Потом пришлось эвакуировать и закрыть Астровскую начальную школу, потому что драконы стали гнездиться на ее территории и родители из-за этого нервничали. Даже сегодня, пока ехала сюда, я видела кого-то вроде юристов на парковке в центре. Они, как мухи, кружили вокруг кучки драконьего навоза. Не знаю, с кем они собираются судиться. Драконам юристы не страшны.

Я слышу нытье. «Маннапорт вам не Бостон! У нас нет инфраструктуры, чтоб с ними справиться!» Думаю, они имеют в виду всякие стены и заборы. Хотят, чтобы законодательное собрание объявило в штате чрезвычайное положение и, может быть, призвало минитменов^[15] и те прогнали драконов.

Я читала историю драконьих наплывов… Вот короткая справка из «Мемекспедии»: «Большинство современных драконьих городов по крайней мере наполовину плановые: Бостон сосредоточен на библиотеках и университетах, привлекающих драконов наукой; Калифорнийская Республика ведет двойственную стратегию изобретательства и искусства, а Кремниевая долина и Голливуд стали крупнейшими драконьими центрами во всей Северной Америке. Нью-Йорк придерживается наиболее старомодной техники – накопления золота и драгоценностей на Уолл-стрит, чтобы драконы Старого Света покидали свои убежища на Багамах и Британских Виргинских островах, селились на Манхэттене, устраиваясь вокруг хранилищ и проводя там недели напролет, прежде чем переместиться на крупные станции на Лонг-Айленде». Ой, к последней фразе тут стоит знак вопроса и подписано: «требуется источник».

Но больше всего меня впечатлил пример из Тайтусвилла, что в Аппалачии. В 1859 году в небольшом поселении стихийно собрались драконы. Все ринулись туда, стремясь извлечь из этого выгоду, и одному счастливчику по имени Эдвин Дрейк удалось построить первый драконий кран. Для этого он запряг пятидесятифутовую особь с обсидиановой чешуей, запитав таким образом подвесную дорогу между озером Эри и Балтимором. На какое-то время этот драконий бум сделал Тайтусвилл богатейшим городом в мире. Людей привлекали драконьи деньги, благодаря чему строились новые пруды-охладители, новые драконьи краны, новые электростанции – до того дня, как драконы вдруг взяли и улетели.

Эдвин Дрейк – мой прапрапрадедушка по материнской линии. А моя мама…

Но об этом я не готова рассказывать.

С детства мне говорили, что я стара душой. Люблю читать и быть наедине с собой. От крикливых толп мне становится не по себе, но я все равно взяла за правило ходить на городские собрания. Чтобы понимать, что собираются делать взрослые.

Они спорят об отчуждении собственности и дотациях от властей Содружества, ценах на недвижимость и налоговых льготах, изоляционных стенах и зонах безопасности. Они хотят, чтобы городской управляющий заключал сделки с большими корпорациями, чтобы обеспечить рабочие места, и чтобы каждый житель получал свою долю прибыли от драконов.

Но кажется, никто не думает о том, почему драконы прилетели сюда и как сделать так, чтобы Маннапорт не стал очередным Тайтусвиллом.

В Маннапорте нет ни чудес природы, ни крупных университетов, ни денег, ни искусства. Мы не отличаемся от множества других городков в Содружестве – аккуратных и мирных, если смотреть со стороны, но полных боли и отчаяния внутри. Моя школа кажется большой и пустой из-за того, что люди уезжают, если есть возможность, и не возвращаются. Хорошую работу трудно найти. Если хочешь остаться здесь – можно рассчитывать только на всякие халтурки. Еще одна проблема – наркотики, а по ночам иногда слышны выстрелы. Я раньше думала, это подростки взрывают петарды, но однажды увидела мигалки полицейских машин, которые мчали по семнадцатому шоссе, а потом прочитала, что неподалеку нашли труп.

[Мы на холме, внизу виден парк. Драконы ползают, копошатся, расхаживают там; они такие разноцветные, как полевые цветы в траве. Издали они похожи на бабочек, птиц и на кусочки живых красок, кружащихся в стремлении обрести форму.]

Сюда стоило подняться, да? Я прихожу сюда почти каждый день, только ради вида. Полиция говорит держаться подальше, но я не могу представить, чтобы они кому-нибудь навредили. Они уж точно выглядят более смирными, чем индейки, которыми улицы кишат по осени. Когда я оказываюсь здесь, я забываю про школьные сообщества, всякие сплетни, папино ворчание, про то, что нужно постричь бабушкину лужайку, – мне просто приятно знать, что в этом мире есть прекрасные создания, чьих забот нам никогда не понять и которым никогда не будет дела до того, что заботит нас. Так вселенная кажется немножечко больше, понимаете?

Я спрашиваю себя: зачем драконы сюда прилетели? Зачем?

Но когда смотрю на это, кажется, что ответ не так уж важен.

ИЮНЬ

ИНГРИД

[Дети играют на площадке.

Фокус смещается на ниссу, возвышающуюся на заднем плане. Ветки выглядят несколько странно: кажутся слишком поникшими, слишком отягощенными листвой.]

Настроения в городе определенно изменились. Не так уж много людей говорят о тех деньгах, которые мы заработаем на продаже земли застройщикам, и не так же много боятся перемен. Я бы сказала, мы привыкаем к драконам.

[Бейсбольный мяч попадает в ниссу, и весь пейзаж буквально взрывается. То, что лишь мгновением ранее казалось просто купой листьев, превращается в сверкающие чешуйки, вытягивающиеся конечности, расправляющиеся крылья, распрямляющиеся усы, щелкающие мигательные перепонки. Зеленый цвет маскировки сменяется красным, золотистым, блестит голубым и темно-синим – целое облако драконов, чей хамелеоний сон оказался потревожен, вдруг взмыло в воздух. Смешанная стая североамериканских сохатых, сибирских змиев, мезоамериканских пернатых серпентов, бескрылых восточно-азиатских лунгов, огненнохвостых южноазиатских наг, европейских тонкокрылых и других видов. Все они были не крупнее павлина, а многие и гораздо меньше.

Мгновение дети любуются их воздушным представлением, но быстро теряют интерес. Девочка подбегает к подножию дерева и, осторожно ступая среди помета, достает мячик. Дети продолжают свою игру. Потревоженные драконы один за другим возвращаются к дереву, усаживаются и снова облачаются в свой камуфляж.]

Милые, да? Некоторые разочарованы, большинство испытали облегчение. Эти драконы не имеют ничего общего с великанами Библиотеки Уиденер, которая обеспечивает энергией Бостон, или даже теми, что поменьше, которые управляют гигантскими реактивными самолетами, пересекающими Атлантику и континент.

О, я не хочу строить из себя специалиста по драконам. Я сама не видела драконов до восемнадцати лет, когда приехала в Уэллсли, первокурсницей с вытаращенными глазами.

[Архивные фото колледжа Уэллсли, представленные в стиле Кена Бёрнса^[16].]

Тогда в фонде Уэллсли было всего пятеро: три американских бизонорогих, валлийский виерн и английский змей. Они не шли ни в какое сравнение с пятисотголовым фондом Гарварда-Рэдклиффа, но для меня это богатство, эта мощь была за гранью воображения.

Пока остальные девочки еще обустраивались, я решила прогуляться вокруг озера Вубан, где поселилась самая маленькая из бизонорогих, Делирия. Был уже вечер, и я не ожидала что-либо увидеть. Я знала, что драконы были очень заняты и редко бывали у себя. Хотя, как и большинство университетских драконов, они слетелись в Уэллсли, потому что их привлекла сокровищница знаний, сосредоточенная в библиотеках и лекционных залах, договор Содружества и университета предполагал, что драконов убедят обеспечивать энергией с помощью огненного дыхания фабрики и мельницы в соседних городках.

Однако профессора также знали, что драконам требовалось бывать у себя в жилище, чтобы восстанавливаться. Драконы не питались одним только зерном и мясом: их духовное здоровье требовало погружения в академическую атмосферу колледжа, требовало проводить время в одиночестве и размышлять – знаю, современные специалисты скажут, что это все чепуха, но я верила в это тогда и верю сейчас.

Неплохая метафора студенческой жизни, как по мне.

Тропа вдоль берега была окутана туманом, как и само озеро. Я шла и шла, воодушевленная мыслью, что я сама по себе, что за мной не присматривают ни родители, ни наставники. Я воображала себя героиней старинной баллады, которая пробиралась по долинам и болотам, преследуя дракона, сторожащего сокровища. Тяжелая мгла не позволяла увидеть другой берег озера, поэтому оно казалось огромным, как целый океан: тогда я не знала, что потеря пространственного чувства – это распространенный психологический эффект от близости дракона.