Она запихнула книгу в залатанную сумку, а Карл повернулся к шкафу за прилавком, отпер его и извлек продолговатый черный ящик с блестящей от частого использования поверхностью. Поставил его между ними и открыл защелку. От хрустальных флаконов, пластиковых трубок и мерных цилиндров, сложенных внутри, едва уловимо повеяло антисептиком. Назначение каждого из этих предметов Мили познала за последние несколько дней – подробно, неоднократно и болезненно. Она закатала рукав – на правой руке, потому что не хотела, чтобы он видел, сколько она уже заплатила из левой, – и приложила руку к стеклу.

Уж в чем Карлу или любому другому вампиру, торгующему на Пон-Роу, следовало отдать должное, так это в том, что работали они проворно. Кожаная манжета и жгут, йодный тампон и размотанная трубка, обнаженная игла («Совершенно новая и стерильная, уверяю», – ответил он на ее взгляд) и чинно выставленный табурет. Затем – укол иглы, медленное кровотечение, и мир сузился до тонкой красной линии, побежавшей от сгиба ее руки к цилиндру, тщательно обработанному антикоагулянтом. Жидкость разливалась по стеклу такими странными узорами, что Мили не сомневалась: любой специалист по сигнометрии поведал бы обо всем, что касается ее жизни и смерти, в самых недвусмысленных выражениях.

– Сожми кулак, душенька, – проговорил Карл безучастно, не отрывая глаз от восходящей красной линии. – Тогда быстрее пойдет.

Мили подчинилась. Триста миллилитров крови – больше, чем она предполагала. Она закрыла глаза. «Наконец последняя покупка». Это было последнее, что ей сегодня требовалось сделать, и последнее, что требовалось вообще. Вечером она восстановится, до отвала набьет себя мороженым, липкими булочками и вином, посмотрит папин любимый фильм и, возможно, возьмет дракона немного полетать за городом. Ночь сегодня будет приятная.

А беспокоиться о наступающем семестре она будет завтра.

– Вот и все, душенька моя. Готово.

Она открыла глаза в миг, когда он резко выдернул иглу. Карл прижал лоскут марли к внутренней стороне ее руки и, велев согнуть локоть, принялся счищать остатки «валюты» с оборудования. Он держался холодно, твердо и бесстрастно, но она и не ждала ни благодарности, ни даже доброжелательности. Она не знала ни одного вампира, который обладал бы хорошими манерами и был склонен к сочувствию. Она испытала горькое чувство при виде этих кружащих в стеклянном цилиндре трехсот миллилитров… ее. Только уже не она, уже нет, и особенно это было заметно по тому, как на содержимое цилиндра смотрел Карл. Она надеялась, что ему хотя бы хватит приличия подождать, пока она уйдет, прежде чем начать пить.

Мили потянулась через прилавок и оторвала кусок скотча от диспенсера рядом с марлей.

– Спасибо, я сама. – Она приклеила скотч поверх марли и спрыгнула со стула. А теперь…

«Вот странно». Хотя Карл был таким привередливым вампиром, его лигровый ковер решительно нуждался в чистке. У нее зачесался нос, и десять тысяч булавок закололи по позвоночнику. Она задумалась, сколько отмерших кожных клеток только что вдохнула. Затем у нее зашумело в ушах. Появилась боль в руке. «Там просто комок пыли или что-то живое?» Его в самом деле стоило пропылесосить, и…

«Почему я на полу?»

– Полегче! – Карл поспешил обойти прилавок и поднял ее на ноги. – Не так быстро. Ты знаешь, как оно бывает, душенька.

Когда Мили снова уселась на табурет, у нее скрутило желудок – наполовину от тошноты, наполовину от стыда. Она почти слышала сплетни, которые расползались по Пон-Роу. «Слыхали про дочку старика Джеймса? Бедняжка, похоже, считать не умеет. Дала себя досуха выдоить. Представляешь, свалилась в обморок на полу у де Розии»…

– Я в порядке, – выдохнула она. – Правда, Карл, все хорошо.

– Ну да, а я подвыпившая гаргулья. Сюда. – Она вздрогнула от прикосновения холодного металла и еще более холодной кожи, когда он сунул ей в руку железный талер. – Ужин за мой счет. Иди возьми себе что-нибудь с сахаром.

– Ты не обязан…

– Чепуха. За три сотни плюс рекомендацию это наименьшее, что в моих силах.

Мили моргнула и уставилась на монету перед собой. На одной стороне талера стоял оттиск эмблемы Ордена ломбардов – три круга, вперемежку свисающие с извилистой линии. Это должны были быть шары, но чеканщик не слишком старался изобразить тени. Как там шутили студенты? «Что нужно, чтобы держать ломбард? Стальные яйца, конечно!» Она перевернула монету. На обратной стороне оказалась асимметричная лилия рода де Розия. Она как-то спрашивала Карла, почему они не взяли себе розу, на что он только улыбнулся и ответил, что расскажет ей, когда она станет постарше.

«Один железный талер, всамделишный, надлежащего вида». Свободно отданный и свободно принятый, ни один ресторанщик в городе не откажется ее принять. Мили держала знак уважения более древнего и сильного, чем мог вызывать любой из людей, даже такой, как ее папа. И крепко сжала талер в руке. Ни один из полудюжины владельцев ломбардов, у которых она побывала за эту неделю, не предложил ей монеты.

– Знаешь, Карл, для вампира ты довольно порядочный.

Он ответил на это идеальной кошачьей улыбкой и отвесил поклон.

– Услышь тебя моя прабабушка, она бы пустила слезу.

– Я не хотела тебя…

– Нет-нет, это старая семейная поговорка. Моя прабабка – злостная карга, и мы, все цивилизованные де Розия, обожаем ее разочаровывать. А теперь иди, душенька. Тебе нужно немного отдохнуть, если хочешь в понедельник оказаться на занятиях. – И он мягко, но уверенно повел ее к выходу из лавки, избегая лучей, пробивавшихся сквозь щели вокруг двери. – Кафе на углу держит мой друг. Он даст тебе за эту монету двойную порцию, если хорошо его попросить.

Мили удостоверилась, что он не попадет под солнечный свет, прежде чем открыть дверь.

– Спасибо тебе, Карл. За все.

– Тебе спасибо, дорогая моя. Ах да, по поводу той первокурсницы. Мне ее ожидать… когда?

– Я попрошу ее зайти завтра.

На улице почти никого не оказалось, хотя едва ли это могло продолжаться долго. Скоро целые толпы вывалятся, чтобы поужинать, продавая свою кровь и прочие ценные активы вплоть до жизненно необходимых за жетоны, учебники и практические советы о том, как сдать первый экзамен по алхимии профессору Бойне. И те, кто ужинал, и те, кем ужинали, ждали, пока солнце скроется за высокими кирпичными фасадами Пон-Роу, но до тех пор улица была целиком в распоряжении Мили. Почти целиком. С угла крыши ей подмигнула гаргулья. Дракон рядом с ней сидел неподвижно и настороженно, его глаза по-прежнему светились красным в режиме ожидания.

Она просвистела разблокирующую комбинацию, и с последней нотой дракон ожил. В его глазах вспыхнул золотистый огонь и заструился под альхромированной чешуей вдоль гладких линий серебристого корпуса. Он моргнул разок, встряхнулся и свалился со своего насеста, не оставив на каменном фасаде ни царапинки. Улица была узкой, поэтому он сложил крылья и упал на мостовую по-ястребиному. Мили почти услышала, как у ее страховщика перехватило дыхание в его офисе на другом конце города. Дракон расправил крылья прямо у нее над головой, заслонив несколько квадратных метров улицы от сумерек и раскачав три золотистых шара над дверью Карла внезапным воздушным потоком. Затем, когда до земли оставалось несколько метров, он изящно, с тем, что Мили могла расценить лишь как механическую версию чувства собственного достоинства, спланировал, пока его стальные когти не коснулись бордюра. Когда же он сложил крылья и прижал их к корпусу, в стыках зашипел пар и распространился острый, бодрящий запах драконьего масла. Дракон склонил голову и посмотрел на нее с блеском в глазах.

«Молодец, дружок», – подумала Мили и улыбнулась.

Он не был живым. И никогда не мог им быть. Она не хуже, чем кто-либо, знала границы магтеха, и все же какой-то крошечный проблеск надежды, сомнения, не давал ей покоя. Папа всегда говорил, что их дракон был чем-то бо́льшим, чем просто совокупность частей. Ее улыбка омрачилась, когда она постучала по восходящей глади крыла. Жаль только, части эти были такие дорогие.

– А ты хорошо над ним потрудилась.

Мили подскочила на месте. Вместо того чтобы вернуться в тусклый уют своей лавки, Карл стоял в проеме, аккуратно выставив между собой и последними лучами солнца непроницаемый зонт. Он разглядывал ее дракона, и в его в глазах виднелся голод, не имевший ничего общего с жаждой крови.

– Он не продается, Карл.

– Я этого не спрашивал.

– Но думал.

– И кто это у нас здесь читает мысли?

– Мой ответ: нет, – отрезала она и залезла в кабину за драконьей головой. Металл нагрелся при прикосновении, когда она прописала на приборной панели комбинацию зажигания.

– Но, дорогая моя, если бы ты только знала, что коллекционеры готовы предложить за такую классику…

– Все равно будет недостаточно.

Он поднял бровь и пробормотал что-то за пределами ее слышимости.

– Ты чего это там?

– Ты явно еще не получала счетов за обучение, – ответил он.

У нее похолодели щеки и задрожали руки – но не от того, что резко упало кровяное давление.

– Мне все равно, кто что предложит. Он останется со мной.

Карл склонил голову набок, обнажив шею в знак смирения.

– О, прекрасно. Как скажешь. Желаю тебе удачи в обучении.

Она коснулась панели. Урчание в драконьем двигателе усилилось. Хотя ей не хватало многослойного зрения, как у существ вроде Карла, и она могла лишь мысленно представлять поток магии, проходящий по созданию, на котором сидела, это не мешало ей пытаться его увидеть. Внутренние магические каналы, наверное, пульсировали золотисто-красным с белыми искрами, точно как драконьи глаза. Магия расходилась из сердца двигателя огненными нитями, которые соединяли стальные сухожилия с костяными шестернями, а костяные шестерни – с альхромированными поршнями, наполняя дракона, как душа наполняет тело.

Дракон при ее прикосновении снова повернул голову. Ему, в точности как самой Мили, не терпелось вернуться домой. Она начертила на чар-панели знак студенческого квартала. Знак вспыхнул белым и померк. Дракон поднял крылья.

– Спасибо, Карл, – сказала она поверх шума двигателя. – Еще увидимся.

Первокурсницы не оказалось дома, и Мили оставила записку в конверте. Железный талер придал дешевой бумаге достаточно веса, чтобы его можно было просунуть под дверь девичьей квартиры. На миг ей стало жаль расставаться со столь щедрым подарком, но та, что впервые собиралась пойти к Карлу, нуждалась в нем больше, чем Мили. Даже окажись она искусной переговорщицей, эта модель обойдется ей недешево. К тому же у Мили имелись другие планы.

Когда толпа начала выбираться ужинать в пурпурном вечернем свете, она дала дракону знак лететь домой. Прохладный воздух с легким налетом зимней свежести спутал ее волосы, и даже очки на голове не сумели ему в этом помешать. Ветер уносил звуки просыпающегося города – смех, крики, ругань, лязг механизмов и случайный крик кого-то, кто не уточнил условия до ужина. Облегающий кожаный шлем, который ее мать прислала несколько дней рождения назад, также решил бы проблему, но для этого его нужно было еще найти, а Мили и так потратила немало времени на то, чтобы удостовериться, что никогда больше его не увидит.

Она переместила свой вес, и дракон накренился в сторону района Конца света. Тесное скопление домиков и лавок на окраине города цеплялось за сверкающие берега реки Ру со всем упорством людей, которые отказывались мириться с тем, что их любимый район более не служил образцом благоприличия – как, скорее всего, и никогда прежде. Тем не менее он был по-своему красив. Когда дракон низко пролетел над водой, у Мили перехватило дыхание. Время для этого они выбрали идеальное. Отраженное сияние солнца несколько минут подсвечивало берега Ру костром пылающего великолепия, прежде чем померкнуть.