Точно в назначенный час двери кабинета кайзера распахнулись, и к нему на доклад вошли три человека, один из которых держал в руках толстую кожаную папку. Ровным и неторопливым голосом начал фон Берг свой доклад кайзеру, совершенно не глядя в раскрытую папку, прекрасно зная все содержание доклада назубок. Оберст-лейтенант, просто и сухо излагая основные пункты проекта «Возмездие», сумел быстро заинтересовать кайзера, который с каждой минутой все с большим вниманием слушал говорившего. От услышанного глаза Вильгельма стали быстро наливаться видимым блеском торжества и величия. От волнения его знаменитые усы-штыки, за время войны нещадно обыгрываемые вражескими карикатуристами, стали еще больше топорщиться строго вертикально, а поврежденная рука делала конвульсивные подергивающие движения.

Когда фон Берг упомянул о флоте, блаженная улыбка появилась на лице коронованного слушателя, и он впервые за все время позволил себе перебить докладчика:

– Это необходимо сделать в самую первую очередь, Людендорф! В самую первую очередь, обязательно отметьте это у себя, – с напором проговорил кайзер, а затем, несколько успокоившись и одернув на себе китель, произнес более спокойным тоном: – Продолжайте дальше, герр оберст, это очень интересно.

Берг посчитал, что ослышался в отношении своего звания, и, не придав этому особого значения, увлеченно и напористо продолжил свой доклад. Вновь полилась его плавная неторопливая речь, состоящая в основном только из сухих фактов и цифр, которые тем не менее оказывали на кайзера завораживающее действие. Вскоре Вильгельм вновь прервал его, в момент, когда Берг подробно описывал мощь и силу созданных дирижаблей:

– А Москву и Петербург мы сможем достать этими штуками или хотя бы Могилев со Ставкой Корнилова? – с большим интересом спросил кайзер, азартно бегая взглядом по карте России, расстеленной на одном из столов императорского кабинета.

– Сейчас, увы, нет, ваше величество. Созданные нами машины пока еще не в силах совершить столь дальние броски от наших фронтовых рубежей в глубь русской территории. Но на следующий, 1919 год я вам твердо обещаю, что наши бомбы обязательно упадут не только на Могилев и Москву, но даже на Нью-Йорк и, может быть, Вашингтон.

Вильгельм удовлетворенно кивнул головой и вновь полностью обратился в слух, при этом рисуя в своем мозгу красочные картины горящих вражеских столиц. Нездоровый румянец азарта разлился по щекам властителя рейха, и Людендорф понял, что дело в шляпе. Едва только Берг закончил свой доклад, как кайзер принялся радостно похлопывать его по плечу, что было высшим знаком монаршего одобрения.

– Вы просто молодец, полковник, да-да, именно полковник, герр Берг, вы не ослышались в моей скромной оценке вашего огромного подвига. То, что вы свершили, поднимет наш рейх на небывалую высоту и, несомненно, приблизит нашу долгожданную победу над врагами. Я полностью поддерживаю ваш план и требую, да-да, требую его скорейшей реализации. Если все пройдет блестяще даже хотя бы на первом этапе, клянусь всеми святыми, Железный крест первой степени вам обеспечен.

– Тогда вам следует отдать приказ к началу операции «Валькирия» и подписать эту директиву, ваше величество, – незамедлительно произнес Людендорф и с проворством заправского шулера положил перед кайзером листок с проектом директивы приказа. По лицу Вильгельма пробежала тень брезгливости, когда он прочитал его и осознал всю свою ответственность в этом ужасном деле. Гримаса отвращения пробежала по его лицу и погасла.

– Напрасно вы, Людендорф, думаете, что я буду колебаться перед этим жалким клочком бумаги! – презрительно бросил Вильгельм в лицо лучшему тевтонскому уму. – Вы, проливший море крови, не хотите пачкаться в этом. Хорошо, я сделаю это за вас, ибо я не боюсь простой людской молвы и хулы. Может быть, позже мне и будет стыдно, но сейчас я не колеблясь подпишу этот приказ. Я подпишу его ради судьбы рейха и всей Германии, ради нашей общей победы. Цель всегда оправдывает средства, господа военные.

Закончив свою пафосную тираду, Вильгельм, не колеблясь ни секунды, взял в руки стальное перо и одним росчерком подписал поданный ему Людендорфом документ. Затем, величественно положив ручку на инкрустированный яшмой и малахитом письменный прибор, кайзер презрительным жестом оттолкнул от себя подписанный меморандум в сторону Людендорфа и Гинденбурга.

– Можете быть свободны, господа фельдмаршалы, отныне у вас появилось очень много новой работы. Не смею задерживать.

Лучший военный ум рейха и его первая надежда и опора, скривившись, проглотили горькую пилюлю кайзера, а тот, демонстративно не глядя в сторону оплеванных фельдмаршалов, приблизился к стоявшему в сторонке Бергу. Вильгельм крепко пожал ему руку и, еще раз хлопнув по плечу, произнес:

– Действуйте, герр оберст, я очень надеюсь на вас и ваши дирижабли и жду скорейшего результата.

Окрыленный этими словами фон Берг лихо щелкнул каблуками и, повернувшись через левое плечо, четко печатая парадный шаг, покинул кабинет кайзера. С этой минуты ему предстояло много сделать во славу любимой Германии, рейха и своего кайзера. Он очень хотел новых чинов, славы и наград.

…Окна штабного вагона литерного поезда Верховного правителя Корнилова были широко открыты. Крыша вагона была сильно накалена от июньского зноя, и поэтому кабинет командующего непрерывно проветривали. Легкий ветерок приносил живительную прохладу обитателям вагона, позволяя им находиться в слабо расстегнутых кителях. Стоявший у окна Духонин просто блаженствовал на ветерке, подставляя его прохладному дуновению свою раскрытую шею и грудь.

Сегодня в ставку были вызваны генералы Деникин и Дроздовский для обсуждения планов летнего наступления. Все основные его моменты уже были тщательно сверстаны и утверждены Корниловым и Духониным вместе с генералом Щукиным, и теперь предстояло озвучить их перед теми, кому предстояло воплотить бумажный план в жизнь.

Это был очень благоприятный момент для России: напуганные непрерывным наступлением немцев на Париж союзники с новой силой ринулись в Могилев, настойчиво требуя от Корнилова незамедлительно спасти Францию новым русским пушечным мясом. Посол Франции вместе с двумя военными атташе союзников каждый день буквально атаковывали кабинет Верховного правителя, извещая его об отчаянном положении Парижа и немецком наступлении на фронтах. При этом француз постоянно интересовался, какие меры собирается предпринять русский диктатор для улучшения положения его страны.

И здесь господа союзники впервые за все время войны получили хороший и крепкий отлуп. Корнилов твердо и убедительно доказывал, что Россия уже выполнила все взятые на себя союзнические обязательства: вывела из вражеского лагеря Турцию и провела наступление в Румынии, на большее у нее просто не было сил.

Закатывая глаза и яростно жестикулируя руками, союзники рьяно напирали на Корнилова, призывая бросить на австрийцев знаменитую корниловскую железную дивизию под командованием Деникина, успешно показавшую себя в прежних русских наступлениях. Верховный хитро улыбался себе в усы, а затем твердо заявлял, что не может бросить свой стратегический резерв, поскольку именно на нем базируется вся крепость его положения внутри России. Услышав это, союзники временно отступали, имея перед глазами пример русской неудачи на румынском фронте. Их наблюдатели сами прекрасно видели это наступление, находясь на переднем крае, со всеми подробностями описав в своих рапортах слабость русского воинства.

Затишье продолжалось до нового германского придвижения к французской столице, и все повторялось сначала. Постепенно разговоры перешли в откровенный торг, в котором обе стороны оговаривали цену, за которую Верховный решался продать свою стратегическую гвардию ради спасения Франции. На быструю помощь со стороны Штатов Париж не особенно рассчитывал и поэтому был вынужден идти на поклон к русским.

В этих встречах союзники очень быстро поняли разницу между прежним Верховным главнокомандующим в лице Николая, который зачастую уступал их нажиму, иногда идя даже вразрез с интересами своего государства, и Корниловым, который всегда руководствовался интересами своей родины. Главной его целью было сбережение русского солдата и целостности отечества, во благо которого и велась эта кровопролитная война. Оказалось, что у Корнилова было множество пожеланий к своим стратегическим партнерам как в политическом, так и в экономическом аспекте, от которых он никак не желал отступать.

Для принятия окончательного решения по столь важному для союзников вопросу было решено пригласить генерала Алексеева, на чьи плечи фактически легли обязанности премьер-министра. Соглашаясь на привлечение к переговорам этого не слишком лояльного к союзникам генерала, они исходили из соображения, что тот мало что смыслит в экономике, и поэтому на этом поле его будет легко если не переиграть, то наверняка уменьшить русский аппетит. Однако здесь их ждало сильное разочарование.

На переговорах появилось совершенно новое лицо, которое основательно спутало все карты западным партнерам. Вместо столь привычного для них генерала Духонина в комнату вошел человек невысокого роста, кавказец со следами оспы на лице. Это был на вид сорокалетний мужчина с острым взглядом, одетый в простой полувоенный френч.

– Иванов, – чуть глуховато, с явным грузинским акцентом представился он изумленному французскому послу, с достоинством склонив голову. Появление кавказца Иванова сильно обеспокоило посла, который инстинктивно почувствовал определенную опасность, исходящую от этого невысокого человечка.

Это был специальный советник московского генерал-губернатора Иосиф Сталин, которого Алексеев специально привез с собой из Москвы. За все эти месяцы мало кому известный эсдек совершил стремительный рост под крылом своего всемогущего патрона. Оставаясь по-прежнему на своей малозначимой должности, Сталин курировал большинство вопросов, связанных с укреплением экономики России и ее безопасности. Молодой трудоголик, он мог сутками работать над спешно порученной ему работой и при этом продолжать контролировать другие, ранее возложенные Алексеевым на его плечи.

За короткий срок он подготовил подробный отчет об экономическом сотрудничестве страны с Европой, консультируясь при этом со многими специалистами в этой области. Когда Алексеев ознакомился с этими материалами, он ужаснулся той огромной степени финансовой зависимости России от западного капитала. По сути дела, страна была в долговой кабале у господ союзников, которые непременно воспользуются этим рычагом давления в самое ближайшее время. Из-за гигантской финансовой задолженности все победы русского оружия в мгновение ока свелись бы на нет при дележе победного пирога.

Поэтому именно на экономику собирался делать упор Корнилов в срочных переговорах с союзниками, стремясь выбить из их рук оружие, способное нанести смертельный удар русским. Отправляясь на переговоры в Могилев, генерал-губернатор решил взять с собой Сталина по нескольким причинам. Во-первых, по сути дела, тот являлся автором доклада по экономическому положению в стране и как никто другой владел всеми нужными цифрами и аргументами. В силу своей основной профессии Алексеев мог проявлять твердость характера, но помнить все необходимые для переговоров данные он был не в состоянии.

Во-вторых, сам Сталин прекрасно владел искусством переговоров и благодаря своему прошлому не был связан ни с одной из финансовых и политических сил страны. Будучи волком-одиночкой в чужеродной среде, он поневоле был вынужден верой и правдой служить только одному хозяину, Корнилову. И в-третьих, Алексеев верно рассчитал, что замена Духонина на темную лошадку заставит союзников насторожиться и собьет их с толку, что было очень важно на столь решающих переговорах.

Согласно обговоренному протоколу переговоры вел Алексеев, сидевший в центре стола, тогда как Корнилов и Иванов расположились по бокам от генерала. Оба мало что говорили, но между собой общались при помощи записок, передаваемых друг другу через личного адъютанта Корнилова. Желая сохранить все дело в тайне, стороны согласились на присутствие лишь одного французского переводчика, хотя это было грубым нарушением протокола переговоров.