Неприятный осадок от этого разговора оставался до самой встречи с Гошей и его просмолённым семейством. Невестка Катя, налитая, ядрёная, обхватила, обдала жаром большого тела, двое цыгановатых и прогонистых пацанов-погодков, ровесников Розочки, Родя и Ося, стояли в сторонке, зыркали глазами, многозначительно переглядываясь и оценивая нагрянувшую родню. Софья Лазаревна начала тут же во дворе на солнцепёке вытаскивать из сумки подарки: Гоше – цветастую безрукавку-реглан, Кате – шаль-накидку, пацанам – по футболке: похоже, на вырост, уж сильно ужаренные оказались. Хорошо, Светлана выручила, вдруг почувствовавшая себя хозяйкой или почётной гостьей, призвала братьев на помощь – сумки занести. И подарки разглядывали уже в доме, в прохладе, возле стола, на котором спешно появлялись всякие южные вкусности. Так что в целом встреча прошла неожиданно тепло. И когда уже девчонки с братьями убежали на море купаться (оно, хоть и не было видно, плескалось где-то недалеко), расслабившись от домашнего вина и уюта, Софья Лазаревна призналась, что ей хорошо с роднёй. И родня в ответ рассыпалась приглашениями на будущее, отмечая, что девки её на загляденье хороши и на их драчунов и остолопов повлиять могут. И стали расспрашивать о жизни в снегах да морозах, о заработках, а осмелев, Георгий заявил, что пусть Осип шлёт ему вызов, и он поедет куда угодно ради таких деньжищ. Катерина возражать не стала, пообещав отпустить, но под ручательство Софьи Лазаревны, потому что, в отличие от Осипа, её Гоша слаб до винца, а с деньгами да без её контроля – так вообще меры знать не будет. В ответ Гоша обиделся, в запале хватанул полный стакан и ушёл во двор, оставив женщин одних.

– Девки у тебя гарные, – похвалила чернобровая Катя, ещё не утратившая былой броской красоты. – Ты за ними гляди да гляди. У нас парубки шустрые, на ходу вскочить могут.

– О чём ты, – отмахнулась Софья Лазаревна. – Они у меня серьёзные, о парнях не думают.

И не удержалась, рассказала родственнице, кто да как за Светланой ухаживал.

– Вот я и говорю, – закивала та, выслушав. – Светка твоя – хоть сейчас под венец али на копну…

– Скажешь, – размягчённо отозвалась Софья Лазаревна, втайне гордясь, что такие у неё дочери, но уже и опасаясь за них, вспомнив рассказ Риммы Васильевны о пляжном соблазнителе, каких, по-видимому, и тут немало. Хоть пляжа нет, но до Одессы рукой подать. И на всякий случай предложила-попросила: – Пусть твои ребята за ними присмотрят, хоть малы ещё, но всё же братья.

– Ой, не гляди, что малые, – всплеснула руками Катерина. – Они точно никого не допустят. Накажу обязательно. А тебе, Софочка, отдохнуть надо. Я там, в комнате, постелила, знала ж, с дороги…

– Надо бы за девочками сходить, – сказала совершенно не желающая никуда идти Софья Лазаревна и обрадовалась, услышав заверения, что с Родей и Осей им нечего бояться. И что, если надо, Катерина Гошу отправит сейчас, пусть проветрится.

Млея на прохладной простыне, впервые за последние дни она заснула совершенно беззаботно и сладко.

9

На студёном Севере Софья Лазаревна планировала, что пробудет в гостях у родни от силы пару недель, а потом вернётся в родное Подмосковье, где проведёт остаток отпуска, следя за домом и квартирантами и встречаясь со знакомыми. Но, спустя две недели, поняла, что не хочется ей торопиться от тепла да фруктового изобилия. А ещё больше не хотели уезжать девочки, загоревшие не хуже братьев, похудевшие, вытянувшиеся, ежедневно сопровождаемые толпой разновозрастных поклонников.

С Катериной Софья Лазаревна обговорила, что заплатит столько, сколько дали бы отдыхающие, отнекиваний не стала даже слушать и отдала деньги сразу за месяц, чем развеяла опасения хозяйки и укрепила доверительные отношения. Сходив несколько раз на море, она решила, что гораздо полезнее для её здоровья отдыхать в тенистом дворе, и проводила дни в неспешных разговорах с Катериной, охотно помогая ей по хозяйству. Потом решила наварить варенья, чтобы хоть немного увезти тепла и солнца для Осипа Давидовича, который пару раз уже вызывал их на переговоры, волнуясь и радуясь, что у них всё хорошо складывается. Поддатый Гоша, в первый раз сопровождавший её на переговорный пункт, кричал в трубку, что ради длинных рублей он готов обменять эту надоевшую жару на самый жгучий мороз, но всерьёз это никто не воспринял, а Осип Давидович твёрдо пообещал, что на следующее лето он обязательно приедет…

Второй раз она пошла одна и они поговорили с мужем обстоятельно.

Она узнала, что Римма Васильевна всё ещё не вернулась, хотя вроде бы Виталий поступил. Николай улетел в отпуск. Школьники с мамами разъехались кто куда и в посёлке остались в основном мужчины, работающие ударными темпами. Осип Давидович сказал, что тепло уже пошло на убыль, солнце – на ночь и пусть они запасаются и тем, и другим на долгую зиму.

Поговорив с мужем, Софья Лазаревна неожиданно для себя нашла в сумочке записную книжку и попросила соединить её с Одессой. Телефон ответил. Она услышала голос Риммы Васильевны, и та узнала её голос, они поздоровались искренне и радостно. Римма Васильевна стала звать их к себе в гости, сообщив, что она одна в трёхкомнатной квартире, Виталий с приятелем отдыхает под Москвой. «Ох, Софочка, какой ужас, конкурс, столпотворение, сплошные медалисты, но он поступил, правда, выбрали в последний день другой вуз, связанный со строительством, там хорошие связи, друзья… Я здесь недельку – и в Москву, устрою Виталия, – и возвращаться пора. Приезжай, Софочка, покажу тебе мой город…»

И Софья Лазаревна согласилась. Ещё раз уточнила, как добраться, и пообещала завтра же приехать с девочками.

Но ни Светлана, ни Розочка особого желания ехать не изъявили, заявив, что не хотят терять ни дня без моря, солнца, что Одесса всё равно не интереснее Москвы, и Софья Лазаревна поехала одна.

Неожиданно легко и быстро отыскала дом Риммы Васильевны, старинный, почти в центре, и встреча получилась радостной и домашней: Римма Васильевна открыла в халатике, простоволосая, ещё заспанная, обняла и сразу же перешла на «ты». И они, делясь новостями на просторной кухне, не сравнить с их подмосковной, да и квартира была большая и уютная, только чуть отдавала затхлостью, варили кофе, а потом пили его с крендельками, напечёнными Риммой Васильевной. Наконец вышли на улицу «знакомиться с Одессой» и, держась теневой стороны, пошли к набережной, на ходу заглядывая в магазины и магазинчики, отчего дорога оказалась длинной, хотя набережная от дома Риммы Васильевны была не очень далеко, и день как-то незаметно склонился к закату. И тогда Софья Лазаревна не выдержала, спросила:

– А где пляж, о котором ты рассказывала?

– Пляж?.. – Римма Васильевна недоумённо взглянула на неё. – Городской пляж? Ты хочешь искупаться?

– Нет. Я и купальник не взяла, – возразила Софья Лазаревна, отчего-то краснея. – Тот, о котором ты рассказывала.

Видя, что Римма Васильевна не понимает, неуверенно добавила:

– Где твоя любовь…

Римма Васильевна замерла, с трудом постигая смысл сказанного, и наконец поняла, всплеснула руками, весело уточнила:

– Где осталась моя первая любовь?

– Да, – подтвердила Софья Лазаревна.

– Это наш пляж. – И, словно прочтя её тайные мысли, игриво добавила: – Пошли, так и быть, покажу тебе места боевой славы.

Они вышли к пляжу, когда солнце готовилось уйти за горизонт и на берегу остались самые заядлые купальщики. Мелкая волна с лёгким шуршанием накатывалась на берег, море было спокойным, и оттого Софье Лазаревне вдруг ужасно захотелось войти в воду, таящую в себе нечто необходимое ей. Вздохнув, она громко пожалела о том, что не захватила с собой купальник, и Римма Васильевна решительно потащила её вдоль берега к концу пляжа, туда, где уже никого не было, и когда они отошли от последних купальщиков так, что в сумраке их стало трудно разглядеть, первой скинула с себя всё, что на ней было, и, белея рыхлым и полным, но ещё сохранившим формы телом, вбежала в воду. Позвала задержавшуюся Софью Лазаревну. И та, ещё раз оглядевшись, поступила так же: запрятав трусики и бюстгальтер под платье, вошла в тёплую и мягкую воду, не сдержав стона наслаждения. Римма Васильевна, уплывшая куда-то в ночной простор, громко поинтересовалась, нравится ли ей ночное купание, и она восторженно прокричала, что лучшего не помнит.

Римма Васильевна наконец выплыла из бархатной темноты, вышла на берег. Стоя нагишом в свете нарождающейся луны, собрала рукой мокрые волосы на затылке. Поглядывая на смутные очертания плавающей вдоль берега Софьи Лазаревны вдруг сказала:

– Виталик-то мой сохнет по твоей Светлане.

– Было бы с чего, – не особенно вдумываясь в услышанное, невпопад отозвалась Софья Лазаревна, направляясь к берегу.

– Ну, не скажи! Есть с чего сохнуть, – по-учительски категорично отозвалась Римма Васильевна. – Пара неплохая, кто знает…

Она не закончила фразу, заметив изогнутую фигуру сидящего возле их одежды мужчины. Вышедшая из моря Софья Лазаревна, ойкнув, испуганно спряталась за неё.

– Нарушаете, дамочки. – Раздался хриплый равнодушный голос. – Здесь городской пляж, а не…

– Свежая новость, – с иронией перебила Римма Васильевна и, нисколько не смущаясь, стала одеваться. Держа в руках широкую юбку, подождала, пока Софья Лазаревна оденется за её спиной и, обойдя сидящего, направилась в сторону городских огней.

– Рим, да ты погоди…

Изломанная фигура распрямилась и оказалась длинной и худой, такой же чёрной, как ночь, увенчанной на самом верху маленькой птичьей головкой с длинным носом и седым хохолком-ёжиком.

Римма Васильевна нехотя обернулась, глядя снизу вверх на едва различимое сморщенное лицо:

– На бутылку дать?

– Ну зачем так. Столько не виделись. Ты всё хорошеешь. И подруга тоже… ничего.

– На две? – перебила она и, сжав пальцами Софью Лазаревну выше локтя, прошептала: – Вот она, Софочка, моя первая и пропавшая любовь. Кто поверит, что за этим чучелом когда-то девки гурьбой ходили.

– И сейчас… – срывающимся голосом заметил мужчина.

– Не надо, Олег, не надо.

Римма Васильевна вытащила из внутреннего кармана юбки несколько сложенных купюр, протянула одну мужчине.

– Тут и на закуску хватит. – И вдруг по-бабьи жалобно протянула: – Что же ты так, а..? – И, не ожидая ответа, не отпуская руку Софьи Лазаревны, быстрым шагом пошла с пляжа.

Перед фонарями остановилась, торопливо надевая юбку:

– А давай-ка, Софья, после купанья выпьем с тобой.

– Мне ещё ехать, – робко возразила Софья Лазаревна.

– А ты оставайся. Посидим, поболтаем…

– Волноваться будут, – возразила Софья Лазаревна, с сожалением думая, что всю жизнь она делает не то, что хочет.

– На нет и суда нет.

Римма Васильевна остановила такси, они покатили по светлым, праздным и многолюдным улицам. И Софья Лазаревна молча впитывала атмосферу большого южного города, непонятно почему жалея и себя, и Римму Васильевну, и даже Светочку, о которой вдруг вспомнила.

10

Возвращались они в самый пик обратной миграции, когда аэропорты заполнялись шоколадного цвета отогревшимися северянами. Встречались знакомые после длинных и богатых на события отпусков, и на оставшиеся деньги допивалось шампанское, доедались начинавшие портиться фрукты, потому что именно в это время к переполненным аэропортам добавлялась нелётная погода, удлиняя отпуск. В какой-то мере это было даже благом, ибо так растягивался переход от одной формы жизни: без забот, без дома, без усталости – к другой, выматывающей, с ежедневной работой, однообразной домашней суетой, долгой холодной зимой…

Им повезло, от моря они уехали по настоянию Софьи Лазаревны раньше, чем хлынул в обратном направлении поток отдыхающих, сразу же купили билет до Норильска и почти неделю привыкали к уже начинавшейся осени в Подмосковье, следя за качеством ремонта, проводимого квартирантами. Вылетели по расписанию и прилетели в Алыкель вовремя, но за пару часов, что переезжали на свой маленький аэродром, тундру затянула дождливо-снежная морось, и маленькое помещение аэропорта местных авиалиний стало напоминать табор, сначала возбуждённо пьяненький, потом устало бодрящийся и наконец откровенно тоскующий, готовый на любые авантюры. Когда в конце концов мгла рассеялась и на горизонте завиднелись вершины Путоран, безотказные «аннушки» натужно загудели и заторопились-засновали над уже кое-где покрытой снегом пятнистой тундрой, преодолевая последние сотни километров до теперь уже несомненно желанных уютных домов, в которых всё было привычно и надёжно.

Софья Лазаревна и девочки нашли свой дом именно таким; Осип Давидович подготовился к их приезду, наведя образцовый порядок. Розочка вихрем прошлась по комнатам, проверяя любимые безделушки, развешивая плакаты новых музыкальных кумиров, а Светлана ушла в ванную и долго смывала с себя запахи аэропортов, настоянные более всего на мужском поте и перегаре.