Мне просто нужно уйти. При чем тут какие-то телки? У меня жутко болит нога, и я…

Я сказал, иди в жопу, Стив с досадой махнул рукой и пошел прочь. Как-нибудь справимся без тебя. Эй, Винни! ВИННИ!

Чего?

Иди сюда.

Гарри захромал к выходу, еще успев краем уха услышать, как Стив велит Винни встать на правом фланге.

А как же Гарри?

Этот сучий кот? Да ну его в жопу. Опять ускакал за какой-то бабенкой.

Гарри услышал и эту реплику тоже, издалека, но отчетливо, и, яростно стиснув в руке перчатку, зашагал чуть быстрее и постарался выбросить из головы едкое замечание Стива, сосредоточившись на Луизе и на живой изгороди впереди. Каждый шаг сокращал расстояние до выхода со спортплощадки, и Гарри твердил себе, что сейчас он доберется до этих кустов, и его уже будет не видно с поля, и звуки матча, продолжавшегося без него, превратятся в глухой отдаленный гул, а потом стихнут вовсе, и все останется позади: и Стив, и команда, и вся игра, – с глаз долой.

Огибая живую изгородь, Гарри задел плечом крайний куст, тонкая ветка хлестнула его по лицу, и теперь можно было уже не хромать, и до слуха уже доносились вопли детишек на детской площадке и шум машин на дороге, и он увидел Луизу, неторопливо идущую по дорожке чуть впереди. Он припустил бегом и очень скоро ее догнал.

Ваш друг, кажется, разозлился.

Кто, Стив? Нет, у него просто такая привычка: на всех орать. Но скажу вам по секрету…

Да?

Я бы не отказался от чашечки кофе.

Она одарила его долгим взглядом и улыбнулась. Это можно устроить. У меня дома всегда есть кофе.

Хорошо, он улыбнулся и легонько погладил ее по руке. Где вы живете?

На Седьмой авеню. Здесь недалеко.

Они дошли до угла, и там она остановилась и сказала ему номер дома и номер квартиры. Может, нам лучше пойти по отдельности? Не надо, чтобы нас видели вместе. Я пойду первой, а вы – за мной.

Он кивнул, улыбнувшись в ответ на ее улыбку. Да, конечно. Я все понимаю.

Она пошла прямо, а он свернул налево и обогнул квартал по кругу, чтобы добраться до дома Луизы не раньше чем через пять минут после нее самой. Гарри уже и не помнил, сколько раз он проделывал этот трюк, и с каждым разом ему это нравилось все больше и больше: предвкушение, ожидание, дрожь возбуждения в глубинах нутра, смутное ощущение тревоги и страха, происходящее от фактора неизвестности, что неизменно присутствует абсолютно во всех эскападах подобного рода, ведь не исключен и такой вариант, что она назвала не тот адрес, или все будет не так, как ему представлялось, муж окажется дома, или внезапно вернется домой в самый неподходящий момент, или, может быть, это и вовсе какой-то дурацкий розыгрыш. Вариантов не счесть, и хотя раньше ничего подобного не случалось, ни в чем нельзя быть уверенным до конца, и эта неопределенность только усиливает возбуждение. Гарри изрядно взбодрился, шагая по Седьмой авеню.

Вечером Гарри собирался в кино с друзьями. После обеда он прилег на кровать и стал дожидаться, когда придет время выбираться из дома. Ему не давала покоя какая-то смутная тревога – непонятная, необъяснимая. Вряд ли он съел за обедом что-то не то: живот не крутило, изжога не мучила. На самом деле, он даже не помнил, что именно ел. И все-таки что-то его беспокоило. Что-то, уж точно не связанное с этой, как ее… Лайзой… нет… Луизой. С ней все прошло так же обыденно и привычно, как сегодняшний домашний обед. Она уложила ребенка спать, и они без промедления отправились в койку. Гарри отказался от кофе, чтобы скорее приступить к делу и слинять до того, как вернется ее благоверный. Она была ничем не хуже любой другой телки. Вполне себе резвая и ненасытная. На самом деле, они кувыркались в постели довольно долго и даже достаточно пылко для банального разового приключения.

Нет, дело не в этом. Там все обошлось даже без хрестоматийно неловких сцен, когда ребенок вдруг очень не вовремя просыпается и бежит к мамочке обниматься. Все прошло как по маслу. И вряд ли его беспокойство связано с сегодняшним матчем. Это не то чтобы большое событие. Просто очередная субботняя игра, хотя, конечно, хотелось бы знать результат. У Гарри даже мелькнула мысль, что надо кому-нибудь позвонить и спросить, но почему-то ему не хотелось напоминать о себе. К тому же он все равно все узнает… Ни к чему суетиться и делать из мухи слона. Это и вправду не так уж и важно. Даже если они проиграли, он в этом не виноват. Он сделал свой хит. Что еще требовать от человека? Он и так хорошо постарался. Между прочим, получше многих. Ему вовсе незачем было торчать на поле и дожидаться конца игры. Ладно, хрен с ним. Откуда бы ни взялась эта тревога, она пройдет и забудется. Иди в кино и не парься.

После сеанса они заглянули в «Кейси» разузнать, что и как. Гарри уже знал, что они победили в сегодняшнем матче, и пребывал в замечательном настроении, потому что второй фильм оказался ужасно смешным. Они присоединились к компании, и Гарри хлопнул Стива по спине. Я слышал, вы разгромили их вдрызг.

Не так уж и вдрызг. С минимальным отрывом.

Какая разница. Главное, вы победили!

Ага. Не с твоей помощью.

Да ладно, Стив, не начинай.

Не будь я лучшим питчером в Бруклине, мы могли и продуть.

Но вы победили, так чего ты психуешь?

Стив улыбнулся Гарри и похлопал его по спине. Я не психую. Я все понимаю, Гарри. Хуй стоит, совесть спит – тут он хохотнул – когда прижало, сойдет все, что движется. Но знаешь, в чем твоя беда? Он убрал руку с плеча Гарри. Нет в тебе верности, вот в чем дело.

Что значит, нет верности?

А то и значит. Мы все друзья. Выросли вместе в одном квартале, и все дела, а тебе как бы насрать.

Слушай, не заводись. Я так же предан друзьям, как и ты. Уж точно не меньше любого из нас – Гарри знал, что так оно и есть. Он много думал на эту тему и был уверен в своих чувствах к друзьям – может быть, даже больше.

Может быть, улыбнулся Стив, только ты что-то никак этого не проявляешь. Может быть, ты жутко умный, и все дела, но ты тот еще сукин сын… Ну чего, так и будешь сучарой или купишь мне выпить?

Гарри улыбнулся, бросил деньги на барную стойку и купил Стиву выпить.

Гарри любил свою работу и делал ее с удовольствием. Корпорация, где он работал, замечательно подходила для его нужд и амбиций; крупная, но не гигантская; достаточно крупная, чтобы предоставить сотруднику практически неограниченные возможности для продвижения и роста, но не такая огромная, чтобы поглотить его целиком, оставив лишь номер на перфокарте. Благодаря многопрофильной специализации компании, работа у Гарри никогда не бывала скучной; она была интересной, разнообразной и увлекательной, и каждая следующая задача всегда отличалась от предыдущей.

Гарри пришел в «Лэнсет Корпорейшн» сразу по окончании Бруклинского колледжа. Он отслужил в армии, поэтому обучение оплачивало государство. Основной специальностью Гарри выбрал бизнес-администрирование, дополнительной – бухгалтерский учет. Незадолго до выпуска он прошел собеседование в «Лэнсете», и обе стороны поняли почти сразу, что они как нельзя лучше подходят друг другу, и на следующий день после вручения диплома Гарри явился в офис компании и приступил к обучению по программе подготовки новых сотрудников.

Гарри был мил и приветлив, сразу включился в работу, отлично вписался в коллектив и понравился всем сослуживцам. За пару лет он неплохо поднялся по службе и определенно считался одним из самых перспективных сотрудников на младших руководящих должностях. Завершив обучение по корпоративной подготовительной программе, Гарри чуть ли не первым делом записался на вечерние курсы экономики. Он подумал, что это не только поможет ему в работе, но и произведет впечатление на тех, кого требовалось впечатлить, и не ошибся ни в том, ни в другом.

Будущее представлялось безоблачным, путь наверх – беспрепятственным, о чем Гарри Уайт периодически размышлял, так, мимоходом, и не с благодарностью или смирением, а с нарастающим нетерпением. Все-таки денег и повышения, престижа и собственной недвижимости хотелось бы уже сейчас.

Под конец обучения в Бруклинском колледже Гарри категорически не высыпался, и не потому, что упорно учился, а из-за своей личной жизни, чрезвычайно насыщенной и активной. Когда Гарри только пришел на работу в «Лэнсет», он, так сказать, завязал, как завязывал при поступлении в колледж, но по прошествии времени, когда он пообвыкся и закрепился в компании, новизна притупилась, и он потихоньку вернулся к своему прежнему амплуа героя-любовника. Эти «сторонние интересы» не создавали проблем на работе, лишь иногда, по понедельникам, Гарри приходил в офис с покрасневшими, чуть мутноватыми глазами. Он всегда держал в ящике стола глазные капли и в разговорах с коллегами время от времени упоминал, этак вскользь, о врожденной болезни глаз, которой, собственно, и объяснялось их периодическое покраснение. Его не особенно волновало, верят ему или нет, но ему нравилась эта выдумка.

Целый год Гарри был паинькой и ограничивал свои амурные похождения рамками выходных, а затем стал замечать, что отвлекается на работе. Не на коллег женского пола, а на какое-то внутреннее беспокойство. Он все чаще и чаще поглядывал на часы, ожидая пяти, и прямо чувствовал, как в теле копится напряжение. Мало-помалу выходные растянулись до понедельника, потом захватили и пятницу тоже, и уже стало понятно, что теперь не получится ограничить вечернюю активность какими-то определенными днями, и Гарри неизбежно пришлось подчиниться собственным внутренним устремлениям.

Постепенно дошло до того, что он стал обедать как можно быстрее, чтобы успеть прогуляться по улицам. Гарри не связывал свою новую привычку с тем внутренним зудом, что время от времени на него нападал, и вообще не считал это привычкой. Ему просто нравилось ходить по городу, особенно при хорошей погоде, и он даже не осознавал, что каждый раз непременно шагает следом за какой-нибудь юбкой, пока не придет время возвращаться в офис.

Вскоре Гарри и вовсе перестал ходить на обеды в корпоративный буфет. Он заранее звонил и заказывал сэндвич на вынос, брал его в перерыве и шел обедать в Центральный парк, на скамейке у озера. Уж всяко приятнее, чем стоять в очереди в переполненном ресторане, а потом жевать сэндвич среди шума и дыма, поэтому Гарри предпочитал пройти пару кварталов до парка, где утки на озере пускают рябь по отражению небоскребов.

Гарри очень любил первые теплые весенние деньки, когда уже можно не надевать тяжеленное пальто и выйти на улицу в одном свитере или легкой куртке. А эти яркие краски! О да, Гарри любил разноцветье весны. Даже не столько цветы и деревья, хотя ему нравилось на них смотреть – и на птиц тоже, – но он явно был не из тех, кого называют «любителями природы», хотя сам всегда говорил, что предпочитает все натуральное… au naturel^[1]. Весенние краски, которые так любил Гарри, это цвета женских платьев, владелицы которых ходят по улицам, неотягощенные и не сокрытые плотной зимней одеждой, их лодыжки такие изящные, тонкие платья льнут к аппетитным изгибам, глаза горят, лица сияют улыбками, ветерок распушает им волосы и прижимает их платья к мягким, пологим склонам животов или к внутренней стороне бедер, где они сходятся у венериного бугорка. Ах, весна, весна! Чудесная пора, когда все просыпается и оживает, и молодые мужчины так легко поддаются соблазнам.