Автомобиль тронулся. Заработала система отопления. К тому времени как они переехали через реку, Перегрин согрелся и начал дремать. Спаситель больше не говорил ничего. Бросив взгляд в боковое зеркальце со стороны пассажирского сиденья, Перегрин заметил, что его рассматривают – и, похоже, с крайним отвращением. Нет. Почти со страхом. Перегрин быстро отвел взгляд, но краем глаза заметил, как рука в перчатке поправила зеркальце.

«Ну что же, – смущенно подумал Перегрин, – я моложе и крупнее его. Полагаю, я в силах постоять за себя. Но как же все это хитро! Забери у человека одежду, и выставишь его на посмешище. Хорош я буду, если побегу по Парк-лейн в макинтоше и меховом коврике!

Они уже ехали по Парк-лейн и вскоре свернули к Друри-плейс. Автомобиль остановился. Шофер вышел и позвонил в дверь номера 7. Пока он возвращался к машине, дверь открылась, и появился лакей.

Спаситель Перегрина сказал довольно весело:

– Здесь совсем рядом. По ступенькам – и заходите.

Шофер открыл дверцу.

– Ну что, сэр? Готовы?

И действительно, ничего другого не оставалось. По тротуару шли трое безупречно одетых прохожих, мальчик-посыльный и затянутая в корсет дама с маленькой собачкой на руках.

Перегрин выбрался наружу, но не юркнул в дом, а вошел торжественно, как на сцене. Он степенно поднялся по ступенькам, оставляя грязные следы и держа меховой коврик, как мантию. Лакей отступил в сторону.

– Благодарю, – церемонно произнес Перегрин. – Я упал, как вы можете понять, в грязную воду.

– Именно так, сэр.

– По шею.

– Крайне неудачно, сэр.

Появился хозяин.

– Моусон, прежде всего, разумеется, ванна, – сказал он, – и что-нибудь, чтобы унять дрожь.

– Безусловно, сэр.

– А потом зайдите ко мне.

– Слушаюсь, сэр.

Слуга пошел наверх. Хозяин дома теперь вел себя совершенно нормально, так что Перегрин заподозрил, что был сбит с толку отвратительным происшествием. Разговор пошел о том, как полезны английская соль в горячей ванне и кофе с ромом. Перегрин слушал, словно загипнотизированный.

– Простите, что я так раскомандовался. Вы наверняка ужасно чувствуете себя, а я действительно виню себя.

– Но почему?

– Слушаю, Моусон.

– Джентльмен может подняться наверх, сэр.

– Верно. Верно. Хорошо.

Перегрин поднялся по лестнице, и его проводили в наполненную ароматным паром ванную.

– Я подумал, сэр, что хвойный аромат будет кстати, – сказал Моусон. – Надеюсь, температура вам подойдет. Позвольте, я заберу коврик и пальто. И ботинки. – Его голос непроизвольно дрогнул. – Вы найдете банное полотенце на поручне; горячий ром с лимоном – под рукой. Когда будете готовы, сэр, позвоните.

– Готов к чему?

– Одеваться, сэр.

Решив не спрашивать «во что?», Перегрин просто сказал:

– Спасибо.

– Вам спасибо, – ответил Моусон и удалился.

Ванна оказалась выше всяких похвал. Аромат хвои. Отличная щетка с длинной ручкой. Хвойное мыло. И горячий ром с лимоном. Дрожь унялась, Перегрин тщательно намылился с ног до головы, растер себя так, что кожа порозовела, погрузился в воду – розовый и пьяный – и попытался трезво оценить ситуацию. И не смог. Слишком многое случилось. Придя к выводу, что чересчур расслабился, он, хоть и без восторга, принял холодный душ. Это помогло. Вытершись насухо и завернувшись в махровый халат, Перегрин позвонил. Чувствовал он себя прекрасно.

Вошел Моусон, и Перегрин сказал, что хотел бы позвонить по телефону насчет какой-нибудь одежды, хотя так и не решил, куда звонить. Джереми Джонса, с которым они делили квартиру, точно нет дома; у помощницы по хозяйству сегодня свободный день. Театр «Единорог»? Там, конечно, кто-нибудь есть, но вот кто?

Моусон проводил его в спальню, где стоял телефон. На кровати была разложена одежда.

– Полагаю, размер ваш, сэр. Хозяин надеется, что вы не откажетесь принять одежду во временное пользование, – сказал Моусон.

– Послушайте…

– Вы сделаете одолжение, если согласитесь ее надеть. Что-нибудь еще, сэр?

– Честно говоря…

– Мистер Кондусис выражает вам свое почтение, сэр, и надеется, что вы присоединитесь к нему в библиотеке.

У Перегрина отвисла челюсть.

– Благодарю вас, сэр, – четко произнес Моусон и вышел.

Кондусис? Кондусис! Все равно что услышать «мистер Онассис». Неужели это мистер Василий Кондусис? Чем больше думал Перегрин, тем невероятнее это казалось. Ради всего святого, что могло понадобиться мистеру Василию Кондусису в развалинах театра в Саут-Банке в половине одиннадцатого утра, когда ему положено ленно плавать на своей яхте в Эгейском море? И что сам Перегрин делает у мистера Кондусиса – в доме (вдруг осознал Перегрин) такой высоты по шкале тихого величия, какого Перегрин и не надеялся увидеть – если не на страницах книг, каких, впрочем, и не читал.

Одежда на кровати была под стать тому, что Перегрин, человек театра, про себя называл декорациями. Он рассеянно поднял веселенький галстук, лежавший рядом с плотной шелковой рубашкой. На этикетке значилось «Шарве». Где он читал про Шарве?

Перегрин присел на кровать и набрал несколько номеров – безуспешно. В театре никто не отвечал. В конце концов он оделся и понял, что, несмотря на консервативность стиля, выглядит весьма презентабельно. Даже туфли были впору.

Подготовив небольшую речь, Перегрин сошел вниз, где обнаружил поджидающего его Моусона.

– Вы сказали «мистер Кондусис»?

– Да, сэр, мистер Василий Кондусис. Прошу сюда, сэр.

Мистер Кондусис стоял в библиотеке перед камином, и Перегрин поразился, что не сумел узнать лицо, опубликованное в прессе повсюду – и как поговаривали, вопреки пожеланиям владельца. На фоне оливковой кожи глаза мистера Кондусиса оказались неожиданно бледными. А вот рот был одновременно беспощадный и ранимый. Тяжелый подбородок. Курчавые черные волосы начинали седеть на висках.

– Входите, – пригласил хозяин. – Да, входите.

Тенор, с определенным акцентом и легким пришепетыванием.

– Вы в порядке? – спросил мистер Кондусис. – Пришли в себя?

– Да, вполне. Не могу выразить свою благодарность, сэр. А что касается… насчет вещей, которые вы мне одолжили… я в самом деле…

– Размер подошел?

– Точно впору.

– Это все, что нужно.

– Не считая того, что они все-таки ваши… – Перегрин рассмеялся, чтобы не показаться напыщенным.

– Повторяю, я несу ответственность. Вы могли… – Голос мистера Кондусиса совсем затих, но губы беззвучно закончили предложение: – Утонуть.

– В самом деле, сэр! – Перегрин начал заготовленную речь. – Вы спасли мне жизнь. Я так и висел бы там, пока руки не отказали бы, а тогда… тогда… тогда я утонул бы, как вы и сказали.

Еле слышно мистер Кондусис произнес:

– Я не простил бы себе.

– С какой же стати! Из-за дыры на сцене «Дельфина»?

– Это моя собственность.

– А! – не удержался Перегрин. – Вот и замечательно!

– Что вы имеете в виду?

– То есть замечательно владеть театром. Восхитительный маленький театр.

Мистер Кондусис бесстрастно посмотрел на гостя.

– В самом деле? Восхитительный? Возможно, вы изучали театры?

– Не совсем. Ну, то есть я не эксперт. Но я зарабатываю на жизнь в театре.

– Ясно. Не откажетесь выпить со мной? – спросил мистер Кондусис. – Уверен, не откажетесь. – Он двинулся к подносу на столике.

– Ваш слуга уже подал мне очень крепкий и замечательно бодрящий горячий ром с лимоном.

– Наверняка вы можете позволить себе еще. Вот ингредиенты.

– Только совсем немного, пожалуйста, – ответил Перегрин. Он ощущал легкое гудение в жилах и постукивание в ушах, однако по-прежнему чувствовал себя прекрасно.

Мистер Кондусис поднес гостю ароматный парящий бокал, а себе налил что-то из кувшина. Что это – простая вода?

– Присядем, – предложил хозяин и бросил на Перегрина торопливый взгляд. – Вы, наверное, удивляетесь, что я оказался в театре. Речь идет о сносе здания и постройке на его месте нового. Эту идею я давно обдумываю и хотел освежить память. В агентстве моему человеку сказали, что в здании находитесь вы. – Мистер Кондусис сунул пальцы в карман жилетки, и Перегрин увидел свою собственную карточку. Она выглядела крайне убогой.

– Вы… вы собираетесь снести театр? – спросил Перегрин, поразившись фальшивой бодрости собственного голоса. Он сделал глоток рома – очень крепкого.

– И вас это не устраивает, – заметил мистер Кондусис – не вопросительным, а утвердительным тоном. – Есть у вас какие-то соображения, помимо общего интереса к подобным зданиям?

Если бы Перегрин был трезв и одет в собственную одежду, он, возможно, пробормотал бы что-то невнятное и поспешил покинуть дом мистера Кондусиса, прервав всяческие контакты с владельцем. Однако сейчас Перегрин был выдернут из привычной среды и привычной одежды. Он возбужденно заговорил. Говорил о «Дельфине», о том, как он выглядел после того, как мистер Адольф Руби славно его украсил. Описал, каким он представлял театр до падения в колодец: чистый, сияющий светом люстр, полный, теплый, жужжащий и ожидающий. Заявил, что этот театр – последний в своем роде, с такой большой сценой, что там можно осуществлять крупные постановки.

Перегрин уже забыл и о мистере Кондусисе, и о том, что не стоит пить много рома. Он говорил увлеченно и самозабвенно.

– Только представьте себе! Сезон шекспировских комедий! Представьте «Бесплодные усилия» на этой сцене. Может, получится достать баржу – да, «Серый дельфин», – и люди будут добираться на спектакль по воде. А перед началом представления мы поднимем флаг с ужасно умным дельфином. И все будем делать быстро и легко, элегантно и… О! – воскликнул Перегрин. – И чтобы дух захватывало, да так, как не бывает ни с одним другим драматургом.

Перегрин расхаживал по библиотеке мистера Кондусиса. Смотрел, не видя, на ручной выделки корешки коллекционных изданий, на картину, которую с изумлением вспоминал впоследствии. Размахивал руками. Возбужденно кричал.

– Ничего подобного не было в Лондоне с тех пор, как Бербедж перенес первый театр из Шордича в Саутворк. – Перегрин заметил свой бокал и залпом осушил его. – И это не пустые фантазии, учтите. Не завираки. Господи, нет! Но и не пародия. Просто хороший театр, делающий то, что ему положено. Причем делающий не по каким-то чертовым методам, системам и тенденциям – или что там еще. Учтите.

– Вы снова про Шекспира? – раздался голос мистера Кондусиса. – Я правильно понимаю?

– Ну разумеется, про него! – Перегрин вдруг вспомнил о присутствии мистера Кондусиса. – О боже! – сказал он.

– Что-то случилось?

– Боюсь, я немного перебрал, сэр. Не то чтобы перебрал, но чересчур раскрепостился. Мне ужасно жаль. Наверное, пора уходить, а все, что вы мне так любезно одолжили, я обязательно верну. Верну как можно быстрее, само собой. Так что прошу…

– Чем вы занимаетесь в театре?

– Я ставлю спектакли. И написал две пьесы.

– Ничего не знаю о театре, – пожал плечами мистер Кондусис. – Вы достаточно успешны?

– Ну, пожалуй, сэр. Думаю, да. За последние три месяца у меня столько работы, сколько я в силах сделать, и, хочется верить, мой авторитет растет. Прощайте, сэр.

Перегрин протянул руку. Мистер Кондусис, на лице которого, похоже, мелькнул ужас, отшатнулся.

– Прежде чем вы уйдете… Хотел вам показать кое-что, вдруг заинтересует. Уделите мне минутку?

– Разумеется.

– Это здесь, – тихо произнес мистер Кондусис и подошел к великолепному изящному бюро.

Перегрин последовал за хозяином и увидел, как тот выдвигает блестящий, изящно инкрустированный ящичек.

– Какое милое, – заметил Перегрин.

– Милое? – опять переспросил мистер Кондусис. – Вы про бюро? Да, его для меня специально разыскали. Я сам в этом совсем не разбираюсь. Я вовсе не его хотел показать. Вот, посмотрите. Пойдемте к столу.