Нежный возраст (страница 2)

Страница 2

Юра мне нравится, хотя изначально завести со мной знакомство он решил не просто так, а с дальним прицелом, чтобы выяснить с моей помощью, как лучше подкатить к моей сестре. Не напрямую, конечно, а кружными путями. И хотя мне очень быстро стали ясны его намерения, во-первых, он далеко не единственный, кто теряет голову от моей сестрицы, такое случается регулярно, ну а во-вторых, если мне тринадцать, то это вовсе не значит, что я наивный ребёнок. Я какое-то время ещё поиздевалась над ним, милостиво разрешая себя провожать, поддерживая разговор на всякие отвлечённые темы и делая вид, что совершенно ничего не понимаю, а потом не выдержала, раскололась. А Юрка рассмеялся и не стал увиливать и во всём признался. И мне это тоже понравилось, мне даже не пришлось говорить, что с Дашкой у него не выйдет ничего, просто такие, как моя сестра не видят в упор таких, как Юрка Либерман. Причём не специально, я уверена, что в этом нет ничего злонамеренного, просто они настолько разные, что вряд ли даже общаться смогут. Не представляю, что нужно сделать Либерману для того, чтобы такая, как Дашка вообще его заметила. Они как будто в разных вселенных находятся. Юрка довольно скоро сам это понял, но мы продолжаем дружить, наверное, по привычке. А я и не возражаю, потому что говорю же, он мне нравится, несмотря на свою немного карикатурную внешность. Я знаю, что над нами иногда посмеиваются, когда видят нас вместе, но мне всё равно. Главное, что мне с ним интересно, он очень умный, хотя мы часто спорим так оживлённо, что даже ссоримся. Ну потому что он ещё бывает и до обидного ехидным. Например, когда я как-то со смехом призналась ему, о чём думаю, слушая доклад по биологии нашей выскочки и зубрилы Наташки Дёминой, Юрка высказался в том смысле, что более значимые темы просто не задерживаются в моей голове, и что-то ещё про то, что я девчонка и это, неудивительно, но всё же думать нужно о чём-то более высоком… Меня это так возмутило, особенно то, что он обозвал меня девчонкой, что я ему тоже всего наговорила, уж будьте спокойны, те, у кого есть старшие братья и сёстры, постоять за себя умеют точно. Так что мы почти неделю не разговаривали. А потом Юрка сам дождался меня после уроков, мы помирились и тут же пошли в парк. И тогда он сказал, что обижаться на то, что тебя назвали девчонкой глупо, особенно если ты плюс ко всему ещё и симпатичная, просто сейчас за меня говорят мои подростковые комплексы и непроснувшаяся женственность. Вот, я же говорю, Юрка очень умный. Хотя сначала я насторожилась, потому что подумала, что он снова пытается таким изощрённым способом меня задеть, с ним нужно всегда быть начеку, но услышав про себя «симпатичная», просто лишилась дара речи. И стояла, как столб даже, по-моему, с открытым ртом.

Потому что, честно говоря, симпатичной меня никто не считает. А меньше всего, я сама. Даже собственным родителям я таковой вовсе не кажусь, хотя им как раз положено, кажется, по одному только родительскому статусу видеть в любом своём чаде верх совершенства. Но, увы, у моих, видимо такая ценность, как объективность стоит на лидирующих позициях. Ну, ещё бы, семейная ниша записных красавцев прочно занята моими старшими братом и сестрой. И на их фоне я, какое-то корпулентное, маловыразительное недоразумение с завешенным волосами угрюмым лицом. Так что я родителей даже понимаю, трудно расточать милосердный и льстивый елей, когда ежедневно на ваших глазах мелькают глянцевые, словно с обложки, лица старших детей, тем более по контрасту со мной. Поэтому можете себе представить моё удивление (и это ещё мягко сказано), когда Юрец сказанул такое про меня… И хоть я очень старалась не подать тогда виду, а то бы Либерман обязательно что-нибудь ляпнул злоехидное и испортил бы всё впечатление, но мне от этих слов стало так приятно, что тепло их я ощущаю до сих пор.

Вот, опять это случилось! То, о чём я уже говорила: меня снова уволокло в сторону. А ведь начала рассказывать про родительское собрание и про то, как из мамы вышла бы отличная актриса…

Так вот, она снова собралась поступать в театральный, но к тому времени уже встретила папу. Они полюбили друг друга и решили пожениться. И папа сказал, что не видит большого смысла в том, чтобы стучаться третий раз в закрытые двери и привёл её чуть ли не за руку в их научный центр при мединституте, где работал сам с пятого курса и способствовал трудоустройству мамы, хотя она там и не училась. С тех пор они вместе всегда. В жизни и на работе. Не знаю, мне кажется, я бы не смогла в течение многих лет и дома, и на работе видеть одного и того же человека. Это ведь тяжело даже чисто психологически! Мне вот кажется, что работа – это не только реализация профессиональных устремлений человека или способ обеспечить средства к существованию, но и возможность переключиться, сменить декорацию, чтобы успеть соскучиться по своим близким, наполниться новыми впечатлениями и опытом.

Вот мне, например, нравится Юрка, он знает уйму всего, и мы с ним никак не можем наговориться, всё время не хватает времени и бывает, что не хочется расставаться. Но представить, что мы с Юркой по пятнадцать часов в день будем находиться вместе, я не могу. То есть могу, конечно, но становится как-то не по себе, честное слово. Это всё равно, что ежедневно ходить в кино или на концерт. Ведь чего доброго и надоесть может.

А тут ещё, впридачу взять и отказаться от своей мечты пусть даже и ради любимого человека, и работать всю жизнь в каком-то месте, о существовании которого ты до замужества даже не подозревала. Нет, это не для меня. Однажды я маме так и сказала, хотя к тому времени папа заведовал лабораторией в их научном центре, и маму перевели в другой отдел.

В ответ на мои слова, она улыбнулась немного грустно и ответила, что так случилось и не всегда всё зависит от нас, но она ни о чём не жалеет, и что работа – это ещё не вся жизнь, и вообще, когда я стану взрослой, то на многие вещи буду смотреть иначе, а сейчас во мне говорит мой юношеский максимализм. Вот ещё чего я терпеть не могу с самого детства, это когда взрослые, не умея, или не желая отвечать на часто неудобные вопросы или откровения своих детей, отмахиваются от них, как от надоедливой мошкары, поросшими старческим мхом, мутными заготовочками, типа «подрастёшь-поймёшь», «мала ещё судить об этом», «не твоего ума дело», ну и так далее, вам они тоже все известны. И к тому же это фразочка дурацкая про юношеский максимализм, что это значит вообще? Нет, я-то как раз отлично знаю что это, я на минуточку, довольно начитанный подросток и точно знаю, что никакого максимализма, особенно юношеского ни в моих словах, ни в поступках не было и в помине. Наоборот, мне даже иногда говорят, что я слишком трезво смотрю на вещи. Ни как подросток. А всё потому, что я – реалист.

При этом я уверена, что половина взрослых, и даже образованных людей понятия не имеют не только о всяких там максималистских выплесках юности, но и о многих других вещах, о которых, тем не менее, с удовольствием рассуждают. А зачем? Вот в жизни как это может пригодиться? Ещё знаете, что я давно заметила? Взрослые часто говорят о том, что на самом деле никому не интересно. В том числе и им самим. Но как бы считается правильным. А вот мне трудно представить, что я или кто-то из моих друзей, станет принимать участие в таком разговоре.

Сейчас, когда мама в своём рассказе о родительском собрании дошла до предполагаемых Лилечкой годовых оценок, я внимательно смотрю на её лицо и ищу в нём признаки надвигающегося шторма. Но слава богу – не нахожу, хотя обычно она с родительских собраний возвращается вовсе не в таком радужном настроении. Но сегодня что-то привело её в счастливое для меня расположение духа, и это что-то явно не моя учёба, потому что кардинальных положительных изменений в ней как не было, так и нет. Вообще-то, нельзя сказать, чтобы я была неуспевающей, вовсе нет. Я такой себе крепенький середнячок. Четвёрки перемежаются у меня с тройками, и это не слишком радужное общество приятно разбавляют иногда редкие, как сухие и солнечные мартовские дни в нашем климате – пятёрки.

Меня, в общем-то, всё устраивает, но учителей и родителей почему-то нет. По какой-то причине им кажется, что я могу учиться гораздо лучше. И эта коллективная иллюзия довольно сильно, честно говоря, осложняет мне жизнь. Дело в том, что к седьмому классу и своим тринадцати годам, я совершенно не понимаю, зачем мне прилагать усилия к тому, что никоим образом не может пригодиться мне в жизни. Ну вот кому и сколько раз в жизни, скажите пожалуйста, помог тангенс с котангенсом? Или периодическая система химических элементов Менделеева, если вы, конечно не студент-химик. Быть может знакомство с творчеством Афанасия Фета, если вы не его библиограф и не литературовед, способствовало кому-нибудь стать успешнее? Или скажем подробности столетней войны, вам, не имеющим никакого отношения к истории, каким-то образом украсили вашу жизнь или хотя бы в чём-то облегчили её?

Но родителям моим объяснять это совершенно бесполезно. Мама просто отмахивается и сразу начинает требовать дневник, подозревая, (и иногда не без основания), что таким образом я просто пытаюсь отсрочить час неминуемого возмездия, а папа, как всегда со своей неизменной усмешкой, просит меня не заниматься демагогией, хотя это как раз излюбленное занятие взрослых. Вот и поговори серьёзно с этими людьми.

Нет, у меня есть несколько предметов, которые интересны мне немного больше остальных, да и то не настолько, чтобы я страстно хотела этим заниматься и в последующем. Больше всего мне нравится физика, чуть меньше биология и литература. Последняя вообще непонятный предмет, зачем она? Прочитать то, что мне нравится я смогу и без помощи учителя. Ну а то, что считаю неинтересным, прочесть не заставит меня не только Лилечка, но и целый педсовет в полном своём составе. Вот, например, «Что делать?» Чернышевского это же просто развёрнутый медицинский диагноз, а не литературное произведение. Одни только сны Веры Павловны чего стоят!

А биология… Мне вот кажется, что она должна стоять во главе всего, это ведь наука о жизни, а что может быть важнее жизни, но какая же она, по большей части, нудная! А может это ещё и от учителя зависит? У нас, например, биологию преподаёт женщина позднепенсионного возраста, всегда утомлённая и раздражённая, даже когда просто здоровается с нами. Такое впечатление, что каждое утро её в школу приводят под конвоем. Чаще всего она просто пересказывает параграф из учебника резким голосом с подозрительно-вопросительной интонацией, как будто сама не слишком уверена в том, что говорит, или боится, что кто-то начнёт ей возражать. А затем тоже самое требует от нас. Если у тебя хорошая память, можно даже не делать домашнего задания. Достаточно повторить то, что говорила до этого Элла Васильевна и желательно теми же словами, это ей особенно нравится. Наташка Дёмина и некоторые другие зубрилы и подлизы так именно и поступают. А я нет. Я много чего читаю и смотрю помимо учебника. Мне интересно и строение клетки, и развитие животного мира, экология и особенно эволюция. Например, я подписана на «Антропогенез» Дробышевского и почти все книги Ричарда Докинза прочитала и иногда рассказываю на уроках. Но это как раз, нашей биологичке и не нравится. Вот и мать говорит, что она была на собрании и жаловалась, что я дерзкая и рассеянная и трачу время на те разделы, которые мы ещё даже не изучаем. Странно, как это можно запретить человеку интересоваться чем-то? Почему вообще один человек, пусть даже учитель, вправе решать за другого, что и когда ему стоит делать? Не знаю, но, по-моему, это ужасно глупо. Такое впечатление, что эти люди никогда не слышали про запретный плод. Из личного опыта знаю, самый лучший способ пробудить моё неуёмное любопытство – это запретить мне это.

Физика мне просто нравится. Без всяких «но». Это самая естественная наука, логичная и очень последовательная. Её у нас преподаёт директор школы, это плотный, основательный такой человек, по прозвищу Чехов. Ну, потому что зовут его Антон Павлович, хотя кроме имени и очков (не пенсне!) в тонкой оправе, никаких других общих признаков не наблюдается. Что бы директор ни делал, куда бы ни шёл, посмотришь на него и сразу понятно, – вот он, главный. Это будет ясно даже человеку, столкнувшемуся с ним впервые.

В школе он, как у себя дома, и кажется, что знает всё и обо всём. Он хороший мужик, его даже самые отмороженные уважают, но лично мне он напоминает человека, который настойчиво шёл к какой-то благородной цели, ненадолго остановился в нашей школе за какой-то надобностью, да так тут и застрял. Иногда, глядя, как он объясняет новый материал, или выступает перед выпускниками, кажется ещё немного и Антон Павлович вспомнит о своём предназначении, ужаснётся, что столько времени потратил и немедленно двинется в путь, но затем понимаешь, что он гораздо старше твоих родителей, в школе «живёт» уже больше двадцати лет, и шесть из них является директором. То есть почти столько же, сколько я учусь в ней.

Свой предмет он, конечно, знает отлично, но теперь я уже не удивляюсь, что он забыл в школе. Каким бы крепким и уверенным он не казался на первый взгляд, во всём его поведении, лице и особенно во взгляде, видны следы борьбы, в результате которой практичный хозяйственник в конечном счёте победил исследователя. И хотя само противоборство давно улеглось, и страсти поутихли, мятежная душа искателя и учёного всё ещё иногда приподнимает голову и подаёт голос. Но голос этот слаб и почти не слышен даже ему самому.

От понимания этого почему-то делается очень грустно. Мне бы не хотелось, чтобы в моей жизни произошло подобное. На мой взгляд, мало что может сравниться с тем молчаливым кошмаром, в который медленно погружается человек, осознающий, что он проживает не свою жизнь.

А может я всё это нафантазировала себе? Папа говорит, что у меня очень развитое воображение. Как у писателя-фантаста. Хотя я понятия не имею, с чего он это взял, не помню, чтобы я когда-нибудь при нём особенно давала волю своей фантазии. А с моим отцом лучше вообще на отвлечённые темы не разговаривать, потому что он ни за что не сможет удержаться от ироничного комментария.