Солдаты разбирали четыре деревянных треугольника, стоявших у дальней стены площади. Значит, наказанию подверглись четыре солдата. «О господи, – подумал Шарп, – четыре человека!»

Хоган развернул лошадь так, что оказался спиной к батальону.

– Я должен хорошенько запереть порох, Ричард. Иначе украдут все до крошки. Встретимся здесь же.

Шарп кивнул:

– Мне все равно нужна вода. Значит, через десять минут?

Люди Шарпа, побросав оружие и ранцы, тяжело опустились на землю у стены. Настроение у стрелков резко испортилось из-за напоминания о том, какая участь могла постигнуть и их, если бы они не находились под командой Шарпа.

Сэр Генри выехал на центр площади. Его голос зазвучал так звонко, что Шарп и стрелки прекрасно все слышали:

– Я приказал выпороть четырех солдат, потому что другие четверо дезертировали.

Шарп удивленно поднял голову. Дезертиры? Так быстро? Он посмотрел на батальон, на ничего не выражающие лица и подумал о том, сколько еще бравых солдат мечтают сбежать от сэра Генри Симмерсона.

Полковник привстал на стременах.

– Кое-кому из вас известно, как эти мерзавцы спланировали свое преступление. Кое-кто помог им. Однако вы предпочли хранить молчание, поэтому я подверг наказанию четверых солдат, чтобы вы не забывали о своем долге.

Голос Симмерсона оказался неожиданно пронзительным, совершенно неподходящим такому огромному человеку. Держался полковник спокойно, говорил уверенно, не спеша, а потом вдруг повернулся всем телом направо, налево и взмахнул рукой, точно собирался указать на каждого солдата, находящегося под его командованием.

– Вы будете самыми лучшими!

Он завопил так громко, что сидевшие на ограде монастыря голуби с шумом взлетели в воздух. Шарп ждал продолжения, но его не последовало – полковник развернул лошадь и поехал прочь, а безумный крик еще долго висел над притихшей площадью.

Шарп встретился взглядом с Харпером, и сержант пожал плечами. Что тут скажешь – лица солдат Южного Эссекского говорили о том, что Симмерсон потерпел поражение; они просто не знали, как быть лучшими. Шарп наблюдал за покидающими площадь ротами и видел на лицах солдат лишь мрачное отчаяние.

Шарп верил в дисциплину. Солдат, дезертировавший перед лицом врага, заслуживает смерти, некоторые проступки и в самом деле должны быть наказаны поркой, а если ты попался на мародерстве, тебя повесят – законы известны всем. Лейтенант считал, что правила должны быть предельно простыми, и от своих людей требовал трех вещей. Они должны сражаться, как он – с безжалостным профессионализмом. Воровать можно лишь у врага и у мертвых, да и то если тебе грозит голодная смерть. Напиваться без разрешения запрещено. Простой кодекс, вполне понятный людям, которые оказались в армии потому, что не смогли преуспеть ни в чем другом. И кодекс этот отлично работал. За нарушение полагалось неизбежное наказание, и Шарп знал, что хотя его люди хорошо к нему относятся и охотно идут за ним в сражение, они боятся гнева своего командира, если речь идет о выполнении законов. Шарп был настоящим солдатом.

Он пересек площадь и направился вдоль переулка в поисках фонтана и вдруг заметил лейтенанта Южного Эссекского, который ехал на своей лошади в сторону того же окутанного тенью прохода между зданиями.

Это был тот самый офицер, который помахал рукой девушке в черном, и Шарп почувствовал необъяснимое раздражение, какую-то смутную ревность. Форма лейтенанта была великолепно скроена, кривая сабля легкой пехоты стоила больших денег, не говоря уже о превосходной черной лошади, на которой он сидел. Шарп презирал врожденное высокомерие человека, принадлежавшего к высшим кругам общества, его богатство и привилегии и злился, потому что сознавал: презрение основано на зависти.

Шарп отошел в сторону, чтобы пропустить всадника, а затем поднял голову и приветливо кивнул. Ему показалось, что он разглядел худощавое, красивое лицо, обрамленное светлыми волосами. Шарп надеялся, что лейтенант не обратит на него внимания; он не очень-то владел искусством светской болтовни и не хотел вступать ни в какие разговоры в этом вонючем переулке; позднее его обязательно представят офицерам батальона.

Надеждам Шарпа не суждено было сбыться. Лейтенант остановился и вперил в стрелка грозный взгляд:

– Разве вас не учат, как положено приветствовать офицера? – Голос лейтенанта был таким же роскошным, как и его форма.

Шарп промолчал. Он потерял свои эполеты во время зимнего сражения, поэтому светловолосый лейтенант принял его за рядового. Ничего удивительного: в переулке царил полумрак, а глядя на Шарпа с закинутым на плечо ружьем, трудно было не ошибиться. Шарп посмотрел на голубоглазое лицо и уже открыл было рот, чтобы ответить, когда лейтенант взмахнул хлыстом и ударил его по лицу:

– Проклятье, отвечай!

Шарп почувствовал, как его охватывает гнев, но остался стоять неподвижно, дожидаясь подходящего момента. Лейтенант снова поднял хлыст:

– Какой батальон, какая рота?

– Второй батальон, четвертая рота. – Шарп специально отвечал с вызовом, вспомнив дни, когда не был защищен от офицеров, похожих на этого.

Лейтенант снова улыбнулся, хотя вряд ли его улыбку можно было назвать приятной.

– Ты должен называть меня «сэр», разве тебе это неизвестно? Я тебя заставлю. Как зовут твоего командира?

– Лейтенант Шарп.

– Ах! – Лейтенант по-прежнему держал хлыст наготове. – Лейтенант Шарп, о котором нам столько говорили. Из самых низов, верно?

Шарп кивнул, и лейтенант поудобнее перехватил хлыст.

– Ты поэтому не говоришь «сэр»? У мистера Шарпа странные взгляды на дисциплину, не так ли? Ну, при встрече я обязательно поговорю с лейтенантом Шарпом, чтобы тебя наказали за наглость.

Он собрался снова ударить Шарпа хлыстом. Тому некуда было отступать, но это и не входило в его намерения. Он просунул обе руки под стремя офицера и изо всех сил дернул вверх. Хлыст застыл в воздухе, лейтенант вскрикнул, а в следующее мгновение оказался на земле, как раз в том месте, где лежала здоровенная куча навоза.

– Вам придется постирать форму, лейтенант, – с улыбкой сказал Шарп.

Лошадь заржала и сделала несколько шагов вперед, а разъяренный лейтенант поднялся на ноги и схватился за рукоять сабли.

– Эй, там! – В переулок заглянул Хоган. – Я думал, мы разминулись! – Инженер подъехал к ним и весело взглянул на стрелка. – Мулы в конюшне, порох надежно заперт. – Он повернулся к незнакомому лейтенанту и приподнял шляпу. – Добрый день. Мне кажется, мы незнакомы. Меня зовут Хоган.

– Гиббонс, сэр. Лейтенант Кристиан Гиббонс. – Лейтенант отпустил рукоять сабли.

– Я вижу, вы уже пообщались с Шарпом. – Хоган ухмыльнулся. – Лейтенант Ричард Шарп из Девяносто пятого стрелкового полка.

Гиббонс посмотрел на своего обидчика, и его глаза округлились – только теперь он заметил на боку у него саблю, а не штык, как у обычного солдата. Лейтенант с беспокойством заглянул Шарпу в глаза. А Хоган весело заговорил снова:

– Вы, конечно, слышали о лейтенанте Шарпе – кто о нем не слышал! Это тот самый парень, что прикончил султана Типу. Да еще та жуткая история в Ассайе… Никто не знает, скольких он там положил. Вы сами-то знаете, Шарп? – Однако Хоган не стал дожидаться ответа и безжалостно продолжал: – Ужасный тип, наш лейтенант Шарп, одинаково хорошо владеет и саблей, и ружьем.

Гиббонс прекрасно понял, на что намекает Хоган. Судя по всему, капитан видел, что произошло, и теперь предупреждал Гиббонса о возможном исходе дуэли.

Лейтенант воспользовался предложенной ему помощью. Он наклонился и подобрал значок роты легкой пехоты, который валялся на земле, а потом кивнул Шарпу:

– Моя ошибка, Шарп.

– Я получил большое удовольствие, лейтенант.

Хоган молча дождался, пока Гиббонс снова усядется на лошадь и уедет из переулка.

– Вы не слишком корректно приняли его извинения.

– Ну, он и сам был не особенно вежлив, – ответил Шарп, потирая щеку. – К тому же этот ублюдок меня ударил.

– Что он сделал? – Хоган недоверчиво рассмеялся.

– Ударил меня хлыстом. Иначе разве я сбросил бы его в дерьмо?

– Нет ничего лучше налаженных, добрых отношений с собратьями-офицерами, мой дорогой Шарп. – Хоган покачал головой. – Я чувствую, мы все получим большое удовольствие, выполняя предстоящее задание. Чего он хотел?

– Чтобы я отдал ему честь. Решил, что я рядовой.

– Одному только Богу известно, что подумает о вас Симмерсон. – Хоган снова рассмеялся. – Пойдемте, узнаем ответ на этот вопрос.

* * *

Их провели в комнату Симмерсона. Командир Южного Эссекского в одних штанах сидел на своей кровати. Рядом с ним на коленях стоял врач, который встревоженно поднял голову, когда вошли офицеры.

Симмерсон нетерпеливо махнул рукой:

– Давай побыстрее, я не могу ждать целый день!

В руке у врача была металлическая коробочка с чем-то вроде спускового крючка на крышке. Он держал ее над предплечьем сэра Генри и пытался найти кусочек кожи, не покрытый какими-то странными одинаковыми отметинами.

– Скарификация! – рявкнул сэр Генри, обращаясь к Хогану. – Ты делаешь себе кровопускание, капитан?

– Нет, сэр.

– Очень зря. От него становишься здоровее. Я считаю, что следует ввести обязательное кровопускание для солдат. – Он повернулся к врачу, который все еще ни на что не мог решиться. – Давай быстрее, идиот!

От испуга врач нечаянно нажал на спусковой крючок, раздался резкий звук. Шарп заметил, как из дна коробочки выскочило несколько кривых острых лезвий. Врач отшатнулся назад.

– Извините, сэр Генри. Один момент.

Врач засунул лезвия обратно в коробочку, и только тут Шарп понял, что тот держит в руках машинку для кровопускания. Вместо старомодного скальпеля врач использовал устройство, которое считалось более быстрым и эффективным. Он прижал коробочку к руке полковника, опасливо взглянул на своего пациента и нажал курок.

– Вот так-то лучше! – Сэр Генри закрыл глаза, и на его лице появилась блаженная улыбка.

Струйка крови побежала по приготовленному врачом белому полотенцу.

– Еще, Партон, еще!

Врач покачал головой:

– Но, сэр Генри…

Симмерсон толкнул врача в грудь свободной рукой:

– И не спорь со мной! Проклятье, я же сказал: еще! – Он посмотрел на Хогана. – После порки меня всегда охватывает тоска, капитан.

– Это вполне понятно, сэр, – произнес Хоган, и Симмерсон бросил на него подозрительный взгляд.

Коробочка щелкнула еще раз, лезвия снова вгрызлись в жирную руку, по белому полотенцу опять потекла кровь. Хоган перехватил взгляд Шарпа, в глазах которого плясали искорки; казалось, еще немного – и он расхохочется. Шарп перевел взгляд на Симмерсона, который натягивал рубашку.

– Ты, должно быть, капитан Хоган?

– Да, сэр, – с улыбкой кивнул Хоган.

– А ты, черт возьми, кто такой? – Симмерсон повернулся к Шарпу.

– Лейтенант Шарп, сэр. Девяносто пятый стрелковый полк.

– Вот уж нет, ты самый настоящий гнусный позор, вот ты кто!

Шарп ничего не ответил. Он смотрел за спину полковника, в окно, на далекие голубые холмы, где французы готовились к сражению с британцами.

– Форрест! – Симмерсон поднялся на ноги. – Форрест!

Дверь распахнулась, и вошел майор, дожидавшийся вызова. Он выдавил робкую улыбку Шарпу и Хогану, а потом повернулся к Симмерсону:

– Да, полковник?

– Офицеру нужна новая форма. Позаботься об этом, пожалуйста, а потом не забудь вычесть стоимость из жалованья.

– Нет, – коротко сказал Шарп.

Симмерсон и Форрест уставились на него. Некоторое время сэр Генри ничего не мог произнести, поскольку не привык, чтобы ему перечили, а Шарп тем временем продолжал:

– Я офицер Девяносто пятого стрелкового полка и буду носить эту форму до тех пор, пока меня не переведут в другое подразделение.

Симмерсон начал краснеть, потом растопырил пальцы и заорал: